Макушка лета

— Вусмерть.

— Потом в науку подался. Жал на всю железку.

— На то вы и мотоциклист.

— Пережал. Процесс в легких. Совсем было не до детей. Жена у меня врач. Спасла. Несколькими годами раньше, когда сердце подкачало, тоже выходила.

— Ничего, здесь детишек заведете. Природа у нас располагает.

— Природа-то природа... Втравился опять в тяжелую деятельность. И ситуация сложилась...

— Отчасти из-за меня.

— Подумакиваю...

— Нельзя вам на попятную.

— Можно.

— В цехе работают люди больней вас.

— Жену боюсь потерять.

Петя, который во время их разговора успел съесть апельсин, обиженно сказал:

— А кто научит щук ловить?

Лицо Булейки осветилось ласковым сочувствием.

— Я подарю тебе спиннинг, — утешил Касьянов мальчика. Тут же, обратясь к Булейке, впал в безутешность: — Как-то нелепо быть борцом за новую технику. Все сколько-нибудь важные изобретения должны у нас внедряться в производство с колес.

— Марат Денисыч, жизнь не забывайте. Как раз теперь-то позарез требуются борцы за техническое творчество.

— За что я только ни боролся: за сознательную дисциплину в армии, за высокие темпы работ на гидрострое, против делячества в науке. С меня довольно.

— Устали?

— Надоело преодолевать равнодушников, приспособленцев, отпихнистов. Пусть бьется, кто здоров и молод.

— Тогда становитесь консерватором. Зажимщиков редко прищучивают. Они-де предусмотрительность соблюдают, за общие интересы пекутся. Во житуха! Со всех сторон неуязвимые. Советую, Марат Денисыч.

— Издеваться не стоит.

— Сострадания дожидались? Понимаю, сочувствую, но не согласен. Не будет жизни без борьбы, потому никаких нырков от трудных дел нельзя поддерживать. Не поддерживаю. Таких людей, как вы, сдается мне, жены не бросают.

— Эх, Булейко, Булейко, не знаешь ты жен.

Кабинет начальника милиции Терских. Его озадачил приход группы «Искатель» во главе с Нареченисом. Он взволновался.

— Откуда делегация?

С а м о х и н. К вам, поди-ка, чаще по одному приходят, украдочкой?

Т е р с к и х. Раз на раз не приходится. Но такой делегацией!..

Нареченису не терпится приступить к делу. Он подскакивает на стуле, привлекая к себе внимание.

Н а р е ч е н и с. Товарищ майор, выражение «взять быка за рога» знаете?

Т е р с к и х. Положим.

Н а р е ч е н и с. От этого выражения я придумал деловой термин: быказарогизм.

Все удивленно и весело улыбаются.

Н а р е ч е н и с. Главный смысл быказарогизма: не будем терять времени. На заводе «Двигатель» имеется литейный цех. Мы, кто у вас находится, инженерно-рабочая творческая группа «Искатель».

Т е р с к и х. Литейный цех? Погодите. Разливщик с вашего завода ахнулся с мотоцикла?

Никто не стремится подтвердить его слов.

Т е р с к и х. В таких случаях в больницу едет наш сотрудник, расследует. Так вот, новый начальник литейного цеха весьма неприлично выглядит в свете...

С а м о х и н. Я против.

Т е р с к и х. Против? Да его с места в карьер надо отстранить от руководства. Не согласился бы прыгать на мотоцикле, литейщик был бы целехонек.

С а м о х и н. Булейко до этого дважды прыгнул. Я остерегался, он прыгал.

Т е р с к и х. Почему Касьянов не урезонил вас? Тоже был пьян?

С а м о х и н. Его не было с нами. Выпимши мы были с Булейкой. Мы и трезвые там сигаем. Как в «Библии» говорится: мотоциклетный спорт любит удальцов-молодцов.

Н а р е ч е н и с. Товарищ майор, инженер Касьянов очень переживает свой прыжок. Причиной его прыжка является уничтожение литейной машины.

