С тобой моя тревога

— Значит, нам доверили? И кто это придумал, что мы самые передовые? — продолжала возмущаться Валя. — Есть и другие не хуже!

— Потому что ваша комната самая сознательная, — не отступал Петя. — У вас же один за всех, все за одного!

— Сознательные! — Зина остановилась за стулом Зайцева и ткнула его кулачком в плечо: — Сознательные, говорите? У нас что здесь, филиал тюрьмы, да?

Петя вскочил красный, наверное до лопаток.

— Никакой не филиал! Просто человеку надо помочь. Показать надо, как можно хорошо, счастливо…

— Кому — хорошо?! Ей одной будет хорошо! — перебила Зина. — А мы все вещи в камеру хранения, да?! Арифмометр крутить буду, а сама думать, что она последние тряпки мои в чемоданчик — и на вокзал, да? Кто будет отвечать? Ты будешь охранять нас? Скажи, ты?!

— У-кра-дет! — не совсем уверенно произнес Зайцев. — Скажешь тоже! Да у нас до автобусной остановки вор с чемоданом не дойдет — сразу поймают! В автобусе не проедет до города незамеченным. Дураком надо быть, чтобы в поселке воровать. Скажешь, не так, Брыкина? Сама знаешь, что последние два года у нас ни одной кражи не было! Факт или нет?!

— Мы-то знаем, а твоя воровка не знает, — отрезала Зина Брыкина.

— Узнает! Надо, чтобы с доверием к человеку. Сергей Петрович говорил, чтобы самое полное доверие, понимаете?

— Доверие, доверие! Доверие надо заслужить. Его чувствовать я должна к человеку, понимаете, девочки?!. А если вы с Сергеем Петровичем играть в доверие собрались, — ваше дело. Я в этой игре не участвую. Так и скажи своему директору! — запальчиво заявила Зина Брыкина.

— Вот вытащим тебя на комитет, там и скажи! — пригрозил Зайцев. — Ее оторвать от преступной среды нужно, чтобы видела, как жить полагается!

— Ишь ты! А то она и кино не видела, и газет не читала, и книжек не листала. Там все расписано…

— Ну довольно, кончай полемизировать, — прервала Рита сквозь зубы, в которых держала пучок шпилек. — Во-первых, раз решили к нам — значит, думали. Во-вторых, к кому-то ее надо поселить. В-третьих, это даже интересно. Честное слово!

— Прямо как в кино! — съязвила Зина.

— Придется потесниться, коль уж так решили, — пожала плечиками Валя.

— А Люба? Ей же… уроки? — возразила Зина. — Она тоже имеет право голоса. — Тонкие ноздри у нее вздрагивали, глаза зло щурились.

— Она согласится. Что, вы Любу не знаете? Да девка на подоконнике спать ляжет, лишь бы другим хорошо было!

— Вот так на нас и ездят, — тяжело вздохнула Зина и придвинула к себе тарелку с колбасой. — А какая она, эта воровка, Зайчик? Красивая? — уже более мирным тоном спросила она.

— Я не видел ее, честное слово. Да ведь красивей тебя все равно нет! — искренне признался Петя.

— Ну, тогда пусть живет, — добродушно согласилась Зина и зарделась от удовольствия. Потому что даже самой красивой девушке приятно, когда признают это ее превосходство. — «Я ее окружил и теплом, и заботой…» — пропела девушка, бесшабашно тряхнув головой. Она встала, подошла к маленькому приемнику, что стоял на подоконнике, включила. Играла скрипка. Ей аккомпанировал рояль.

— Давид Ойстрах, — сказала она безапелляционным тоном. — Спорим!

— Ты прямо такая музыкально-грамотная, — засмеялся успокоившийся Розовый Зайчик. — Может, и что играет, знаешь?

— Тс-сс! — шикнула Зина. — Внемли или пропади! Это «Лунный свет». — Молча дослушали музыку. Зина тряхнула головой, спросила как о деле решенном: — А ее сюда как, этапом, с милицией, или сама изволит прибыть?.. Стол сервировать будем, а?

— Хватит тебе, Зина, — попросила Валя.

— Договорились, дружинники поедут за ней, — сообщил Петя, ставя стакан на стол. — Спасибо за угощение.

— Хоть съел бы чего, а сам — «спасибо», — сказала Рита. — Кто в кино, девочки?

Подруги стали одеваться.

— Я вас провожу, — предложил Петя. — Мне все равно ко дворцу…

— Ах, какие кавалеры пошли нынче! Рыцари! Хоть в огонь, хоть в воду, если по пути, — не преминула съехидничать красивая Зина.

