Рассвет над морем

Фредамбер тоже налил себе рюмку чистого виски. Выпив и закурив, он обратился к Риггсу:

— Меня еще интересует, сэр, — как же теперь будет с Польшей? То есть какова будет в отношении Польши политика Франции и Англии?

Риггс ответил сразу:

— Польская проблема, Фредамбер, будет стоять отдельным вопросом на Парижской конференции. Там она и будет окончательно разрешена. Но мы имеем право забежать вперед. Позиция президента в этом вопросе недвусмысленна. Польша, конечно, должна стать антироссийским буфером, какова ни будет в дальнейшем Россия — даже если будет вполне пристойная Россия, капиталистическая. Все дело в том — чья это будет сфера, кто обеспечит себе там влияние? На это влияние претендует Франция. Потому, как вам известно, во Франции сейчас и формируется спешно польская армия под командованием генерала Галлера. Но мы были бы идиотами, если бы отдали такой лакомый кусочек, — ведь там же нефть, Фредамбер, в этой самой Галиции! И, конечно, в Соединенных Штатах сейчас тоже начали спешно формировать польскую армию — в противовес французской. Польша будет одной из наших с вами первейших задач; этот вопрос мы должны будем изучить здесь на месте и представлять президенту по ходу Парижской конференции наши соображения. Конечно, пока это нам трудновато, так как до территории Польши еще далеко. Но потому и следует особо поторопиться с поддержкой украинской директории, чтобы на плечах украинских националистов поскорее докатиться до границ Польши. Надеюсь, — пренебрежительно мотнул головой Риггс, — что в начале нового года мы с вами будем уже под Варшавой. Ну, там, конечно, придется начать войну между поляками и украинцами, вымотать и тех и других, сделать более сговорчивыми и украинских и польских претендентов на галицийскую нефть, ну и вообще… вы сами понимаете. Вам, Фредамбер, в связи с Польшей будет специальное задание. Имейте в виду, что полякам покровительствует сам папа римский — Бенедикт Четырнадцатый, кажется? Он сейчас настойчиво проводит здесь свою политику через варшавского кардинала Ратти и румынского… черт, забыл, как его там! А у папы изрядный аппарат в самой французской армии, которую вы имеете честь здесь возглавлять. В каждом батальоне — капеллан! Этим надо будет специально заняться — прибрать к рукам этих капелланов. Религия, Фредамбер, великое дело! Кстати, — перебил он себя, — вы какого исповедания?

— Я католик, сэр.

— Прекрасно! Так вот, вы и разберетесь во всех этих католических делах, я вас только свяжу с папскими резидентами. Потому что я, знаете ли, могу и напутать. Вы ведь понимаете толк во всем этом? Ну, кто там папа римский, а кто православный патриарх? Вы, кажется, родом из России?

— Да, сэр. Мой отец был служащим одесского трамвая, принадлежавшего франко-бельгийской компании. Одновременно он был и агентом франко-бельгийской угольной компании в Донбассе, экспортировавшей уголь через одесский порт.

— О! Так вы — одессит, Фредамбер!

— Я уехал отсюда совсем маленьким мальчиком, сэр. Моему отцу для продвижения по службе пришлось принять православие, но я остался католиком. Меня учили в Константинополе. Затем я окончил торговую школу в Риме и одновременно миссионерскую коллегию при Ватикане…

— О, так вы ксендз, Фредамбер!

— Нет, сэр. Наша бельгийская компания готовила кадры для Африки и требовала, чтобы каждый агент имел военное образование. Я поступил в военную школу в Брюсселе… А поскольку интересы франко-бельгийской компании в то время сосредоточились во Франции и мне пришлось переехать туда, то, имея военную специальность и прослужив в интересах нашей компании несколько лет офицером французской армии, совмещая это, разумеется, с представительством нашей фирмы, — я должен был окончить и академию генерального штаба в Париже… В Америку я ездил уже в качестве офицера французской армии и вице-директора франко-бельгийской компании.

— Мои комплименты, полковник! — с восхищением сказал Риггс. — Вы настоящий американец и можете стать доблестным американским солдатом.

Фредамбер скромно поклонился.

Ева Блюм тоже выразила свое одобрение:

— О девушке с такой биографией сказали бы, что она… пикантная бестия.

