«Перекоп» ушел на юг

Был отлив, вдоль острова, вдаваясь далеко в море, тянулась отмель. Залитые водой впадины, ямки на отмели сверкали, будто голубовато-розовые зеркала. Утро устанавливалось ясное. И не верилось, что в такое безмятежное утро на земле может идти война, что рядом с этим тихим островом только вчера потопили безоружный пароход и убили несколько человек, а многих ранили.

И все-таки на душе было хорошо, как в летний праздник, когда внутри у тебя все поет, радуется.

И вдруг в один миг тишина растаяла: все наполнилось шумом, писком, щелканьем, трелями каких-то неведомых птиц. Затем послышались резкие крики, урчание — это были голоса попугаев и обезьян. Казалось, все живое приветствовало нарождающийся день.

«Долго ли придется нам здесь жить, на этом далеком и чужом острове?» — подумал Бударин.

Первая встреча с населением острова

Шлюпки ткнулись в отмель, покрытую белым коралловым песком. Шатаясь от усталости, измученные всем пережитым накануне, люди с трудом выходили из шлюпок.

Бударин, Бердан и Бахирев пошли на разведку к джунглям. Когда они были уже у цели, оставшиеся у шлюпок моряки увидели, что из зарослей вышло несколько вооруженных карабинами людей, в темно-зеленых широкополых шляпах, коротких, до колен, брюках и безрукавках. Один из них, по-видимому офицер, сказал что-то сопровождавшим его людям, затем подошел к Бударину и о чем-то с ним заговорил. Вскоре после этого офицер подал команду, и солдаты отвели наведенные на наших людей карабины. Бударин же, повернувшись к шлюпкам, замахал рукой, приглашая моряков следовать на берег.

С большим трудом моряки прошли несколько десятков метров по отмели, отделяющей шлюпки от берега. Ноги глубоко увязали в песке, к тому же тяжелораненых Анну Николаевну, Андрианова и Михневича пришлось нести на руках.

В это время из зарослей показалось еще несколько человек — без рубах, в болтающихся вокруг бедер и свисающих ниже колен трусиках. «Малайцы!» — догадался Демидов. Тела и лица у островитян были коричневые, волосы иссиня-черные, прямые, зачесаны назад. Один из малайцев — высокий, худой, с седой головой — выглядел значительно старше других. Они взяли у обессилевших моряков тяжелораненых и понесли их через лагуну на берег, остальные принялись вытаскивать на отмель бот и шлюпки.

Двое военных подошли к морякам. Один из них заговорил на английском языке:

— Я — голландский лейтенант Петер Энгерс, а это — мои солдаты, — показал он на коричневых людей, одетых в форму и вооруженных карабинами, И добавил: — Я комендант острова Большая Натуна. Вы знаете, что Япония напала на США и обстреливает голландские острова на Тихом океане? Японцы обстреляли и Натуну.

— Знаем, слышали, — ответили моряки.

Лейтенант Петер Энгерс был еще совсем молодым человеком, и, как он ни старался казаться солидным, это у него не получалось. Говорил он быстро, часто перескакивал с одного на другое:

— Кто вы? Откуда? Ваша национальность?

Демидов ответил и подумал: «Может быть, голландцы помогут сообщить в Советский Союз о гибели нашего судна и части людей, о том, сколько у нас раненых? Может быть, с их помощью нам удастся поскорее выбраться домой? Или они переправят нас в Сингапур, а оттуда мы сами доберемся на Родину».

А лейтенант между тем продолжал:

— Это очень хорошо, что вы на своих шлюпках засветили ночью фонари, а то мы могли бы обстрелять вас. Мы думали, что это японский десант, и приготовились к обороне. Боялись, решили лучше умереть, чем сдаваться в плен. А вышло, что советские моряки с потопленного судна. Японцы наш остров уже несколько раз обстреливали. Вот и вчера в полдень здесь несколько раз пролетали японские бомбардировщики…

Бударина окружила группа малайцев и молча пристально рассматривала его. Маленький темнокожий мальчик с испугом и удивлением выглядывал из-за спины старого малайца. Видимо, островитян больше всего удивляли светло-каштановые волосы Бударина и его непонятная речь. И тут Бахирев вспомнил о своем узле. Он пошел прихрамывая к шлюпке, развязал узел, вытащил несколько пачек ленинградских папирос «Красная звезда» и, подойдя к Бударину, прошептал:

— Борис Александрович, покажите им красную звездочку.

