Веселое горе — любовь.

Быстро одевшись, я побежал к лодке, спрятанной неподалеку.

Спеша вдоль контрольной полосы — только птица может перелететь эту полосу, не оставив на ней следа — я заметил на мягком грунте отпечатки пары ичигов.

Кто-то с юга на север пересек границу!

Что было делать? Идти по следам? Бежать к товарищу? Возвращаться на остров?

Я решил найти сержанта Ишонкова.

Илья стоял на прежнем месте с винтовкой наготове, а возле него, лицом вниз лежали на земле те самые два нарушителя, которые открыто переплывали Аму-Дарью. Сержант ждал меня.

Мы сразу почему-то решили, что скрывшийся нарушитель — самый опасный враг. Собственно, не «почему-то», а по совершенно определенным причинам.

Эти двое, плывшие открыто, конечно, мелкая сошка. Ими пожертвовали, чтобы отвлечь внимание. Тот, кто остался на острове под охраной Волка, очевидно, новичок, и едва ли ему поручили что-нибудь серьезное.

Оставался этот — ушедший в глубь нашей земли — опытный и смелый человек. Трус не пошел бы днем.

Наши кони стояли в небольшой лощине, укрытые высокими камышами. К седлу ишонковского коня была приторочена клетка со старой почтовой голубкой — Синей Стрелой. Это имя она получила за быстроту полета, за то, что всегда шла к голубятне по прямой.

Тут мне придется сделать небольшое отступление. До армии я окончил технический институт и получил звание инженера по радиотехнике. Возможно, поэтому я иронически относился к почтовым голубям. Даже подсмеивался над товарищами, уверявшими, что голуби, как и собаки, могут сыграть большую роль на границе.

Синюю Стрелу взял с собой сержант Ишонков. И вот тогда, когда мы раздумывали, как быстрее сообщить на заставу о случившемся и попросить помощи, Илья вспомнил о Синей Стреле.

— Посторожи этих, — кивнул он мне на задержанных, — я побегу за голубкой.

Там же, у лошадей, Ишонков написал записку и, вложив ее в зажимной портдепешник на ноге Синей Стрелы, выбросил голубку в воздух.

Через полчаса застава уже преследовала скрывшегося нарушителя. Мы нашли его в камышах, в двенадцати километрах от реки.

Поняв, что ему не уйти, нарушитель бросил нож и потребовал старшего начальника. Он, видите ли, бедняк, мечтающий о новой жизни в стране, где нет бедняков. Он сам — родом из этих мест, но родители его поступили неосмотрительно, бежав на юг после революции. Он желает исправить ошибку своих родителей. Наша конституция будет бальзамом для его израненной нищетой души. И все в таком же духе.

— Остальное вы, верно, знаете, — заключил рассказ Леванов. — Оставленный на острове нарушитель оказался на месте. Трех перебежчиков задержал старшина Романов со своим напарником. Все семеро попали в наши руки.

Молчаливый Ишонков кивнул головой, подтверждая, что все сказанное товарищем — правда.

Утром на заставу вернулся Андрей Павлович. С ним приехали два пожилых офицера, оба — в звании полковников.

— Так ты говоришь, Андрей Павлович, что уверен, а? — спросил один из них капитана. — Ну что ж — показывай.

Мы все вместе зашли в помещение, где отдельно от других задержанных находился человек, назвавшийся Анвиром.

Он сидел около миски с нетронутой едой и даже не встал, когда вошли офицеры.

— Здравствуй, Али-бек! — сказал полковник Котенко. — Опять к нам непрошеным гостем?

Задержанный медленно поднял голову, пристально посмотрел на полковника. Казалось, он колеблется. Внезапно в его покрасневших узких глазах вспыхнул сатанинский огонек:

— Здравствуй, политрук Котенко!

— Вспомнил! — усмехнулся офицер, — Не испортилась у тебя, выходит, память за эти двадцать лет.

Через час, когда офицеры уже заканчивали допрос, полковник Котенко сказал задержанному:

— Недолго ты все-таки запирался, Али-бек!

Старый басмач зло оскалил зубы:

— Я проиграл эти скачки, полковник. Меня бы все равно выдали люди, переплывшие со мной Аму. У этих баранов нет никакого понятия о чести.