— Где кровать ей лучше поставить, девочки? — Практичная Рита Белоусова внимательно, будто впервые, оглядела комнату. — Если стол подвинуть к двери, встанет рядом с твоей, Валя, у окна.

— У окна так у окна, — живо согласилась Зина Брыкина.

Валя надевала перед зеркалом плащ из модной в то время ткани «болонья» и ничего не сказала, только молча поглядела на то место, где предлагали поставить кровать новой жиличке, перевела взгляд, на Зину и направилась к двери.

— Пойдем, Зайчик, проводи…

— Пошли! Только я минуточку задержусь в мужском общежитии. Еще два места определить надо…

Глава четвертая

НЕБОЖИТЕЛИ

…Шаги приближались. Звук их был необычайно гулок в длинном высоком коридоре. Шаги замерли перед дверью. Громко, как пистолетный выстрел, щелкнула пружина замка, и дверь бесшумно и широко распахнулась в полутемный коридор.

— Выходите!

Дурнов, продолжавший лежать на нижних нарах, продекламировал:

— Отворите мне темницу, дайте мне сиянье дня, коня, бабу и все, что причитается по списку, подготовленному А. С. Пушкиным. — И уже будничным, заискивающим тоном закончил: — Дайте закурить, гражданин начальник!

— Не курю, — ответил тот.

Дурнов поднялся, припадая на правую ногу, прошел в угол, подобрал с пола несколько окурков, вылущил из них на ладонь остатки табака вместе с пеплом.

— Значит, закрывают! Тюрьму, говорю, закрывают, а?! — выкрикнул, скручивая цигарку. — А ты куда же подашься, начальник? На завод? К станочку?! Отошла лафа, а?!

— Могу и к станочку. Когда срок службы кончится. А пока охрану нести буду. Вот тебя, чтеца-декламатора, выпустили — значит, надо добро стеречь… Ну, выходите! Парашу захватите! Уборщиков нет!..

— Цыган! Прихвати! — распорядился Дурнов и первый пошел в полутемный коридор, за ним, послушно держа в вытянутых руках зловонный сосуд, Одинцов.

— То, что я вам обязан сказать, вы уже слышали не раз от других начальников тюрем и трудовых колоний… И все равно я повторяю вам это напутствие. — Начальник тюрьмы майор Турсунходжаев поднялся со стула. Встали Лихова, Дурнов и Одинцов, сидевшие напротив. — Так вот, кончайте с преступным прошлым. Перед вами открыта широкая дорога. Я желаю вам честной трудовой жизни и счастья. Вы не знаете многого потому, что сами лишили себя этого многого. Вам незнакомы ни счастье настоящей любви, ни чувство искренней товарищеской дружбы. Вы еще не испытали удовлетворения от усталости после работы. Вы здорово обворовывали прежде всего себя… Вас принимают в свой коллектив хорошие люди. Остальное зависит от вас.

Дурнов стоял, как цапля, на одной ноге, чуть поджав простреленную, и тупо глядел перед собой широко открытыми глазами. Одинцов глядел под ноги, на пол, а Лихова — выше головы начальника, в зарешеченное окно, распахнутое в этот час; там виднелась белая стена и выше — голубой клин неба.

— Это давно поняли многие, — продолжал начальник. — Не случайно закрывается тюрьма. Вы — последние в ней. Но закрыта не последняя тюрьма! Об этом не забывайте. Ну, как говорят русские, с богом! Здесь, между прочим, больницу откроем. Не попадайте сюда даже с температурой! Вопросы ко мне есть?

— Спасибо, гражданин начальник, за науку! Все понятно, — откликнулся Дурнов почтительно. И только в глазах его, загляни в них кто-нибудь, можно было прочесть недобрую усмешку.

— Ну, забирайте… Везите к себе на завод, — поправился бывший начальник бывшей тюрьмы, почувствовав, что слово «забирайте» как-то не подходит к обстановке.

Они взобрались в золотисто-голубой заводской автобус — первым Дурнов, за ним Ольга Лихова и Одинцов. Шофер закрыл за дружинниками дверцу.

Майор стоял на низеньком крылечке, наблюдал за отъезжающими. Он был похож на путника, достигшего цели после долгой дороги: на лице его были написаны и радость, и усталость, и растерянность. Майор был последним начальником этой старой тюрьмы. Ему довелось распахнуть ворота, сваренные из стальных листов, и проводить последних обитателей мрачных камер. Он прослужил в органах четверть века. Все эти годы боролся с преступностью. И вот дождался ликвидации тюрьмы в родном городе, еще одной — в стране.