На берегах Дуная

Аксенов передал донесение в штаб фронта и, выйдя из аппаратной, глубоко вдохнул холодный воздух. Сердце забилось спокойнее, и сразу же пропала усталость от напряжения двух томительных суток. Он постоял несколько минут, наслаждаясь коротким отдыхом, и заспешил к командующему.

У входа в дом он лицом к лицу столкнулся с генералом Дубравенко.

— Вы будете у командующего дежурить. — Начальник штаба армии взял Аксенова под руку. — Он четвертые сутки не спит. В случае чего, звоните мне, а его не тревожьте. Пусть хоть часика два отдохнет. И к члену Военного совета не звоните. Он тоже измотался, как только на ногах держится.

— Слушаюсь, товарищ генерал, — ответил Аксенов.

Генерал армии неторопливо ходил по комнате. Четкие шаги его Аксенов услышал еще из прихожей.

— Мороз сильный? — спросил Алтаев.

— Градусов двенадцать.

— Поморозятся люди, в пылу боя и не заметят. И моторы у машин разморозят.

— Не может быть, товарищ командующий, четвертую зиму воюем, привыкли.

— Привыкли, — усмехнулся генерал. — Вызывайте-ка начальника штаба тыла.

Аксенов соединился по телефону с полковником Сорокиным.

— Товарищ Сорокин, — заговорил Алтаев, — что делает начальник санитарной службы? Раненых всех эвакуировали?.. Почему?.. Ни одного не оставлять на этом берегу, всех отправлять за Дунай. Покой раненым, понимаете, покой и хороший уход. Передайте начальнику медицинской службы: всех свободных врачей, фельдшеров, сестер, санитаров немедленно отправить в корпус Добрукова. Не допустить обмораживания людей. Ни одного обмораживания! Сами сейчас передайте начальникам тылов дивизий и полков: выдать сверх нормы каждому солдату на переднем крае еще по сто граммов водки. Из резерва возьмите, из моего резерва. Ничего, как-нибудь рассчитаемся. Выполняйте!

— Вы бы отдохнули, товарищ командующий, — несмело предложил Аксенов.

— Да. Я сосну часик. А вы следите за положением у Добрукова, особенно в дивизии Василенко.

Он вышел из кабинета и минут через пять вернулся с одеялом, подушкой и простыней в руках. В домашнем свитере и в теплых байковых брюках он сейчас был похож не на грозного и мужественного командующего армией, а на добродушного старичка, отдыхающего на даче. Он расстелил на диване простыню, уложил подушку. Аксенов хотел было помочь ему, но Алтаев махнул на него рукой и тихо проговорил:

— Своими делами занимайтесь, я и без вас управлюсь.

Аксенов приказал телефонистке не вызывать его звонком, а сразу подключать абонента. Беспрерывно, один за другим из разных концов докладывали командиры корпусов и дивизий, командующий артиллерией, начальник тыла армии, авиаторы, танкисты, командиры инженерных частей. Аксенов торопливо записывал доклады, наносил на карту обстановку, вдумывался в дела и события, о которых докладывали десятки людей. Все шло хорошо. Противник прекратил атаки, и на фронте наступило затишье.

— Как у Василенко? — спросил Алтаев.

— Закрепляется. Противник молчит.

Алтаев лежал на боку, лицом к спинке дивана. Он закрыл глаза и пытался заснуть. Назойливо звенело в ушах. Сновидением казались обрывки тревожных дум… С трудом налаженная переправа каждую минуту могла развалиться под натиском шуги… Мало, очень мало противотанковых мин… И артиллерии и танков недостаточно… На других фронтах всего вдосталь, а тут каждую пушчонку учитывать приходится… Но ничего, ничего! Главное решается там, на берлинском направлении, и главные силы там. А здесь мы и этими справимся. Надо до предела использовать все возможности, не допустить ни одной ошибки… А что же делается у Василенко?

Алтаев пытался ни о чем не думать и хоть на несколько минут забыться, но возбужденный мозг продолжал напряженно работать. Сейчас конники и пехотинцы Василенко зарываются в землю. Они устали после марша, на ходу засыпают… Померзнут, ох, померзнут все. И мороз, как назло, все время крепчает и крепчает. Полушубки и валенки у всех есть… А что же противник делает? Ночь, темнота… Готовится, видимо, и должен вести разведку. Обязательно должен. Не может же он наступать вслепую.

