Тигроловы

— Ничо, Савелко, шибко не расстраивайся, как-нибудь управимся — надо выручать начальство, — польщенно успокаивал брата Евтей. — Специальный заказ — дело нешуточное! Тут тебе и престиж, и политика, и все остальное протчее — надо постараться.

— Знамо дело, постараемся, — с готовностью отзывался Савелий. — Завтра чуть свет выйдем на ее след и айда! Как думашь, Евтеюшко, за неделю-то управимся?

— Кто его знает, — может, и раньше. Может, и управимся, а может, завтра опять снегом все следы засыплет, — осторожничал Евтей.

Улучив время, когда Павел ушел на ключ по воду, Савелий сообщил Николаю и Евтею о том, что директор зверопромхоза за самовольный уход с промыслового участка и за невыполнение производственного плана уволил Павла, и приказ об этом, утвержденный уже и местным комитетом, висит на доске.

— Павлухе-то пока об этом говорить не надобно, — посоветовал он. — А то расстроится парень. Отловим тигра, домой приедем, я тогда сам схожу к Михаилу Григорьевичу да поговорю с ним, может, ишшо уговорю его отменить приказ.

— Не имел права увольнять парня! И ходить тебе никуда не надо, — резко возразил Евтей.

— Ты не кричи! Что ты предлагашь? Парня-то выручать надобно, из-за нас пострадал...

— А ничего я не предлагаю! Еще неизвестно, кто пострадает... Пущай Павел после отлова едет к себе на участок да молча продолжает промысел. К концу сезона он может не токо план свой выполнить, а и перевыполнить его. Вот и останется твой Попич с носом! Пущай попробует уволить охотника, ежели он план свой выполнит... Тут и к прокурору можно обратиться: есть ли такой закон — увольнять охотника, ежели он не токо свой план по пушнине выполнил, но еще и двух тигров государству поймал? Нет такого закону!

— Ну дак ты, Евтеюшко, потом и посоветуй, и посоветуй ему, — обрадованно закивал Савелий.

— А чо ему советовать? Посоветую, конечно, если сам не догадается. Да токо, брательничек, Павелко сам кому хошь посоветует.

Вечером, после ужина, укладываясь спать, Павел не без тревоги спросил:

— Вы, Савелий Макарович, в промхоз не заходили?

— Нет, Павлуха, не заходил — недосуг мне было. А чо там делать, в промхозе? — Савелий настороженно посмотрел на Павла: — Тигра недоловили, хвастать нечем.

— Да это я к слову, просто так спросил. Если, думаю, заходили в промхоз, так новости промхозовские узнали, наверно...

— Нет, Павлуха, не до новостей мне было, даже в бане помыться не успел.

«Значит, не знают о том, что Попич грозился уволить меня, — подумал Павел. — Ну и замечательно! А то непременно стали бы сейчас успокаивать. — Он покосился на Николая. — А этот не упустил бы случая позлорадствовать...»

Было только еще девять часов, но тигроловы решили улечься спать пораньше: ведь завтра надо проснуться задолго до рассвета и быть готовыми опять идти по следу зверя и день, и два, и три — ровно столько, сколько потребуется для завершения многотрудного и опасного тигроловского сезона, существующего на земле исключительно благодаря лишь энтузиазму самих тигроловов — и дай бог, чтобы не для прихоти обществу, но для пользы ему...

Но поймать второго тигренка не удалось. Напуганная тигрица пять дней без остановки водила свое семипудовое дитя по болотистой уремной низине Гнилого ключа, пытаясь запутать следы, оторваться от двуногих преследователей, и наконец, убедившись в тщетности своих стараний, пошла напролом через свежие леспромхозовские деляны, через воняющие соляром лесовозные дороги, не обращая внимания ни на огромные штабеля леса, ни на грохочущий вой и лязг трелевочных тракторов, ни на визгливую трескотню бензопил. Отчаянно и благополучно прорвавшись сквозь все страшные препятствия, она поднялась на водораздел и спустилась в благостную тишину заповедника.

Посокрушавшись, измотанные тяжкой погоней, но более всего угнетенные неудачей своей, тигроловы на шестой день преследования вынуждены были бросить свежий тигриный след и вернуться на лесовозную дорогу.

А еще через сутки они, где на лесовозах, где на дежурной леспромхозовской машине, где на рейсовом автобусе, добрались до райцентра и предстали пред очи начальника зообазы.