Риггс тем временем снова налил себе виски, прибавил немного содовой и наполнил рюмку Фредамбера.

— Только одну, Фредамбер! — сказал он в ответ на протестующий жест Фредамбера. — Подкрепитесь. Вам придется сейчас сосредоточить все свое внимание. Я решил прочитать вам лекцию. За время пребывания во французской армии вы, я вижу, сильно отстали. И мой долг — пополнить ваше образование. По всем трем специальностям, которыми вы владеете, — торговой, духовной и военной, — для того чтобы вы с честью справились с четвертой и основной — американского разведчика! Так вот, мотайте на ус!

Риггс поднялся. Фредамбер тоже встал — подчиненные встают, когда стоят их начальники. Но Риггс положил Фредамберу руку на плечо и так нажал, что тот не устоял на своих тонких, изогнутых ножках и вынужден был снова сесть.

— Вы сидите, а я буду стоять. Я всегда стою, когда читаю лекции: старая привычка педагога. По специальности я педагог, Фредамбер. Лекции по разведке — мой основной предмет. В программе закрытых школ госдепартамента и генерального штаба. Вы должны хорошенько запомнить все, что я скажу. Ева, ты можешь спать, тебе это неинтересно.

Журналистка не отвечала. Она уже спала.

— Надрызгалась! — с отвращением констатировал Риггс. — Поверите: прекрасный работник, но пьет… Терпеть не могу пьяных женщин! Это, знаете, противоречит моим моральным устоям. И кто бы подумал, что она — дочь благочестивого пресвитерианского проповедника!.. Ну, черт с ней, пускай себе спит! Мы потом позовем коридорных, и они снесут ее в номер… Так вот, слушайте, Фредамбер!..

Риггс отхлебнул большой глоток из своего стакана и начал:

— США — самая миролюбивая страна на свете, Фредамбер. Это наш официальный девиз: мы, деятели американской политики, никогда не должны упускать случая твердить всем и каждому о нашем миролюбии.

Риггс сделал еще глоток.

— Но только последние дураки могут верить басне, что Америка не умеет воевать. Наш военный опыт, Фредамбер, не меньше, чем у любой страны, которая вопит о своей воинственности и военной мощи. Мы за всю свою историю вели войн больше, чем любая европейская страна, известная своим милитаризмом. Но мы никогда этим не хвастали, чтобы такой идиотской похвальбой не восстановить против себя общественное мнение, — ведь люди хотят жить мирно, Фредамбер! Вы понимаете, таким образом, какое направление должна иметь вся наша пропаганда? Вам это надо как следует запомнить, поскольку вы возглавляете здесь оккупационную армию.

Фредамбер кивнул.

— Войны мы ведем непрерывно — колониальные, полицейские войны, устанавливая спокойствие и порядок среди всяких там филиппинцев или кубинцев, которые не желают подчиняться нашему мирному проникновению. В США, как вам, конечно, известно, главенствует «доктрина Монро» и основанная на ней политика изоляционизма. К себе, в наш «новый свет», мы никого не пускаем. Но мы, упаси боже, никого силой оружия и не завоевываем! Мы завоевываем бизнесом. И завоевать должны всех. Но всякий бизнес надо охранять при помощи оружия. К тому же война сама по себе — это прежде всего доходнейший бизнес. В эту паршивую мировую войну с оружием в руках мы вступили в самом конце, когда уже настал момент двинуться в поход и побеждать. Но доллар, конечно, был мобилизован и воевал с первого дня войны — руками французов, англичан, румын и прочих сербов. И сейчас все эти «победители» в наших руках. Они задолжали нам столько долларов, что теперь им уже из этих долгов никогда не вылезть. Воевали мы и руками русских, да только они устроили у себя революцию и отбились от рук. Это первая причина, по которой мы с вами очутились здесь, в этой одесской дыре. Но хотя на фронтах и одержана военная победа над немцами, а в Париже начинается мирная конференция, доллар своей войны против германских претензий на мировое господство еще не прекратил. Наоборот, доллар сейчас только начинает настоящую войну — и в самой разгромленной Германии и ее бывших колониях. Он будет воевать там один либо в содружестве с английским фунтом и французским франком. Фунт и франк, знаете, надо поддержать, подкормить, чтобы пожирнее было блюдо к обеду. Может, выпьем перед обедом по русскому обычаю?