Р а б о ч и й  Ж е р е л о. Мы по винтику собирали ее, по уголочку, по кирпичику. Лично я сейчас формовщик, но раньше слесарничал. Много на этот агрегат послесарничал.

Т е р с к и х, На общественных, началах?

С а м о х и н. Целиком и полностью.

Т е р с к и х. Маленькая? Большая машина?

Н а р е ч е н и с. Только металлических деталей до тысячи. Среди них детали из дорогих сплавов.

Т е р с к и х. Ну и что? Кто посмел уничтожить?

Ж е р е л о. Мезенцев, главный инженер.

Т е р с к и х. Фантастика!

Н а р е ч е н и с. Правда.

Т е р с к и х (думая, что его разыгрывают). И что? Он уничтожил машину собственными руками?

Н а р е ч е н и с. Мы вас не мистифицируем.

С а м о х и н. Власть применил.

Т е р с к и х. Заявление написали?

С а м о х и н. Без заявления никуда не ткнешься.

Ж е р е л о. Скоро будем подавать в профкомы заявления: так и так, прошу разрешить ожениться.

Нареченис протягивает через стол заявление.

Терских его принимает.

С а м о х и н. Мы обсказать собирались.

Т е р с к и х. Будем придерживаться быказарогизма.

Группа «Искатель» встает, мнется, надеется, что Терских ее остановит, но так и уходит, недоумевая, прихмуревшая.

Наталья, лежа в постели, читала стихи, отпечатанные на машинке, пропоротые по краю дыроколом, прошнурованные красной тесьмой.

Одетый в штатское, в двери, ведущей из прихожей, выставился Дардыкин.

— Валентин Георгиевич, разве там не было закрыто?

— Ключей от вашей квартиры у меня нет.

— И сразу уязвляться. Я закрывалась. Ключ, наверно, провернулся.

— Могу теперь же отнести слесарям.

— Сама отнесу.

— Как вы боитесь услуг!

— Услуги порождают зависимость.

— Зависимость от меня вам ничем не угрожает.

— Это пока и вы не подозреваете.

— Как так?

— Изменчивость чувств производит в сознании такие трансформации!..

— Наверняка у жены моей... бывшей... никогда в мыслях не было, что мы разведемся, не то чтобы о побеге...

Говоря, он скользил спиной по черной, зеркально-восприимчивой полировке шкафа.

Наталья отмахнула одеяло.

Дардыкин невольно зажмурился. Испугался он напрасно: Наталья вспорхнула с кровати в синем спортивном костюме.

— С чем вы, Валентин Георгиевич? Маята?

Он кивнул.

— Напились бы вы, что ли?

— Малодушие.

— Для кого малодушие, для кого — спасение от душевного стресса.

— Мой дед по отцу частенько заглядывал в рюмку. Кончил белой горячкой. Вы сами говорили, что потомки не только повторяют обличье пращуров, но и особенности их поведения.

— Тормозные силы вашего сознания велики.

— Никакие тормоза не удержат, когда над человеком захватывает власть подсознание. Что читаете?

— Стихи. Все это было, — Наталья положила на ладонь рукопись, — будто, бы в другом существовании.

— Что вы имеете в виду, Наташа?

— Радостные времена!

— Марат Денисович как-то обмолвился, что кропает стишата.

— Не мог он так сказать.

— Ну, что балуется поэзией.

— Ближе к истине. Он поэт. Поэт для себя и для меня. Вот послушайте. Мы были тогда в Крыму, у подножия трех гор: Кара-Дага, Святой, Пилы-горы, а по-татарски — Сюрю-Кая. Второй год мы считались мужем и женой, но жили по отдельности. В Крыму, в сущности, мы только начали узнавать друг друга. Я читаю:

Д а р д ы к и н. Складно.

Н а т а л ь я. Не мешайте.

Д а р д ы к и н. Чего замолчали, Наташа?

Н а т а л ь я. Можете воспринять не так, как следует.

Д а р д ы к и н. Не подумаю плохого.