Рассвет над морем

— Благодарю! — поклонился Фредамбер. — Это мне очень лестно.

— В госдепартаменте, — сказал Риггс, — и в Эф-Би-Ай [33] о вас тоже самого лучшего мнения.

Фредамбер подтянулся и искоса взглянул на рыжую журналистку.

Риггс сказал:

— Все — о’кэй! Я — разведка, Ева — контрразведка. Полный комплект.

Фредамбер почтительно склонил голову.

Риггс, сощурив глаз, смотрел на Фредамбера. Он разглядывал его и оценивал.

— До войны вы получали три тысячи долларов в год?

Фредамбер снова склонил голову.

— Со дня объявления войны шесть?

— Абсолютно точно, сэр…

— И с переходом в вооруженные силы, действующие на Востоке, двенадцать?

— Вы хорошо информированы, сэр.

— Я должен иметь точные сведения обо всех своих сотрудниках. Со дня вашего прибытия сюда в составе оккупационной армии и во главе ее вы будете получать двадцать четыре тысячи.

— Очень благодарен, сэр. Весьма тронут.

— Ваш стаж?

— Пятнадцать лет в кадрах французской армии, сэр.

— Я спрашиваю про американскую разведку.

— С сентября тысяча девятьсот третьего года.

Риггс усмехнулся.

— Ваш стаж ровно на пять лет больше моего. Прошу прощения, что вам придется подчиняться младшему стажем.

— На нашей работе это вполне естественно, сэр. Здесь под моим началом генералы и адмиралы.

— Ну, чины русской армии, да и французской тоже, не имеют значения.

Он взял бутылку виски.

— С вашего разрешения, сэр, я воздержусь.

— Тоже французская привычка?

— Нет. У меня еще много дел сегодня. В американских интересах.

Риггс налил себе и выпил.

Затем Риггс откинулся, оперся спиной о другой чемодан, стоявший сзади, и положил ноги на третий.

Фредамбер отложил в сторону свое кепи с галунами полковника французской армии и нашивкой генерального штаба и расстегнул воротник френча.

— У вас тут жарко, сэр. Вы разрешите, мисс?

Рыжая журналистка удивленно подняла брови. Похоже было, что она не привыкла, чтоб перед нею извинялись за непорядки в одежде. Затем она сказала:

— Меня зовут Ева.

— Жарко, — согласился Риггс и закурил новую сигарету. — У вас только что на приеме были дипломаты украинской директории.

Фредамбер удивленно поглядел на него:

— Вам это уже известно?

— Один из них десять минут тому назад докладывал мне — он наш с вами коллега. Почему вы их выгнали?

Фредамбер пожал плечами.

— Мы не имеем указаний командования поддерживать украинскую директорию.

— Это французская политика? — сердито спросил Риггс.

— Нам здесь не известна еще ни французская, ни английская, ни американская политика в отношении директории… Когда мы ехали сюда, здесь был еще гетман, и вся политика ориентировалась на него. Нас еще не информировали — придерживаться ли той же политики, или будет какая-нибудь новая.

Риггс раздраженно заметил:

— Какая бы ни была новая политика, она во всяком случае будет против большевиков. Раз директория предлагает воевать против большевиков, пускай воюет. Старая ли, новая ли политика — она может быть только одна: каждый, кто воюет против большевиков, нам годится.

— Но, — неуверенно проговорил Фредамбер, — войска директории состоят сейчас в значительной своей части из повстанцев против гетмана. Там ведь не только сечевики и гайдамаки — петлюровская гвардия. Директория старается привлечь к себе и всякую настроенную по-большевистски голь…

Риггс прервал его:

— Любые солдаты и в любом месте могут быть настроены по-большевистски. Но солдатами командуют и отдают им приказы офицеры. А офицерами командуют и распоряжаются правительства.

— Но ведь, — нерешительно сказал Фредамбер, — сам глава их правительства Винниченко в своих выступлениях бросает лозунги чуть ли не большевистские…

Риггс остановил его движением руки:

— Постойте! Винниченко бросает большевистские лозунги?

