Три колымских рассказа

— На легковой? — мечтательно спросила Ирина.

— Нет! Грузовик. Оказался он снабженцем. Приехал в город за дефицитами. Подарки пытался делать. И вот… представляете? Я к портнихе — он у крыльца. Я к подруге — он под окнами. Выйду — отворит дверку: «Садитесь, пожалуйста, я вас подвезу». И глаз с меня не спускает… Я напугалась, звоню мужу, чтоб приехал за мной…

— Я что-то разговора вашего не слышала… — вырвалось у Ирины.

— Не слышала? Странно? Все знают, что ты подслушиваешь, когда дежуришь на коммутаторе. Но как же ты этого могла не услышать?

Всем стало неловко.

— А что вы себе сшили в Магадане? — переменила тему сама же Ирина.

— Панбархатное платье. Сейчас без него нельзя. Это самое модное. Крепдешин еще пестрый в моде.

— А платье какого цвета? — не унималась Ирина.

— Перванш. Это мой любимый. А вот Любе я бы рекомендовала «кардинал». Это так гармонирует с ее волосами спелой ржи.

— Что это такое — «кардинал»? — спросила Любушка.

Здесь Николай увидел, как Валентина, переложив из одной руки в другую папиросу, дотронулась пальцем до какого-то цветка.

— Вот, приложи-ка к волосам!

— Да, идет, очень. А чем ты, Люба, волосы моешь? Почему они так блестят? — не без зависти сказала Ирина.

— Ничем.

— И ромашкой не полощешь? Так я тебе и поверила! Я вот здешней ромашки целый мешок набрала. Только ничего не получается.

— Это не ромашка, а пижма. Она без лепестков, одни середки.

— А ты себе, значит, ромашку с лепестками искала? Все гадаешь «любит-не-любит»?

— О чем мне, Ирочка, гадать? — вспыхнула Люба. — Мое все угадано, как Ромка с воины пришел.

— Так я тебе и поверила! То-то за тобой то прораб, то новенький этот, машинист…

— А вы уж не завидуете ли, деточка? — вмешалась Валентина. — У каждой женщины бывают поклонники.

— Я? Завидую? У меня и муж и ребенок есть. И муж мой, кстати, не такой бесхарактерный, как некоторые…

— Ну, хватит этих колкостей, — повелительно сказала жена начальника. — А из «кардинала» обязательно сшей себе платье, Любаша!

— Я за модой не гонюсь. Мне Роман штапель привез, тоже красивый, в букетиках.

Женщины стали расходиться. Их яркие платки потускнели в светлых сумерках.

Закончив свои дела, собралась домой и Люба. Николай, вдруг осмелев, попросил разрешения проводить ее до дома. Она согласилась, но шла молча. Николай, видя ее настроение, тоже не решился заговорить.

Роман, увидев их из окошка, вышел на крыльцо.

— Заходи, гостем будешь. Давно зову.

— Не сегодня, Роман Романович. В другой раз.

— В другой — так в другой. Спасибо, что жену проводил! Охраняешь мою любезную от собак — и то хорошо.

Николай побрел в общежитие. Но заходить в душную комнату, где все уже спят, отгородившись от белой ночи байковыми одеялами, не хотелось. Присел и раздумье у ручья, который совсем обмелел в эту жаркую пору.

Белая северная ночь заливала землю ровным, приглушенным светом. Горы чуть потемнели. Вода в ручье лиловела на камнях. Предметы, сохранив очертания, утеряли свою объемность, перестали отбрасывать тени. Перед чудом северной ночи все казалось таким мелким, незначительным.

Вот он стоил перед Лисьим Носом, как виноватый мальчишка. А в чем он виноват? Он любит, любит впервые. Но он не собирается вмешиваться в их жизнь, если Люба счастлива. И ходить на конбазу не будет, разве что к Пинчуку. И даже постарается не думать… Постарается…

Он встал, прошел через весь поселок и вышел на верхнюю дорогу, которая вела к полигону. Над дорогой нависли отливающие влажным блеском огромные валуны. Их много тысяч лет назад стащил сюда трудяга-ледник. Над валунами — склон, заросший светлым ягелем. За ним дорога резко спускалась в низину.

На полигоне стонала, бурлила вода, отчаянно визжал какой-то, видно несмазанный, ролик на транспортере. Скрежетал нож бульдозера. За рычагами сидел товарищ Лисьего Носа, Саша Уралец. Гремела галя в тяжелом скруббере.

