Люди на болоте. Дыхание грозы

рядом этот, "партейный до ниточки". У Глушака вдруг появилось подозрение:

а может быть, "партейный" этот не землемер вовсе, а какой-нибудь

начальник. "Из ГПУ, видно, приволокся, пронюхать хочет, что и как, Харчева

приятель..."

Рассуждая, прикидывая, старик внимательно слушал, что говорил Дубодел.

Но хотя Глушак и не пропускал ни слова, многого, как и другие на собрании,

он не понимал или считал не стоящим внимания. Криворотый долго и нудно

говорил не о деле, а о политике. Только когда Дубодел перешел к

землеустройству, старик насторожился. Дубодел, однако, опять долго

объяснял то, для чего нужно переделять землю и какой это важный замысел -

землеустройство; томил, пугал Глушака неопределенностью. Чем дольше он

говорил, тем больше пропадала у Глушака робкая надежда на то, что, может,

все минует, обойдет его эта беда. Ощутил неприятную слабость, когда

Дубодел объявил:

- У нас тоже комиссия, которая была избрана по всем законам на общем

собрании деревни Курени, нашла разные факты. А именно - неправильную

запись земли для сельсовета, что в свою очередь привело к неправильной

оплате налога со стороны этих укрывателей...

- А кто такие эти укрыватели? - не выдержал Андрей Рудой.

- Можно и назвать, хотя избранный председатель этой комиссии вашей

деревни Дятел Миканор в своем рапорте после меня обо всем доложит сам. Это

такие лица, как Черняк Прокоп, Дятел Змитро...

Он, видно} назвал бы всех, но Митя, услышав свою фамилию, оборвал его,

крикнул во весь голос:

- Это все - ерунда!

Дубодел возмутился:

- Что - ерунда?

- Все! - с пьяной непоколебимостью пояснил Митя.

В хате засмеялись, захохотали.

- Неправильно записано! - отозвался не очень уверенно, скорее для виду,

Прокоп.

- Вы, дядько, помолчали бы! - не выдержал, вскочил Миканор, готовый

ринуться в защиту своей чести.

Дубодел подал ему знак сесть.

- Вот тут гражданин вашей деревни Курени Дятел Змитро, - заговорил он

степенно, тоном руководителя и оратора, - заявляет...

- Заявлял и заявлять буду - ерунда!

В хате снова засмеялись. Дубодел покраснел.

- Гражданин Дятел Змитро, вам слова не давали. Прошу не перебивать! Тем

более что своими выкриками вы некультурно замахиваетесь не только на

сельсовет, но и на избранный всем народом вашей деревни орган - комиссию!..

- Плевал я на твою комиссию! - Митя рвался к столу, но его сдерживали.

Он кипел: - Комиссия! Тоже мне - указ.

Начальство!.. Я в лесу - сам себе начальство! Над всеми елками и

палками! И сею - где хочу! И не суйся!

- Х-хорошо! - зловеще сказал Дубодел. - Мы тебе покажем, куда можно и

куда нельзя соваться избранной комиссии и сельсовету, который есть полная

власть на месте!..

- Покажи! - Митя не слушал уговоров ближних. Душила обида. - Всякое

лезет в начальство! А того не кумекает, что у меня свой закон, своя власть!

- Все свое у тебя! Правильно! - поддел с хохотом Хоня.

Смех и веселый гомон, нараставшие в хате, подогревали Митю. Неизвестно,

чем бы кончилась эта перепалка, если бы за столом не поднялся незнакомый в

военном кителе, спокойно и твердо приказал:

- Прошу вывести пьяного.

Митю окружили, взяли под руки и под веселый смешок Хони вывели из хаты.

Подождав, пока утих гомон, человек одернул китель и неожиданно приветливым

голосом объявил:

- Если есть какие-нибудь претензии к комиссии по землеустройству или

если такие претензии появятся завтра, - как бы выделил последние слова

незнакомый, - прошу заявить об этом либо комиссии, либо мне лично.

- А кто ты такой? - крикнула ему Сорока.

Человек с усмешкой взглянул на Дубодела: ваша вина, что не догадались

познакомить вовремя.

Дубодел не столько назвал, сколько упрекнул Сороку за

несообразительность.

