На берегах Дуная

— Косенко, — позвал он сержанта, — разыщите где-нибудь поблизости хорошую землянку.

— Правильно, — поддержал его Миньков.

Сержант Мефодьев принес раненого сапера. Косенко разыскал небольшую землянку. Втроем перенесли в нее раненых, уложили их на уцелевших нарах. Бахарев при свете карманного фонарика осмотрел повязки. Мефодьев оказался искусным медиком, и повязки были наложены надежно и ловко.

— Ну, хлопцы, — подозвал Бахарев Мефодьева и Косенко, — теперь нужно набрать как можно больше боеприпасов и постараться раздобыть хоть немного продуктов.

Они вышли из землянки. Брезжил рассвет. Небо прояснилось, и крупные звезды по-южному ярко мерцали в вышине. Бахарев смотрел в озаренную вспышками даль и раздумывал. Сейчас еще была надежда пробраться к своим. А пройдет час-полтора — и тогда линией фронта они будут отрезаны от своих. Он открыл сумку и вытащил карту. Склонившись на дно траншеи, при свете фонарика Бахарев всмотрелся в цветное поле. От того места, где сейчас сидел он, до гор, где шел бой, было не менее шести километров. Это расстояние, если б не раненые, можно преодолеть всего за один час.

Бахарев сложил карту, сунул ее в сумку и распрямился.

— Ну, товарищи, остаемся здесь и будем драться. Как вы на это смотрите?

— Конечно, товарищ капитан, — решительно пробасил Мефодьев, — раз уж случилось такое…

Бахарев посмотрел на высокого, широкоплечего сержанта. Продолговатое лицо его с выступающим небритым подбородком казалось почти серым.

— Я думаю, немало тут наших осталось, — проговорил Косенко. — Бой-то ночью шел, разве определишь, где свои, а где чужие.

Бахарев и не ждал других ответов от сержантов, но, услышав их спокойные, уверенные слова, с благодарностью посмотрел на них и приказал:

— Сейчас осмотрим местность. Вы, Мефодьев, пойдете вправо по траншее, вы, Косенко, влево, а я пойду к фронту. Только особенно далеко не уходите, к рассвету быть здесь.

Сержанты повторили приказание и скрылись в туманной мгле. Бахарев проводил их взглядом и по неглубокому ходу сообщения пошел на восток. Бой заметно отдалился и стих. На светлеющей половине неба угасали звезды. Белесый туман заволакивал горизонт. И только в двух местах — слева, где протекал Дунай, и в середине, где шоссейная дорога прорезала горы, — вспыхивали бледные зарницы.

Бахарев пытался понять, что произошло там, где совсем недавно все полыхало взрывами. Или выдохлись немцы и остановили наступление, или удалось им сломить сопротивление советских войск и прорваться через горы? Первое предположение было маловероятным, а второму не хотелось верить. Если это случилось, то события развернутся теперь на подступах к Будапешту. Кольцо окружения будет прорвано, и советские войска окажутся сами разрезанными на две части.

От этих дум больно защемило сердце. Бахарев глубоко вздохнул и стиснул кулаки. Ноги сами убыстряли шаг. Холодный ветер обвевал разгоряченное лицо. Глаза, привыкнув к полумраку, отчетливее видели вспаханное взрывами поле. Слева показались какие-то черные бугорки. Бахарев всмотрелся, подошел ближе и увидел, что это были трупы людей. Они лежали на снегу, словно готовясь вскочить и куда-то побежать. Подойдя вплотную, Бахарев по зеленым шинелям и зимним фуражкам определил, что это были немцы. Поземка уже заметала их. Здесь, видимо, полегло не меньше роты.

Пройдя дальше, Бахарев наткнулся на брошенный ручной пулемет со вставленным магазином и растянутым по снегу ремнем. Возле пулемета свалился в ход сообщения советский солдат. Он так и умер сидя, склонив голову на бруствер. Бахарев осторожно обошел его. Дальше все поле было сплошь изрыто. Видимо, сюда был обрушен весь огонь немцев.

С востока властно наплывал свет. Вырисовывались изломанные очертания гор. Виднелось какое-то селение. Влево уходила пологая равнина. Оттуда доносился глухой шум моторов. Там проходила дорога и по ней шли немецкие колонны.

Бахарев присел в воронку и осмотрелся. Теперь нужно быть очень осторожным. Все вокруг было пустынно и безлюдно. Только бой с наступлением рассвета разгорался все сильнее и сильнее.