— Что у Василенко? — в четвертый раз спросил генерал.

Аксенов ответил, что там попрежнему тишина.

— Тишина, — вскочил с дивана Алтаев. — Тишина. Где командующий артиллерией?

— Звонил из корпуса Добрукова. Он организовал четыре противотанковых узла.

— Соединитесь с ним.

— Слушаюсь, — ответил Аксенов, недоуменно посматривая на командующего. Ничего особенного не случилось, но генерал явно взволнован. Сквозь гул телефонных проводов, послышался окающий голос Цыбенко. — Генерал Цыбенко, — передал Аксенов трубку командующему.

— Товарищ Цыбенко, подготовьте артиллерию для поддержки Василенко. Да, да. Поддержать всем, что есть. Берите из моего резерва еще один ИПТАП и ставьте его на дорогах позади Василенко.

Аксенов удивленно прислушивался. Свежая дивизия, правда малочисленная, только что заняла оборону, противник перед ней молчит, а командующий на помощь ей бросает свои резервы.

— Маликова вызывайте, — приказал Алтаев и склонился над картой. Пальцы его, то сжимаясь, то разжимаясь, бегали по столу. — Сколько мин на дороге от Таряна до Бичке установлено? — заговорил он с армейским инженером. — Двести? А я сколько приказал? Как это не успели? Берите еще один саперный батальон, выезжайте на дорогу и минируйте немедленно.

Он озлобленно бросил трубку.

— Адъютант, — крикнул он в прихожую, — командира мехбригады ко мне! Он у генерала Тяжева.

Минут двадцать он неподвижно сидел над картой, и Аксенову казалось, что командующий задремал и голова его вот-вот коснется стола.

— Товарищ командующий, вас просит командир корпуса генерал Добруков, — подавая трубку, доложил Аксенов.

— Да… Я… Так, так… Атаковал?.. Сколько? Более ста танков? Василенко держится? ИПТАП пришел? Хорошо. Огонь всей артиллерии на поддержку Василенко. Держать, держать противника. Сейчас Маликов выехал с саперным батальоном. Все будут минировать. Встречайте его.

«Откуда он мог знать, что противник ударит именно по дивизии Василенко?» — раздумывал Аксенов.

— Член Военного совета отдыхает?

— Не знаю, товарищ командующий.

— Соедините с генералом Шелестовым… Дмитрий Тимофеевич, на участке Василенко тяжелое положение… Да… Перешел… Более ста танков… Я рассчитывал, что он утром возобновит наступление, а ночью будет вести разведку, действовать небольшими отрядами, а тут вдруг прошло полночи — и тишина… Ясно, что готовил удар… Вот и ударил… А дивизия Василенко закопаться не успела. Земля-то мерзлая, не угрызешь… Если противник прорвется, бросим бригаду Маршева. Она готова.

Вошел приземистый, в зеленоватой бекеше с серым каракулевым воротником полковник и отрывисто доложил:

— Полковник Маршев.

— Здравствуйте, товарищ Маршев, — шагнул Алтаев вперед и пожал полковнику руку, — где ваша бригада?

— Сосредоточилась в двух километрах отсюда. Разведка вышла в Чабди и в Немел-Егьхаша. Слышат сильный бой юго-восточнее Таряна.

— Сколько боеприпасов и горючего?

— Полтора боекомплекта и две заправки.

Разговор перебил резкий телефонный звонок. Аксенов хотел было взять трубку, но Алтаев опередил его.

— Да… Я… Что? — Угроза и недовольство зазвучали в его словах. — А чем вы занимаетесь? Почему прорвался? Где ваша артиллерия? Товарищ Добруков, в таких условиях каждая секунда промедления…

Голос Алтаева то понижался до шопота, то гремел на всю комнату. Полковник молча стоял навытяжку, не сводя взгляда с командующего. На его смуглом лице застыло ожидание. Кустистые рыжеватые брови хмурились.

— Товарищ Маршев, — отбросив трубку, повернулся Алтаев к полковнику — танки и мотопехота противника прорвались вдоль дороги из Таряна на Бичке. Ваша задача: немедленно контратаковать противника, остановить его и отбросить назад. Вас будет поддерживать вся артиллерия корпуса. Через десять минут пройти мой командный пункт… Ясно?

— Так точно, — ответил полковник и слово в слово повторил приказ.