- Товарищ Зубрич это! Специальный уполномоченный из волости!..

Зубрич кивком головы поблагодарил его, снова обратился ко всем:

- Таким образом, товарищи, со всеми жалобами, которые возникнут, прошу

обращаться ко мне. Мы их, не откладывая, тут же, вместе с вами, проверим и

решим, как быть дальше.

Зубрич приветливо улыбнулся. Эта улыбка Зубрича--не только не

успокаивала старого Глушака, но настораживала:

даже когда смеялся уполномоченный из волости, старик чувствовал, что

этот человек всегда себе на уме. "Смеется, а усмешка вроде не его, -

подумал Глушак. - Будто чужая".

Другим же Зубрич, как видно, понравился. В хате после его слов стоял

гул одобрения: правильно, по справедливости надо разобраться, вместе со

всеми.

Уверенная строгость Зубрича к Мите и обходительность с людьми вызвали

уважение к нему и доверие. Зубрич вдруг стал живой надеждой куреневцев.

Он почувствовал это, легко, незаметно взял руководство собранием в свои

руки, объявил, что слово имеет председатель комиссии по землеустройству

Дятел Миканор. Миканор вышел из-за стола, и Дубоделу, хочешь не хочешь,

так и не договорив, пришлось сесть.

- Так вот, тут дядько Прокоп, - сразу ринулся в наступление Миканор, -

сказал, что комиссия неправильно произвела обмер...

- Не я один. Митя вон больше говорил... - прогудел, оправдываясь,

Прокоп.

- Митя - тот пьяный, и его вывели из хаты.

- Ну так что, если вывели?

- А то, что о пьяном, да еще отсутствующем, нечего и говорить!

- Так ежели он, Прокоп, выйдет, то и о нем не будет разговора? -

ворвалась в спор Сорока.

- Ага, правда, - поддержал ее Прокоп.

Он, как видно, хотел лишь отступить с достоинством, уклониться от

ответа. Но Миканора это распалило еще сильнее.

- Вы не крутите, дядько!

- Чего это ты вцепился в меня! - вдруг загорелся Прокоп, Шея его

налилась кровью.

- И правда, привязался! - снова поддержала Прокопа Сорока.

Глушак мысленно был на стороне Прокопа, но сдержался, не вступился за

него: бросишь слово против этой рябой заразы - только беды лишней

накличешь! А еще неизвестно, что будет с самим и как самому отбиваться

придется.

"Ну и зараза! Вот же зараза, скажи ты! - подумал о Миканоре. - И такой

нахальный! О Маслаке даже и не думает, будто тот ничего не значит. Неужто

и опаска не берет, что он может объявиться?" Глушак при этой мысли

почувствовал себя слабым, беспомощным...

- Я в вас не вцепился, - не отпускал Прокопа Миканор, - а только я не

люблю неправды! Не люблю, когда обманывают да еще других потом винят!

- А он и не винит никого - ни черта, ни бога! - вступилась за него

Сорока.

- Не виню...

- Так не говорите, что неправильно померяли. Вы полторы десятины не

вписали!

- А что ему - самому вписать надо было? - отозвался Ларивон, и Глушак

кивнул в знак согласия.

Тут в спор ввязался Хоня, уколол:

- Попросить надо было кого-нибудь - кто грамотный!

Миканор поискал взглядом по хате.

- Вот тут еще один забыл померить свою землю. - При этих словах Глушак

почувствовал: о нем сейчас говорить будет. - Не домерил без четырех

саженей три десятины!

- Кто это? - выскочил Андрей Рудой.

- Это - Глушак Халимон.

Лицо, плечи, руки Глушака налились чем-то тяжелым, как горячая глина,

но он переборол злобу, сказал спокойно:

- Ну, так спасибо, что перемерил.

- Не за что, - уколол Миканор.

- Старался же, ходил всюду. Сам я, может, век не собрался бы померить!

- Вы и семью посчитать не собрались, лишнего вписали.

- И за это спасибо. Помог и тут.

Глушак подобрал полу кожуха и снова нагнал на лицо сонливое выражение:

трудно было понять, то ли слушает человек, то ли дремлет. Но внутри у него