— Все, Томаз Георгиевич, отловились мы: осечка получилась! — едва поздоровавшись с начальником, с ходу выпалил Савелий. — Увела тигренка, увела! В заповедник увела! А ежели других искать — недосуг уже, Новый год через неделю. — Савелий смущенно потупился, потеребил бороду и дальше уж продолжал притухшим виноватым голосом: — Нам ведь, Георгич, тоже свой план выполнять надобно; ежели пушнину не добудем — уволют, по шапке, стало быть, дадут. Да вот и Николаю отпуск уже просрочился — прогул ему закатают, али ишшо чего сделают... Так что, извиняй, Георгич... не обижайся, стало быть. Домой нам ехать пора... Ежели что — мы согласные в конце февраля, после промыслу...

Начальник зообазы — высокий, уже немолодой грузин, прежде работавший начальником орса и всего лишь полгода назад заступивший в новую должность и чувствовавший себя на ней еще не совсем уверенно, умоляюще смотрел на бригадира тигроловов:

— Савелий Мака-арович! Дараго-ой! Виручайте! Такой, понимаешь, знаменитый тигролов — сорок тигров поймал, еще одного как-нибудь поймай! Я на вас недэюсь...

— Так вить домой мы уже собрались, Томаз Георгиевич, нам вить план по пушнине надобно выполнять...

— Виручай, дарагой, виручай! Тигра не поймаем — директор с меня шкуру спустит. Москва слезам нэ верит! Знаешь такую пагаворку?

— А пошто они лицензии такие присылают? Неделя до января осталась! Пошто лицензию на всю зиму не дают? Они думают, тигру поймать — плевое дело?.. Где мы теперь успеем? Пока следы ишшем, тут тебе и срок лицензии пройдет... Вот кабы след на примете был...

— Тибе нужен след! Дарагой! Зачем сразу не сказал? Есть след! Есть след! — обрадовался начальник и, пошарив у себя в нагрудном кармане, вынул оттуда листок бумаги, сунул его почему-то Павлу: — Читай, дарагой! — В телеграмме сообщалось о том, что тринадцатого декабря из Красноармейского района, из села Мельничное, звонил Артемов Ничипор. Велел сказать, что в районе старого брошенного зимовья на устье ключа Благодатного обнаружен свежий след молодого тигра, направление следа — на верховья ключа.

— Вот! — торжествующе сказал начальник. — Разве это не след? Виручай, дарагой, виручай!

— Это бродит, должно, напарник того, чьи кости обглоданы. — Савелий вопросительно посмотрел на брата: — Как думаешь, Евтеюшко, может, рыскнем?

— Время есть, можно рискнуть, только надобно заехать в Мельничное, еще одну собаку выпросить. Наши две собаки могут не удержать такого черта. У Жигайлова надо просить.

— Ну вот, Томаз Георгиевич, стало быть, давайте ответ директору: дескать, ушли тигроловы в тайгу. А там уж, понятное дело, будем стараться, токо пушшай оне там побыстрей распоряжаются, а то уж больно у них там шеи длинные... Пропишите имя: ежели, дескать, будете и впредь так медленно мозгами ворочать да лицензии присылать к шапошному разбору — забидимся тогда не в шутку, откажемся ловить — ей-бо, откажемся! Пушшай сами ловят.

Долго еще Савелий отчитывал неведомых начальников своих, а самый непосредственный его начальник, стоя сейчас перед ним, беспечно и радостно улыбаясь, согласно кивал ему и думал уже о том, из какой ближайшей фермы привезет он на корм тигру теленка или свинью, ведь положено тигру семь килограммов мяса в сутки: «Виручай, дарагой! Виручай! — мысленно умолял он. — Сорок тигров поймал — еще одного поймай как-нибудь. Директору напишу, обязательно напишу!.. Один тигр — семь килограммов, два тигра — четырнадцать килограммов... Виручай, дарагой, виручай!»

Тигроловам необычайно повезло: еще сегодня утром они выехали из ворот зообазы, и вот уже подходят к благодатненскому зимовью. Удивительно и радостно! Да и как не удивляться? Двести километров от города до Мельничного удалось проехать за полдня. Правда, холодно ехать в открытом кузове, но зато мягко — сена начальник зообазы не пожалел. Подъехали к дому Жигайлова и тут же у калитки встретили хозяина, без трудов уговорили его отдать на время черного пса своего. Жигайлов, старик-пенсионер, однажды оказавший уже тигроловам подобную услугу за десять рублей, потребовал нынче в три раза больше.