Бударин передал малайцам папиросы, а одну пачку лейтенанту Петеру Энгерсу и, жестикулируя, начал попеременно показывать то на красную звездочку, то на себя и на моряков:

— Совет, Совет… Россия… Ленин… Москва…

На лицах малайцев появились улыбки, и взгляды их потеплели. Один из них быстро ушел и так же быстро возвратился с кокосовым орехом в руках. Взмахом ножа он надрезал орех с верхушки и передал его Бахиреву. Тот не сразу понял, что надо делать. Тогда малаец жестами показал: пить надо! Бахирев выпил глоток, предложил Петру Чулынину, тот отпил немного и передал орех Бакалову.

Малайцы замахали руками, показывая: пейте, мол, всё, мы принесем всем орехи. И действительно, они принесли еще несколько орехов и бананов и дали каждому моряку по ореху и по нескольку бананов.

Петер Энгерс продолжал официальным тоном задавать Демидову вопросы:

— Название судна? Куда оно шло? Зачем шло?

— «Перекоп» — название нашего судна. Шло на остров Ява. В порт Сурабая. Шло за грузом, — отвечал капитан.

Взяв от Бударина пачку папирос, Петер Энгерс долго ее рассматривал, затем улыбнулся и сказал:

— Я все сделаю, чтобы облегчить вашу участь. Жить пока будете в малайском поселке. — И, круто повернувшись, что-то сказал седоволосому малайцу, тот в ответ закивал головой.

— Русски, Руссия! — заговорили малайцы, знаками приглашая следовать за ними.

Моряки медленно направились в ближайший поселок, неся раненых. Малайцы горестно покачивали головой, прищелкивая языком и помогая нести носилки, которые они успели тут же связать из лиан.

Чем дальше моряки углублялись в джунгли, тем больше их одолевала жара. Густые деревья не могли смягчить своей тенью духоты от болотных испарений.

Анна Николаевна нет-нет да издавала тихий стон. По всему было видно, что ее сильно беспокоит больная нога. Простыня, смоченная морской водой, высохла, и рана начала гореть еще сильнее. К тому же и носилки, наскоро связанные малайцами из веток и лиан, были очень неудачны. Лоб и заострившийся нос ее покрылись крупными каплями пота.

Евдокия Васильевна изо всех сил старалась облегчить страдания Анны Николаевны и других раненых. Многие из тех, кто сам получил сильные ушибы, ожоги, стремились поддержать товарищей, оказавшихся в наиболее тяжелом состоянии. Они делились одеждой и не только не беспокоили просьбами измученную бессонной ночью Евдокию Васильевну, но еще спешили помочь ей чем могли. Особенно внимателен к ней был кочегар Илья Радченко.

Моряки долго пробирались в глубь джунглей по еле заметной тропинке. Но вот из-за сплетений лиан показалось среди пальм несколько хижин, стоявших высоко на сваях. Окна в хижинах заменяли отверстия, забранные решетками, без стекол, но со ставнями из бамбука. И, несмотря на жаркий день, над многими хижинами поднимались в чистое небо прозрачные трепетные дымки.

Лестницы в эти хижины заменяли бревна с зарубками вместо ступеней.

Это был малайский поселок Танью.

Моряков удивила странная тишина: здесь не было видно ни детей, ни стариков, ни женщин. Однако вскоре они заметили, что несколько женщин, похожих на китаянок, осторожно раздвинув лианы и отклоняя сизые широкие листья бананов, испуганно смотрят на моряков. Наконец одна девушка с черными, словно смоль, волосами, с серебряным монистом на шее, в белой трикотажной безрукавке, туго обтягивающей ее высокую грудь и плечики, и в темной короткой узкой юбочке вышла из-за кустов, боязливо взглянула на непрошеных гостей и быстро убежала обратно.