Помолчав, Али-бек осведомился:

— Могу я задать капитану вопрос?

Получив разрешение, Али-бек спросил:

— Скажи, капитан, как ты узнал, что я перешел границу? Хорошо знаю, что на этом участке был только один дозор. Я обошел его. Кто доставил тебе эту весть?

Андрей Павлович позвонил. Явился солдат.

— Быстро — Синюю Стрелу!

Через минуту солдат вернулся с голубкой.

Али-бек внимательно осмотрел птицу, беспокойно поводившую головой, и, криво улыбаясь, сказал:

— Воля Аллаха на все, начальник заставы. Ты можешь расстрелять меня и получить большую награду. За голову Али-бека тебе много заплатят.

— Ты и так — стреляная птица, — зло усмехнулся Андрей Павлович. — Мы не убиваем пленных, это ты знаешь не хуже нас. А что касается награды, то я уже получил ее: такого гуся, как ты, не всякому удается поймать!

ЧУК И ГЕК

Уже вечерело, когда раздался продолжительный звонок в прихожей. Я открыл дверь. На пороге стоял добрый десяток школьных и дошкольных мальчишек.

Поздоровавшись хором, они прошли в комнату и сейчас же расселись, кто где сумел.

— Ну, вот, — сказал главарь юнг Пашка Ким, круглый отличник и задира, — мы пришли.

Старшая дочь немедленно исчезла из квартиры: девчонки в шестнадцать лет почему-то презирают мужское общество. Зато Леночка тотчас же помчалась на кухню — включать электроплитку. Раз они гости, — она это твердо знала, — значит, должны пить чай.

Юнги не обратили никакого внимания на моих дочерей. Пашка окинул взглядом свою морскую гвардию и заявил непоколебимо, не допуская возражений:

— Так мы пришли слушать про голубей.

Я уже знал через специальных вестовых, что мальчишек интересует один из фронтовых эпизодов, о котором я как-то упомянул в разговоре.

— Ну что ж, — согласился я. — Расскажу вам о разведчиках Ване и Жене и о голубях, которых они назвали Чук и Гек.

В это время Леночка вошла в комнату с целой грудой блюдечек и чашечек и стала расставлять их возле гостей.

Тогда Пашка сказал ей:

— Иди-ка ты, малявка, в куклы играй. Видишь, люди делом заняты.

Леночка пожала плечами, поглядела в потолок и сказала потолку:

— Противные мальчишки.

Из этого нетрудно заключить, что и ей когда-нибудь тоже будет шестнадцать лет.

— Так вот, — начал я, когда в комнате опять воцарилась тишина. — Было это, ребята, в лесах и болотах под Старой Руссой в самый разгар боев. Уже в июле сорок первого года мы остановили здесь врага и, закрепившись, сами стали переходить в контратаки.

В тылу у противника разворачивали боевые действия наши партизаны. Иногда они перебирались через линию фронта и сообщали командованию Красной Армии о силах и намерениях врага.

Однако тогда эта связь была еще плохо налажена — от случая к случаю. Раций многие отряды не имели.

В середине августа командующий одиннадцатой армией получил сведения, что в районе реки Ловать перейдут линию фронта храбрые партизанские разведчики братья Костровы.

Редакция поручила мне встретиться с ними и написать очерк в газету.

Я вышел к Ловати с работниками армейской разведки, очень смелыми и неразговорчивыми людьми, которых давно знал. Оба мои спутника несли по чемоданчику, курили одну папиросу за другой и молчали.

Ночью, когда мы достигли Ловати, выяснилось, что Костровы линию фронта не перешли. Что случилось?.. Неужели их схватили немцы?.. А может, братья подозревали, что за ними следят и, стараясь запутать врага, колесили по лесу? Все может быть...

Майор-разведчик пристально посмотрел на своего товарища и спросил:

— Что скажешь, капитан?

— Надо идти.

— Надо.

Больше они не проронили ни слова.

Мне стало ясно: командиры решили двигаться навстречу Костровым через линию фронта. Конечно же — были срочные дела, и следовало как можно скорее встретиться с братьями.

Я на один миг подумал: «А зачем мне идти?» — и сразу стало стыдно. «Как же так? А очерк для газеты? Не могу же явиться в редакцию с пустыми руками!».