— Очень схожие, во всяком случае на первый взгляд, с большевистскими. О земле, о советах, правда не рабоче-крестьянских, а «трудовых», из представителей разных партий…

— Постойте, постойте! — нетерпеливо прервал его Риггс. — Меня не интересует программа мистера Винниченко! Но вы сказали, что он оперирует лозунгами, сходными на первый взгляд с большевистскими! На первый взгляд — этого вполне достаточно.

Риггс хлопнул ладонью по чемодану.

— Да ведь, выбрасывая большевистские лозунги, он сбивает с толку большевистски настроенную голытьбу, отрывает ее от настоящих большевиков и привлекает к себе! Слушайте! Да он ловкий парень! Мы прикажем ему побольше швыряться большевистскими лозунгами. Пусть обещает все, что угодно: землю, волю, что там еще… Только — после окончания войны против большевиков. А тогда будет другой разговор! А?

Риггс торжествующе смотрел на Фредамбера.

— Я, кажется, сделал гениальное открытие? А, Ева? Тысяча долларов против одного цента, что Вудро запатентует мое открытие и заплатит мне премиальные! — Риггс весело захохотал. — Президент у нас вообще демократ и любит демократическую фразу. Кроме того, он верный католик. Во Франции, знаете, его принимали как нового Христа-спасителя. Газеты Европы называют его новым мессией! — Риггс совсем развеселился. — Гениальное открытие! Безусловно, это поможет выиграть войну против большевиков, во всяком случае здесь, на Украине, и никак не противоречит традиционной демократической политике США: демократическая платформа и право сильного!

Риггс укоризненно покачал головой.

— Ах, Фредамбер, Фредамбер! Вы, кажется, прошляпили! Поймите: фраза всегда должна быть как можно звучнее, а дело как можно точнее! Ваша директория может стать отличным буфером, а пожалуй, и громоотводом от большевиков на Украине. Пускай швыряется лозунгами, похожими на большевистские, и морочит пока украинской голытьбе головы. Вы прошляпили, Фредамбер! К чему ждать указаний? Пускай их ждут французские цыплята и английские индюки. А мы будем сразу действовать. Как мы будем здесь действовать — такие и будут указания. Они там, в Париже, решают на основании наших же с вами рекомендаций. Так как мы ведь здесь — на месте и в курсе дел. Доклады президенту лично я отправляю еженедельно, а иногда и чаще. Так что решаем здесь мы с вами!

Фредамбер подергал щекой и бровью, что должно было у него изображать улыбку.

— Но, мистер Риггс, вы еще не в курсе дел. Вы только что приехали и еще не ознакомились с местной обстановкой.

— Довольно того, что я уже здесь! — Риггс взглянул на Фредамбера. — А какая собственно обстановка?

Фредамбер развел руками.

— Здесь есть еще русская белая добрармия. Она — основная здесь антибольшевистская сила, но она ненавидит директорию и не пойдет на соглашения с ней.

— Мы можем ей приказать, — небрежно сказал Риггс. — Или прикажем директории, чтобы она пошла на соглашение с добрармией.

Фредамбер изобразил на лице сомнение.

— Здесь есть еще белые польские легионы. Это тоже значительная антибольшевистская сила…

Риггс, перебивая Фредамбера, поднял кверху палец.

— Поляки, — сказал он, — это существенно! Вам, конечно, известно, что Франция готовит целую польскую армию. Но пусть вам будет также известно, что польскую армию готовит сейчас и Америка!

— Но, — все-таки закончил свою мысль Фредамбер, — какое бы то ни было согласие между поляками и директорией абсолютно исключено. Они претендуют на одни и те же территории: Галицию, Волынь, Подолию…

— Ерунда! — отмахнулся Риггс. — Территории будем делить на Парижской конференции.

— Но они ни за что не объединятся — украинцы, поляки, деникинцы! — горячо заверил Фредамбер.

— Ерунда! — снова отмахнулся Риггс. — Объединятся их вожаки, мы им прикажем.

— Но ведь они начнут грызться между собой, заведут междоусобицу.

— Отлично! Значит, вместе они никогда не повернут своих штыков против нас.

Фредамбер умолк, все еще колеблясь. Риггс внимательно разглядывал его.