Бахарев хотел было встать и пойти дальше, но над землей впереди поднялось что-то темное и тут же исчезло. Бахарев замер, прижимаясь к земле. Минут пять ничего не было видно, потом снова мелькнуло темное и так же поспешно скрылось. Теперь хорошо было видно, что выглядывал из окопа человек. Бахарев прижался щекой к автомату и ждал. Неприятная дрожь прошла по всему телу. В глазах рябило, и окоп впереди то казался совсем рядом, то отдалялся. Там безусловно сидел человек. Но кто это: свой или враг?

Напряженно всматриваясь, Бахарев увидел, наконец, шапку-ушанку, а рядом с ней вторую. Теперь не было сомнения, что это сидели в окопе свои. Нужно было как-то дать им понять, кто перед ними.

— Товарищи! — негромко крикнул Бахарев.

— Кто вы? — откликнулся вздрагивающий голосок.

— Я капитан Бахарев.

— Подходите сюда.

Бахарев привстал, шагнул вперед и увидел в окопе пятерых в шинелях, в ушанках и с автоматами. Один — невысокий, с погонами младшего лейтенанта — поднялся и пошел навстречу. Остальные лежали, держа автоматы наготове. Бахарев всмотрелся в щупленькую фигуру и узнал переводчика штаба дивизии Аристархова. Он тоже узнал Бахарева и радостно заулыбался веснушчатым, с приплюснутым носиком лицом.

— Товарищ гвардии капитан, какими судьбами? — заговорил он, протягивая руку.

— Такими же, какими и вы, — радостно ответил Бахарев и порывисто сжал руку Аристархова.

— Да я, понимаете, — разъяснял переводчик, — ночью в вашем полку был, пошел обратно в штаб дивизии, а тут и началось это. Так и остался один, а потом встретил вот четырех солдат, пытался с ними пробиться к своим, но наскочил на немцев.

— Хорошо, хорошо. Потом расскажете, — остановил его Бахарев. — У вас раненые есть?

— Один в руку немного. Остальные все здоровы.

— Никого тут поблизости не видели больше?

— Нет. Мы все исходили. Вон за теми буграми обозы немецкие стоят. А дальше батарея, а вон в той лощине танки, штук сорок, не меньше.

— Ну что ж, будем вместе беду бедовать.

— Конечно. А с вами еще кто-нибудь есть?

— Пятеро, я шестой.

— Вот здорово! Теперь, значит, всего одиннадцать. А это ж сила.

Солдаты радостно встретили капитана. Все они были из одного с Бахаревым полка и хорошо знали командира второй роты. Они наперебой обращались к нему, каждый пытался рассказать, что видел, но Бахарев остановил их:

— Скоро будет совсем светло. Давайте уходить подальше отсюда.

Тем же ходом сообщения Бахарев повел группу обратно. Возле землянки его поджидали Мефодьев и Косенко. Они разыскали двух раненых солдат и одного сержанта, притащили два ручных пулемета и четыре ящика патронов. Теперь в группе было четырнадцать человек. Раненых Бахарев уложил на нарах, а здоровых распределил на три смены.

— День, товарищи, придется здесь переждать — заговорил он, когда все разместились. — Будем надеяться, что все пройдет благополучно. А как стемнеет, двинемся вперед. Ну, а если немцы обнаружат нас, драться придется, до последнего драться. Оружия у нас достаточно. Патронов тоже пока хватит. Все здоровые поочередно будут дежурить. Ну, а раненым потерпеть придется. Только не сомневайтесь, товарищи, никого не бросим. Никого!

— А как же наши-то? — негромко спросил кто-то.

— Дерутся наши, товарищи, дерутся. Слышите, как гремит канонада? Не прорвутся немцы, ни за что не прорвутся!

Разгорался ясный, погожий день. От Дуная дул легкий ветерок, и тянуло по равнине низкую поземку, заметая воронки, траншеи, ходы сообщения. Даже разбросанные по всему пространству обгорелые остовы танков, автомашин, бронетранспортеров покрылись белым налетом и казались копнами сена, мирно разбросанными по укосистому лугу. За грядой невысоких холмов скрывался Дунай. Оттуда все время доносился монотонный неумолчный гул. Из низины выглядывали черепичные крыши и оголенные макушки деревьев села Сомод. От села к горам извивалась дорога, и по ней беспрерывно двигались танки, машины, повозки. Они тянулись по холмам и скрывались в туманной дали предгорного леса. Там, куда уходила колонна, то замирая на мгновение, то вновь глухо рыча продолжался, бой. А на остальном пространстве равнины, предгорий и придунайских высот замерла строгая тишина.