Разлив Цивиля

— Это сколько же… — Санька на секунду наморщил лоб. — Целых шесть лет не виделись. Я уж думал, ты вообще больше в село не вернешься. Как-никак человек известный, прославленный.

— Хватит язык-то точить… Беднячком прикидываешься, словно сам сидел здесь без дела.

— С делом или без дела, однако же ты с орденом, а у нас его нет.

— Нет, так будет, поется в песне. Дело наживное.

— И так может случиться, — Санька перестал улыбаться. — Давай-ка лопату бросай — и айда ко мне. Надо же твой приезд отметить.

— А поговорку забыл: сперва дело кончай, потом стопку наливай.

— Ты брось мне всякими поговорками голову забивать. Пойдем. Дома у меня, сам знаешь, свадебное пиво всегда наготове. А жениться, — Санька опять осклабился в широченной, от уха до уха, улыбке, — а жениться мы еще погодим. На наш век и вдов хватает.

— А я так вот вообще привык жить один и — ничего.

— Э, нет, — Санька, видимо, посчитал необходимым до конца прояснить свою мысль. — Трактористу нужна именно вдовая женщина. Почему? А потому, что тракторист грязен как черт, и какой девушке захочется стирать с него? Разве что какая-нибудь старая дева согласится. Так уж тогда лучше пусть вдовушка…

Павел не удержался, чтобы не захохотать.

— Ты, Санька, видать, наспециализировался по части вдов.

— Может, и так. Пользы больше.

— Ну, хватит трепаться. Пойдем в избу. Хозяйка небось там уже полный порядок навела.

Павел взял дружка за руку, но в тот же момент сенная дверь с грохотом открылась, и на крыльцо с двумя полными ведрами вышла разгоряченная работой, раскрасневшаяся Анна. Увидев ребят, Апиа быстро поставила ведра на крыльцо и тут же, так же резко, снова захлопнула дверь. Только на какую-то секунду мелькнула перед Павлом и Санькой сиреневая, низко повязанная косынка и большие серые глаза под ней.

— Павел! — крикнула Анна за дверью. — Эту воду вылей и принеси чистой. Пока не домою — в избу не пущу.

— Приказы отдает, что твой ротный командир. При такой дисциплинке и не хочешь, да подумаешь о вдовушке.

Павел смеялся, и ему казалось, что вместе с ним весь мир веселится. Потому-то он и не заметил, как при Анне Санька разом смешался и густо покраснел. И куда девались Санькина бойкость и красноречие!

— Я, пожалуй, пойду погляжу, не надо ли… не надо ли корове корма задать. Но ты все же заглядывай.

— Нет уж, ты сам вечером приходи, а то что я — не успел приехать и уже буду в долги влезать. Приходи и товарищам всем скажи. Володе можешь не говорить — Володя знает.

— А пиво у тебя есть? — Санька опять про свое.

— Да кто же его наварил? Вино есть. Казахстанское.

— Ну, вино есть — пиво будет. Разрешите идти, товарищ старшина? — И точно так же, как Павел час назад перед Аннон, Санька шутливо козырнул и четким солдатским шагом пошел «задавать корове корм», будто и в самом деле, кроме него, некому это было сделать.

6

Анна не только убралась в доме, но и сварила обед. Зная, что к Павлу придут гости, а посуды может не хватить, — принесла свою. А когда Павел сказал, чтобы и сама вечером приходила, стала отнекиваться: и коров-де надо доить, и за отца посторожить. Раньше на ферме было два сторожа, в этом году Трофим Матвеевич, в целях экономии трудодней, оставил только одного. А дяде Мигулаю хотелось нынче же, не откладывая, повидать Павла.

Перед вечером ненадолго, по дороге из кузницы, зашли к Павлу трактористы — свояки Гриша и Элекси. Одинаково сложилась судьба этих ребят. Выросли в одном селе, в один год и день были призваны на службу, попали в один пулеметный расчет, в один день вернулись домой. Элекси женился на старшей дочери Федота Капустина, Гриша — на младшей. А поглядеть со стороны — такие разные, такие неодинаковые. У Элекси смуглое, немного рябоватое лицо, карие спокойные глаза, жесткие, как у ежа, волосы. Гриша — русоволос, глаза зеленоватые, а все лицо какое-то плоское. Элекси любит во время разговора вытягивать шею и поглаживать кадык, а Гриша постоянно трогает свой нос, и он у него — кто не знает, какие чистые руки у тракториста! — всегда в машинном масле.

