Интерконтинентальный мост

Анадырская набережная носила на себе следы увлечения искусственными украшениями: мраморный берег тянулся далеко вверх по лиману, открывая широкое поле, где в летние солнечные дни гуляли жители окружного центра.

Поначалу и в Уэлене намеревались закрыть камнем живой берег лагуны, но потом хватило разума сохранить естественный зеленый дернистый берег. И здесь было бы лучше, если бы остался живой, ничем не нарушенный, первозданный берег Анадырского лимана.

Хорошо хоть научились наконец строить приличное жилье на Севере. А то ведь почти до конца прошлого столетия не было даже научно обоснованных норм жилья для северянина. Видимо, полагали, что раз здешние люди тысячелетия прожили в ярангах, то всякое более или менее благоустроенное жилье они воспримут как благо. Так и было: неизбалованный коммунальными удобствами северянин за короткое время безропотно прошел стадию однокомнатных домишек, затем бетонных коробок с постоянно выходящим из строя отопительным оборудованием, далее серию «Арктика», за ней, к счастью, неосуществленные полуфантастические проекты строительства северных городов под колпаками, чтобы создать северянину «комфортные условия не только в квартире, но и за ее пределами», как писалось в комсомольских газетах тех лет. Ярким примером бездумного отношения к Северу был так называемый Дворец пионеров и школьников на Чукотке, возведенный с большой помпой в начале семидесятых годов прошлого столетия и снесенный уже в начале нынешнего. Он был спроектирован представителем какого-то южного народа, никогда не слышавшего, что такое вечная мерзлота. Долгие годы при Дворце пионеров сиял голубым кафелем пустой и удручающе сухой бассейн, к которому никак невозможно было подвести тундровую воду. По нижнему этажу, рассчитанному на южное солнце, невозможно было пройти без теплой шубы даже летом, ибо холод вечной мерзлоты проникал сюда сквозь незащищенный пол… Такого рода промахи в те годы были нередки. И, к счастью, после создания соответствующих институтов, действительно ответственных за свои рекомендации, эти упущения постепенно прекратились.

Иван Теин посмотрел на часы и заторопился в гостиницу.

Машина уже стояла у подъезда, и Семен Дулган укоризненно посмотрел в глаза Ивану Теину, однако ничего не сказал.

Председатель окружного исполкома жил в просторном доме над Казачкой, за старой плотиной. Он занимал целый этаж небольшого дома старой постройки, и первое, что подумалось Ивану Теину, когда он открыл дверь, что по ошибке попал в детский сад. Хор детских голосов оглушил его, и в прихожую вместе с Григорием Окотто выбежала, выкатилась на каких-то велосипедах-самокатах целая толпа ребятишек.

— Это, что же, все ваши? — не удержавшись, спросил Иван Теин.

— Внуки и внучата! — с нескрываемой гордостью сказал Григорий Окотто. — Вон Валентинины, эти Сергея-младшего, вон те двое близнецов — Григория-младшего. А этот — самый храбрый и самый маленький — нашего младшего сына Владимира. Все они живут с нами, наши дети, невестки, зятья. Так веселее.

— Не шумно? — осторожно спросил Иван Теин.

— Это прекрасно! — с энтузиазмом возразил Григорий Окотто. — Когда мы с Айнаной жили по заграницам, домашняя тишина нам осточертела. Тихими вечерами мы мечтали о том, как поселимся на Чукотке, соберем всех наших под одной крышей и будем глохнуть от детского смеха, визга и даже плача.

— И мечты наши сбылись! — с улыбкой объявила хозяйка, появившись в дверях.

Обед был простой, но вкусный. Было одно типичное анадырское блюдо: вареные малосольные лососиные брюшки.

— Копальхен [9] еще делают в Уэлене? — спросил Григорий Окотто.

— Делают, — ответил Иван Теин. — Думаю, что у запасливого Саши Вулькына можно даже итгильгын [10] найти.

— Что ты говоришь! Скажи, чтобы для меня приберег кусочек, — попросил Окотто. — Возможно, что мне придется принимать высокого гостя.

