До свидания, Светополь!: Повести

Он уже жалел, что поспешил перелететь на этот берег: будь он там, вдвоём с ним, уж он сдвинул бы его с места.

Петя тем временем осторожно вошёл в воду. Остановился, внимательно глядя под ноги. Аристарх Иванович беспокойно следил за ним.

— Вброд, думаешь? — догадался. — Не надо, он так перейдёт.

— Я перенесу, — сказал Петя, вернулся на берег и стал стягивать сапоги.

— Ни в коем случае! — крикнул Аристарх Иванович. — Слышишь — ни в коем случае!

Петя, успокаивая, поднял руку.

— Тут одна минута… Вода не холодная, — А сам уже за портянку взялся.

Аристарх Иванович мгновение колебался, глядя на дерево, которое опять казалось ему тонким и шатким, потом решился и перебежал на тот берег.

— Ни в коем случае! — повторил он, волнуясь. — Я не позволю. Иди, мы догоним вас.

Петя перестал разматывать портянку.

— Все нормально…

— Нет! — жёстко сказал Аристарх Иванович. — Он перейдёт сам. Иди, оставьте нас одних. Он сам перейдёт! Я прошу тебя, Пётр! — И протянул ему мокрый сапог.

Петя, помешкав, надел сапог, поднялся и, ещё помешкав, спокойно перешёл.

— Идите! — настойчиво повторил Аристарх Иванович. — Идите, идите! Мы догоним вас!

Они подчинились. К Игорю повернулся он.

— Не стыдно? — прошептал, —Ты же мужчинд! Любая девчонка засмеёт тебя! Перенесли, на ручках! Думаешь, мне не страшно? Но я же пошёл. Надо преодолевать трусость, преодолевать — понимаешь? На войне боялись все — и герои, и предатели. Все, без исключения! Только герои умели побороть страх, а предатели — нет. Я тоже боюсь, я никогда не ходил по бревну, но я же иду! Смотри — мне, как и тебе, страшно, но я иду!

Он без колебаний вступил на дерево, быстро прошёл до того берега и повернул обратно, но страха, о котором он говорил, не было в нем. В метре от берега остановился, постоял так, балансируя, и вдруг оторвал от ствола ногу.

— Пожалуйста! — И, как клоун, развёл руками.

Сын смотрел на него исподлобья крупными материнскими глазами. Аристарх Иванович прыгнул на берег.

— Представь, у тебя важное донесение, тебе нужно доставить его в штаб, от этого зависит жизнь людей. Представь, ну! — упрашивал он.

— Я так… — выдавил Игорь. — По воде… Я разденусь.

С мольбой смотрел он на отца. Терпение оставило Аристарха Ивановича.

— Нет, ты не пойдёшь так! — Он задыхался, — Сейчас же иди! Сейчас же! — Он сжал кулаки.

Игорь, испуганно косясь на него, двинулся к воде. Несколько мгновений оцепенело стоял перед деревом, затем протянул дрожащую ногу. Сделал несколько мелких шажков, качнулся, замахал руками, хотел повернуть обратно, вскрикнул и плюхнулся в воду.

Аристарх Иванович не помнил, как тоже очутился в воде. Сын барахтался и кричал дурным голосом. Отец норовил схватить его в охапку, но Игорь яростно отбивался, пока не встал вдруг на ноги. По пояс было ему. Он хватал ртом воздух. В расширенных прозрачных глазах зиял ужас. Аристарх Иванович, скользя и оступаясь, потащил его к берегу. Игорь вырвался. Упал на берегу, но тотчас вскочил, с рёвом побежал прочь. С него стекала вода. Аристарх Иванович бросился следом. Догнал сына, но тот, толстый и скользкий, отбивался от него что было мочи.

— Не ушибся? Куда ты? Постой… Куда ты? Я все, я не буду больше…

Изо всех сил упирался Игорь мокрыми руками в грудь отца. Откинув голову, выкрикнул с яростью:

— Гад, гад! Торговец, мясник! Ненавижу тебя!

Толстое белое лицо перекосилось. Он рванулся и побежал — напропалую, через кусты.

— Куда? — пролепетал Аристарх Иванович.

Костёр занялся с первой спички. Игорь, укутанный в Петину куртку, сидел на корточках у самого огня. Бледное, в веснушках, лицо…

Петя ломал о голое колено ветки.

— Жаль, котелка нет! — сокрушался он. Будто и не произошло ничего. Будто затем и тащились сюда — сушить тряпки в километре от места рыбалки.

Валерка, всем туловищем подавшись вперёд, волок сушняк. Под мышкой зажал, а в руке — зелено–белый букетик.

— Ландыши! — обрадовался Петя. — Ну и отлично, ландышей наберём. Это первые самые, не распустились ещё. — Таким словоохотливым Аристарх Иванович ещё не видел его. — Сегодня какое, девятое? Через неделю их полно будет. Место запомни.