Павел налил им по стаканчику, и они разговорились. Пожаловались на Виссариона Марковича: в тракторах понимает мало, большая ли, малая ли поломка — надо ехать в РТС. Называется механик, наш бригадир, а помощи от него никакой. У него одна забота: выпить, и, поди, от трактора не так соляркой пахнет, как от него водкой.

Павел слушал сетования трактористов, а про себя думал: цена, которую дает один человек, — еще не базарная цена. Может, чем обидел их бригадир? Ребята, правда, честные, работящие, зря ни ка кого не наговорят, но ведь всяко бывает.

Посидев совсем немного, свояки ушли. Ушли, разумеется, не забыв пригласить Павла к себе в гости. У чувашей это уже что-то вроде неписаного закона: был кто-то у тебя в гостях — уходя, обязательно пригласит к себе.

Вскоре же после Элекси и Гриши пришел Володя.

— О! Такая чистота, что и ступать боязно. — Володя шагнул на постланную Анной у порога дерюжку и снял калоши. — А это мама прислала тебе ширтан [8] и десятка три яиц. Как говорится, и мышиная моча морю помощь, — и сунул в руки Павлу увесистую сумку.

— Что верно, то верно. С закуской у меня небогато, одни консервы.

— На яйца и впредь можешь рассчитывать. — Володя этак хитро подмигнул. — Я теперь в Сявалкасах что-то вроде торбанки [9]. Заставляю комсомольцев собирать яйца, а потом сдаем.

— А что магазин не собирает?

— У них свой план, а у комсомольской организации свой. Завьялов придумал. Даже что-то похожее на соревнование идет: какая организация больше соберет, той райком присуждает вымпел. С нового года вроде мы шли впереди, но теперь нам завьяловского вымпела не видать как своих ушей. И между прочим, из-за тебя.

— Да я-то при чем? — Павел не на шутку удивился.

— А вон Виссар раскричался на все правление: почему я удрал с собрания партактива, почему не выступил и не рассказал, как выращиваю кукурузу. Ну и, понятно, товарищ Завьялов не упустит случая, чтобы подкрутить мне фитиль.

— Что ж, ярче будешь гореть.

Друзья поглядели друг на друга и громко расхохотались.

— Чуть не забыл: в правлении уже знают о твоем приезде и хотят тебе всучить старую колымагу «С-80». Трактор этот в одной районной организации списали, а наш Трофим Матвеевич сколько-то там заплатил и взял в колхоз. Снаружи-то он, вроде ничего, по с тех пор, как пригнали в колхоз, еще ни разу с места не трогался…

После Володи пришли Санька и кузнец Петр. Санька принес с собой ведро пива.

— Коли встреча, — так пусть будет веселой! Не пиво — чистый спирт. Еще по осени сварено да на меду выдержано. Стакан выпьешь — другой захочется…

Следом за ребятами пришел крестный Павла — дед Мигулай. Был он невысок ростом, н Павлу, чтобы обнять его, пришлось нагнуться.

Крестного и старым-то назвать нельзя, но все в Сявалкасах уже давно зовут дедом. Это, наверное, борода, которую он начал носить еще до войны, сделала его дедом раньше времени. Мигулай и прежде был шепелявым, теперь передних зубов стало еще меньше, и шепелявил он еще заметнее.

— Давно бы вернулша. Дом беж хожаина, что кобыла беж ужды. Хорошо еще шам шледил. Да и то: найдучча криворукие, унешут что-нибудь, а Мигулай Андреич оштанетша виновным.

— Ну что ты, что ты! Спасибо, что присматривал за домом, — Павел благодарно похлопал крестного по плечу.

— Разве дед не за магарыч старался? — дурашливо-серьезно спросил кузнец Петр.

— В твою честь, крестный, придется открыть шампанское.

— Мне и проштое подойдет.

— Ну, садитесь поближе к столу, — пригласил Павел. — Только что-то пас мало. Где же остальные?

— Остальные? — удивился Санька. — Из тех, с кем вместе учились, в селе и остались только мы. Остальные кто где: Борис — врач, Иосиф — лесничий, Леонид — инженер. Про девчонок и говорить не приходится — девчонки давно повыходили замуж. Так что в селе, Паша, только мы.