— Да уж как-нибудь найдем для вас, — пообещал Иван Теин, с затаенной завистью оглядывая весь этот шумный табор, в каком-то непостижимом для него порядке рассевшийся за длинный, во всю большую комнату обеденный стол.

Несмотря на это, за столом царил порядок, и Иван Теин по напряженному лицу Айнаны понимал, что это достигалось нелегко.

— Мы с Иваном Теином будем пить чай в кабинете, — сказал Григорий Окотто.

В кабинете все же был слышен усилившийся шум в столовой: видимо, дети наконец-то почувствовали себя вольнее.

Пока одна из невесток или дочерей (Иван Теин совершенно запутался в многочисленной родне председателя окружного исполкома) расставляла чайные чашки на низком столике, в кабинете царило молчание.

Поблагодарив за принесенный чай, Григорий Окотто плотнее прикрыл дверь, уселся напротив. Иван Теин спросил:

— Вы не можете мне сказать поподробнее о планах изменения хозяйственной политики на Севере?

— Это серьезные, грандиозные планы! — с воодушевлением произнес Григорий Окотто. — По существу, арктические народы нашей страны первыми в мире начнут эксперимент по приведению в полный баланс хозяйственной деятельности с природным окружением… Сохранив все хорошее, что у нас было, мы вырвемся далеко вперед. Будут построены новые безотходные предприятия по переработке продуктов морских зверей — от китов до мелких тюленей и рыбы. В оленеводстве начнется строительство специальных загонов — пастбищ по усиленному откорму оленей… Вы ведь знаете опыт острова Врангеля?

Остров Врангеля еще в семидесятых годах прошлого столетия, в ту пору, когда началось движение за охрану окружающей среды, был объявлен первым в мире Арктическим заповедником. Но, как это тогда водилось, все было сделано наспех, непродуманно и даже временами преступно. Например, стали метить белых медведей такими огромными черными надписями на белоснежной шкуре, что их даже полуслепой старый тюлень видел на большом расстоянии. Порастеряли оленей. К тому же ликвидировали отделение совхоза и эскимосское селение. А людей, когда-то оторванных от родной земли, из бухты Провидения еще в двадцатых годах прошлого века для колонизации острова начали расселять по другим местам. Но нашлись мудрые люди, ученые, которые сумели доказать, что человек сам часть природы и надо научиться так хозяйствовать на земле, так использовать природу, чтобы была взаимная выгода и польза. И первый арктический эксперимент по сохранению флоры и фауны решили дополнить этими экспериментами, и выселенных было эскимосов вернули обратно.

— Опыт острова Врангеля в оленеводстве будет распространен и на остальные хозяйства Чукотки, — сказал Григорий Окотто. — То, о чем мы сейчас говорим, будем выносить на всенародное обсуждение. Разговор с председателями сельских Советов начинаю с тебя…

В день отъезда установилась тихая, ясная погода, предвестница долгой зимней пурги. Иван Теин решил лететь на пассажирском тихоходном дирижабле «Ванкарем». Он уходил на рассвете, чтобы дать возможность пассажирам с небольшой высоты полюбоваться берегами Чукотского полуострова.

Дирижабль взмыл ввысь у подножия горы Святого Дионисия и взял курс на северо-восток. Медленно проплыл по левому борту город, россыпь ярких, разноцветных зданий, среди которых выделялись Дворец Советов и причудливое сооружение службы вечной мерзлоты.

Поднималось низкое зимнее солнце, окрашивая в розовое снежные вершины Золотого Хребта. Были видны разбросанные по маршрутам оленьих стад бригадные дома. Обычно снег возле них был утоптан, а из высоких труб вился дымок. Редко, но можно было заметить и яранги. Они обычно прятались в защищенных от ветра долинах, в тихих распадках.

А кругом на огромные пространства простиралась тундра, переходящая в горы, спускающаяся низинами к морскому побережью.

Проплыл поселок Уэлькаль, один из центров добычи тюленей. Там находился небольшой завод по приготовлению особо чистого тюленьего жира, идущего на медицинские цели.