На Артемьева налетел какой-то запыхавшийся парень в кепке, надетой козырьком назад, и крикнул:

— Земляк! Нигде не видел нашего электрика? — И, не дожидаясь ответа, побежал дальше.

«Куда-то сбежал тот электрик. Вот гад. Скоро же металл снимать!» — с досадой подумал Николай.

Да, скоро смене снимать золото. Вон уж внизу, за колодой, разложили костерок. Николай подошел к огню, достал уголек, прикурил.

— Ну, как, горняк, — обратился он к мастеру, — план схватили?

— Какой разговор? Два дадим! — У скуластого этого парня не поймешь — правду ли говорит или шутит.

— Ну что ж! Легкого вам золота!

— Спасибо на добром слове, только мне, знаешь, легкое золото не попадалось. И ему тоже, — указал он на старика съемщика.

— Говорят, в тайге легкое золото только для дураков хранится… — насмешливо откликнулся съемщик.

— Так ведь поговорка… — попытался оправдаться Николай.

— Тот придумал, кто не мыл! Ну, Иван, нашел электрика?

К костру подошел запыхавшийся парень.

— Найдешь его!

— А что там у вас, земляки? Может, я подсоблю? — И Николай вместе с парнем пошел к головке транспортера. — А ты кто? Масленщик? Какого черта у тебя ролики пищат? Лепишься смазать? — И оба они завозились у промприбора.

Рассветало. Николай не заметил, как прошла ночь.

Горячая пора. Июль. Люди добывают золото. Нелегкое золото.

Ураган налетел под вечер. К ночи он смел с дороги пыль, снес в кюветы песок, оголил мелкие окатыши, насыпал щебенки в следы тракторных гусениц. Ветер прижимал к земле чахлую траву, трепал одинокие кусты, гнул верхушки деревьев.

За эту короткую, короче воробьиного носа, ночь непогода принесла столько рваных туч, что казалось — утро никогда не наступит. В поселке гремели крыши, свистели распорки антенны у рации. На западе, над болотами, над дальними-дальними горами шел дождь. Упали и здесь первые крупные капли. Потом хлынул косой ливень.

В общежитии у экскаваторщиков все приуныли. Какая сегодня работа! Ясно, всех бросят на паводок.

— Видно, суждено нам теперь погибнуть от потопа, — произнес Винтик, прислушиваясь и шуму воды.

Его сосед по койке, Мишаня, пустил крепкое словцо.

Николай в разговор не вступал. «Как она пойдет одна через ручей в такую погоду?» — подумалось ему.

— Зайду-ка в контору. Узнаю, что там слышно, — бросил он и, накинув брезентовый плащ, вышел в непогоду.

В конторе никого не было, кроме старика дневального. Обычно в эту пору он спал, но сегодня и ему не до сна. Дневальный обрадовался приходу Николая.

— Чую, — сказал простуженно, — даст нам сегодня Отчаянный прикурить. Ты что смолишь, машинист? «Пушку»? Угости-ка. Тебя экскаваторщики за сводкой послали? Так загляни к телефонной барышне. Она в курсе всех дел и метеусловий. Другое начальство — на полигон укатило.

В пристройке из горбыля, где помещалась «телефонная станция» (хотя коммутатор был маленький, иначе его не называли), у штепсельной доски с пятнадцатью гнездами в наушниках с микрофоном сидела Ирина. Она куталась в мужнюю меховую куртку и то клевала носом, то испуганно таращила глаза: не загорелась ли сигнальная лампочка?

Ирина тоже обрадовалась Николаю. Было кому пожаловаться, что у все не работа, а каторга: холодно, с потолка льет. И никуда не сходи, не погрейся. Сегодня всю ночь звонят. То начальство, то из района. Метеосводка плохая. Вес опасаются, что зальет полигоны. Она встала и включила «козел» — самодельную электропечку. Кусок широкой железной трубы с приваренными подставками, обмотанный серым асбестом, действительно походил на взлохмаченного козленка с широко расставленными ножками.

— Хоть чуть согреемся. И кофе я сейчас сварю. Мне мама прислала в зернах. — Она достала из тумбочки пакет. — Ну вот. А ты последи за сигналами. — И неожиданно задала вопрос, который, видимо, давно ее мучил: — А как там твоя краля поживает?

В это время в дверь постучали.