Без права на поражение (сборник)

войну закончил. Кто-то ушел в тюрьму за колоски на сжатом поле, кто-то также посажен — за

растрату. Думал об всем и подолгу. Знал, что сам рос при законе, воевал тоже за него.

«Теперь-то думай не думай, а вот не заметил, как полтора десятка отработал и как осень

новая наступила, и как плащ сменил на теплое пальто...— вернулся к началу размышлений и

зашагал к дому.— И завтра снова надо решать с Моисеенко, как быть дальше...»

А утром грохнул с порога:

— Должен заговорить Сырба. Хватит!

И зазвонил в Шадринск.

Еще раньше шадринцы встречались с сестрой и матерью Сырбы. Но те уклонялись от

прямых ответов, так же как и большинство деревенских:

— Где наши шоферы в страду ездят, никто не знает. Известно только, что дома не живут.

И Суетин велел рассказать родственникам, в чем подозревается Сырба.

Скоро в одной из шадринских деревень разыгралась семейная трагедия. Сестра и мать

узнали, что Сырба арестован не только за кражу зерна, но и по подозрению в убийстве. Когда

шок от этого известия прошел, родственники Сырбы с облегчением признались, что Сырба —

дурак и зря запирается, что все его попутчики живы и здоровы. Один из его дружков из соседней

деревни незамедлительно оказался в шадринском отделе милиции и охотно объяснил, что третий

приятель—житель Свердловска, отец сослуживца Сырбы по армии, инвалид войны, с протезом

вместо ноги.

Ни о какой драке новый шадринский «клиент» не говорил. Адреса инвалида не знал,

потому что тот встретил машину с зерном в Верхней Пышме, а не в Свердловске. А главное то,

что его самого на обратном пути высадили на свердловском вокзале, чтобы вернулся домой

поездом. Сырба отговорился тем, что нужно съездить кое-куда еще.

Суетин передал в Шадринск, чтобы сообщника Сырбы арестовали, послав телеграфное

уведомление об имеющейся на это санкции. Вместе с тем попросил склонить сестру и мать

написать Сырбе письмо и убедить его признаться следствию во всем, а главное назвать адрес

свердловского знакомого.

В тот же день, вызвав Сырбу на очередной допрос, Суетин объявил ему, что подозревает

его еще в одном: в причастности к убийству.

Сырба в ответ усмехнулся и только покрутил головой, настолько он был удивлен

сообщением следователя.

13

Следовательская практика знает много сильных психологических средств воздействия на

преступников.

Суетин не располагал фактами, достаточными, чтобы обвинить Сырбу в убийстве. Больше

того, он мог допустить, что Сырба действительно никого не убивал. Но в этом необходимо было

убедиться.

Поэтому, ожидая письмо, Суетин заставил Сырбу участвовать в одном «спектакле».

По первой пороше милицейская машина с Моисеенко, Суетиным и Сырбой выехала из

Верхней Пышмы. Через полчаса она была в Соколовке. Следователи вышли из машины, вывели

Сырбу, молча перекурили возле клуба, а потом поехали обратно, как будто только за этим и

приезжали сюда.

Сырба обреченно молчал.

На пустыре, возле места убийства, остановились снова.

Опять закурили.

Суетин видел, как впервые за эти дни Сырба вздохнул облегченно, словно вернулся в свое

родное раздолье, такое же чистое и беспредельное, как здесь, И уже не равнодушие, а какое-то

тихое раскаяние засветилось в его выпуклых глазах. Впервые он вздохнул по-человечески, по-

грешному. .

— Скажи, Сырба, тебе знакомо это место? — спросил его Суетин спокойно и дружелюбно.

— Проезжал, начальник, проезжал...— сознался тот.

— Не останавливался здесь?

— А зачем? — спросил он Суетина.— Я домой торопился.

Суетин видел, как нервно меряет шагами поляну Моисеенко.

— Послушай, Сырба... Ты можешь понять, что здесь сфотографировано? Место на

фотографии узнаешь? Или человека?

И он подал Сырбе копии фотографий останков убитого.