Это было обещание повторить вылазку в ближайший выходной. Мальчик сурово посмотрел на отца. Выпустив сушняк, отёр рукавом вспотевшее лицо. Оба работали в майках, и Аристарх Иванович, как ни заставлял его Петя, тоже не надел рубашки. Наскоро обогревшись у костра, взялся за хворост. Выбирал ветки потолще, ломал о колено — аккуратно, чтобы не повредить Петины брюки. Но в костёр не подкладывал: у него было такое чувство, будто он не имеет на это права.

Сели завтракать. Поначалу Игорь стеснялся есть, но потом осмелел. Смолотив яйцо, хотел ещё взять, и в то же мгновение за яйцом потянулся Аристарх Иванович. Обе руки замерли, как бы уступая друг другу. Длилось это не дольше секунды — Петя с сыном ничего не заметили.

Солнце пробило наконец облака, и ненадолго все вокруг засветилось и повеселело.

— Вот и погодка! — скорбно сказал Аристарх Иванович. — Самая ловля.

Петя поглядел на небо. С сомнением покачал головой.

— Лучше дождливая когда.

— Ну, ещё бы! — проговорил Аристарх Иванович. — Особенно — нам. В реке выкупались, теперь под дождичком.

Валерка глянул на него смеющимися глазами. Признался, не утерпев:

— А я думал сперва — вы плюхнулись. С таким шумом.

— Ну как, и я тоже, — важно ответил Аристарх Иванович.

— Спасали! — Валерка захохотал.

Игорь тоже смеялся, рассказывая, кгЦс–почудилось ему, будто ушел глубоко под воду, но взгляд его так и не встретился ни разу со взглядом отца.

В кабину грузовика, который остановил Петя, могли поместиться двое.

— Нет–нет, я в кузов! — запротестовал Аристарх Иванович. — Там ветерок и просторней. Нет–нет…

Он волновался, говоря это,*и в кузов полез первым — только бы не остаться один на один с сыном.

Дома сразу спрятал в кладовку мятую после сушки одежду. Будто уговорившись, матери о происшествии не обмолвились ни словом. А та поддразнивала:

— Я уж думала, уху есть будем, обед не готовила. — Сама же вовсю хлопотала у свежевыбеленной летней плиты. По двору растекался аромат фасолевого супа.

Аристарх Иванович сказал, что пора ехать. Мать растерянно повернула к нему раскрасневшееся лицо.

— Что уж, у тебя и выходного нет?

Каждый раз задавала этот вопрос, и каждый раз он лаконично отвечал: «Работа».

Мать вздохнула. Ну пусть хотя бы Игорь останется, вечером она посадит его в автобус… У Аристарха Ивановича стыдно и радостно забилось сердце.

— Ради бога. Если только уроки сделал.

Сын повернулся, но взгляд его не дополз до отцовских глаз, вздрогнул, убежал.

— На воскресенье не задают…

Выпив тёплого молока — маленькими, успокаивающими язву глотками, Аристарх Иванович поднялся. Одновременно с ним, продолжая рассказывать что‑то, встала из‑за стола мать. Он хмурился и мешкал. Долго поправлял перед зеркалом рубашку.

— Ну, чтоб не поздно, — выговорил наконец и скользнул по сыну взглядом.

— На семь десять автобус, — тотчас с почтительностью ответил Игорь.

Аристарху Ивановичу стало вдруг жаль мальчика. Он кивнул и вышел.

У калитки мать, смолкнув, обняла его, прильнула — горячая, мягкая, маленькая. И в то же мгновение живая, какая‑то детская обида затопила Аристарха Ивановича. Словно бы не десятилетний сын оскорбил его, а чужой, взрослый человек.

Он поцеловал мать и, быстро отвернув лицо, зашагал прочь.

Блеск орденов и медалей, возбуждённые голоса, возбуждённые лица — празднично выглядел павильон. Пиво ещё не кончилось, но бело–зелёная струя фыркала, пропадала, снова фыркала. Очередь нервничала.

На витрине оставалась лишь потемневшая сельдь с винегретом, и Аристарх Иванович, преодолевая усталость, взялся за закуску. Торговать ещё три часа, пива — последние капли, а вино без закуски не пустишь, тем более в праздник. Ноги болели, и он работал сидя. Нарезал сыр, колбасу, открыл скумбрию. Консервы считались сугубо витринным товаром, и реализовывать его было вовсе не обязательно, но Аристарх Иванович приноровился использовать все. Он любил, чтобы у него была хорошая закуска, и, пожалуй, единственный из заведующих охотно брал овощи и даже зелёный лук — товар, с которым много возни и который почти не даёт «мяса». В других павильонах ограничивались крутыми яйцами, сыром и сухой колбасой. Пиво — вот из‑за чего шумели баталии.