Сырба долго смотрел на фотографии. Не испуг, не отчаяние увидел в его взгляде Суетин, а

какое-то удивление. Наконец Сырба спросил тихо, почти с детским доверием:

— Это чего такое, начальник?..

Суетин взял у него фотографии и сказал всем:

— Поехали!

...Сырба, наконец, заговорил. Через день его хромой знакомый сидел в Верхнепышминском

отделе милиции. Ему тоже предстояло отправиться в Шадринск, по месту общего преступления

— кражи зерна.

Уезжал и Сырба.

Уезжал он светлый и радостный. В эти минуты, пожалуй, впервые он и Суетин

испытывали одинаковое чувство облегчения.

— Ты извини меня, Сырба, за тяжкое подозрение,— сказал ему на прощание Суетин.— Я

рад, что ты оказался не причастен к этому делу. Извиняюсь от души.— И улыбнулся ему: — А за

краденое зерно — не извиняюсь. За него ты получишь сколько полагается. Но это другое...

Но если Сырбе его судьба, хоть и незавидная, была ясна, следователь оказывался в

затруднении большем.

— Что дальше-то, Дмитрий Николаевич? — спросил невесело Моисеенко.

— Знаешь, Анатолий... схожу-ка я сегодня в баню. Попарюсь. А потом куплю эту...

самую... И посижу хоть один день дома как полагается.

14

Дмитрий Николаевич отдыхал.

Редкий случай: сидел с семьей и смотрел телевизор. «Клуб кинопутешествий» смотрел.

Показывали Исландию. Страна и природа — так себе, но удобная. Когда решили учредить

конституцию, все до единого соображающего жителя собрались вокруг горячих природных

фонтанов посреди снега — и учредили. Закон приняли: за рыбалку без разрешения — штраф, а

хочешь, так бери лицензию за деньги, как у нас на лося. Какие там могут быть заботы, скажем, у

полиции? Все друг друга знают, от приезжих двумя океанами отгорожены. А вот попробовали

бы в Верхней Пышме поработать!

Хотел отдохнуть вечер. Не получалось.

Вот сидит у телевизора, смотрит передачу о чужой далекой стране, а свои мысли не дают

покоя.

Где же все-таки запрятаны концы этого загадочного убийства? И сколько еще пройдет

времени, пока он проникнет в тайну преступления, скрытого годами, и найдет убийцу?

А почему обязательно найдет?..

Смотрел он фильм «Девять дней одного года». И понял, что следователи — как физики.

Сто раз ошибся, а не считай, что скатился вниз: думай поднялся выше, потому что по-старому

дальше не пойдешь, придумывать что-то новое требуется. Так и у следователя: десять тропок по

ложному следу пробежал за преступником, а на одиннадцатой все равно догнать должен. Потому

что нельзя, невозможно допустить, чтобы преступник ушел от возмездия.

«Найдем, все равно найдем!» — пригрозил неизвестному преступнику Дмитрий

Николаевич.

И подосадовал: хоть бы одно преступление попалось без многочисленных проверок, без

бесконечной черновой работы. Как у Шерлока Холмса: посидел в кресле, подумал, почитал

газетки разные с объявлениями, понюхал платок наодеколоненный и — раскрыл! Так нет ведь!

Обязательно требуется нервы измотать! Взять хоть бы наше дело... Ясно, что Сырба Мельника

не убивал. Но убит-то ведь Мельник, черт бы его побрал! С двадцать пятого года рождения, как

обозначено в документе. Оказывается, «не хромал». А который хромал? Отец? Где он? Ерунда

получается, честное слово, с этой молдавской родней... Ведь подумать только: восемь лет назад

уехали в Молдавию, а которого-то из них, да еще в такой неполноценности, можно сказать,

находят вон где! В Верхнепышминском районе Свердловской области! И ведь куда забрался-то:

на торфяник, на который добрый человек и с... не пойдет.

Кто кого убил, вообще?..

И упрямо твердил про себя: «Все равно найду! И скажу завтра всем, что найду! Пускай

меня даже обзовут хвастуном или еще хуже!..»

И пошел на кухню, где стояли остатки этой... самой...

15

Утром в кабинете Моисеенко Дмитрий Николаевич увидел старого знакомого.