Председатель (сборник)

Юра бежал напрямик сквозь мокрый от росы орешник, через овраг, острекался злой осенней крапивой, но все равно опоздал. Летчиков не было. Лишь в темной торфяной жиже сиротливо торчал полузатонувший истребитель. Носовая его часть была разворочена и черна от сажи — перед отлетом летчики вывели из строя мотор.

Юра с грустью поглядел на пепельный кружок костра, на глубокие борозды, оставленные самолетом, унесшим летчиков.

А потом, перепрыгивая с кочки на кочку, добрался до полузатонувшего самолета и залез внутрь. Занял место пилота, положил руки на штурвал, и его детское лицо исполнилось недетской серьезности. Он чуть повернул штурвал, перед ним распахнулось небо, а внизу легла земля в квадратах полей и лесов, в тенях облаков.

…И сместилось время — курсант Саратовского аэроклуба Юрий Гагарин совершает первый в жизни самостоятельный полет.

Гагарин сделал круг над аэродромом и приземлился возле посадочного знака. Спрыгнув на землю и стараясь не выдавать обуревавшего его восторга, отрапортовал инструктору Мартьянову:

— Товарищ инструктор летного дела, задание выполнено!

— Молодец! Поздравляю! — Мартьянов шагнул вперед и крепко обнял Гагарина.

— Для первого полета совсем неплохо, — заметил подошедший к ним седоусый генерал авиации со Звездой Героя на кителе. — Какой путь себе избрали? — обратился он к курсанту.

Гагарин смешался, за него ответил Мартьянов:

— Индустриальный техникум кончает, будет литейщиком.

— Хорошее дело, — наклонил крупную голову генерал. — А только он прирожденный летчик. Мог бы стать Пилотом с большой буквы.

— Я хочу летать, товарищ генерал! — вдруг звонко сказал Гагарин. — Я ничего другого не хочу!..

— Вон как! — Генерал внимательно посмотрел на курсанта. — Фамилия?

— Гагарин.

— Хорошая фамилия, княжеская, — усмехнулся генерал.

— Не, мы колхозные, — как во сне произнес Гагарин.

— Боже мой! — Генерал приложил пальцы к седому виску. — Я уже слышал однажды эти слова…

— Под Клуш ином… за Гжатском… в начале войны… — взволнованно проговорил Гагарин.

— Надо же!.. Вот уж правда гора с горой не сходится, а человек с человеком!.. Значит, звезды по-прежнему зовут?

— Зовут, товарищ генерал, — ответил Гагарин…

…Очнулся за штурвалом восьмилетний Юра, провел рукой по глазам. На лице его затухает странная улыбка. А вокруг все то же: мертвый самолет, пустынное болото, тающий туман, дымы по окоему пространства, ворчание приближавшейся войны…

Учительница Ксения Герасимовна повела первоклассников на экскурсию. Совсем недалеко — просто за околицу.

Гжатская земля, село Клушино и его окрестности, не раз оказывались ареной ожесточенных битв русского воинства с иноземными захватчиками. А в глубокую старину русские богатыри стояли тут на страже молодого зарождающегося государства.

И сейчас учительница показывает ребятам округлую насыпь, по которой проложена узкая дорожка.

— Эти насыпи называются «жилища богатырей», — поясняет Ксения Герасимовна. — Кто знает почему?

Ребята молчат.

— Тут богатыри жили? — высказал предположение толстый мальчик Лупачев.

— Не просто жили, а землю Русскую охраняли. И друг с дружкой перекликались. — Учительница вскарабкалась на насыпь и, поднеся ладони рупором ко рту, закричала: — Ого-го!.. Спокойно ли у вас, други-витязи?.. Не тревожит ли рать вражеская?..

Она очень трогательна сейчас, эта немолодая женщина со встрепанными ветром седеющими волосами. Юра Гагарин пристально смотрит на учительницу. В ушах его звучит:

— Нет спокоя нам, други-витязи!.. Тучей черной ползет рать вражеская!..

Юра встряхнул головой, прогнав наваждение.

Ксения Герасимовна подвела ребят к могильному кургану.

— А здесь покоятся русские воины, которые в семнадцатом веке гетмана Жолкевского на Москву не пускали. Страшная битва была Воевода Дмитрий Шуйский, царев брат, муть не всю рать положил. Но и от воинства гетмана не много уцелело. Жолковский говорил: «Еще одна такая победа, и нам конец»… А вот скажите, ребята, кто еще через Клушино на Москву шел?

— Наполеон!.. — враз вскричало несколько учеников.

— Правильно, Наполеон… Вот какое историческое место наше Клушнно!

— Ксения Герасимовна, а Гитлер сюда придет? — спросил Лупачев.

— С чего ты взял? — вспыхнула учительница.

— Беженцы говорят, он уже под Гжатском.

— Москвы Гитлеру не видать как своих ушей, — твердым голосом сказала Ксения Герасимовна, уклонившись, однако, от прямого ответа.

Дети это почувствовали.

— Ну а к нам? — настаивал Лупачев.

Ответа не дождался. Из-за леса на низком, почти бреющем полете стремительно вынесся самолет и хлестнул пулеметной очередью.

— Ложитесь! Ложитесь! — закричала Ксения Герасимовна.

Дети распластались на земле где кто стоял. Им отчетливо были видны пауки свастик на крыльях и черные кресты на фюзеляже.

Самолет пошел на деревню. Громко, отчетливо забили его крупнокалиберные пулеметы.

— Зажигалки! — крикнула Былинкина. — Он кидает зажигалки!

Дети вскочили на ноги.

В стороне деревни взметнулось пламя, столбами повалил черный дым.

— Школа горит! — крикнул Гагарин.

Со всех ног дети кинулись к деревне.

— Стойте, ребята!.. Куда вы?.. — тщетно взывала Ксения Герасимовна.

Никто ее не слушал, и учительница тоже побежала.

Когда они достигли Клушина, немецкий самолет, сделав свое черное и бессмысленное дело, убрался восвояси. Деревня горела в разных концах. Пылали коровник, водокачка, несколько изб, горела школа.

Неподалеку от школьного крыльца лежала расстрелянная с самолета молодая женщина.

— Дуня… Позднякова… — узнали ребята клушинскую почтальоншу.

Ксения Герасимовна сняла с головы шерстяной платок и прикрыла лицо погибшей.

От конторы подбежали мужики, с ног до головы испачканные глиной, — видать, отлеживались в огороде. Они подняли Дуню и отнесли.

И тут все услышали плач, прерывистый, взахлеб, похожий на кудахтанье.

На чурбаке, у поленницы дров, сидела маленькая девочка и горько плакала, прижимая кулаки к глазам.

Ребята окружили девочку. Ксения Герасимовна опустилась перед ней на землю.

— Ты кто такая?

Рыдания стали громче.

— Откуда ты, девочка?

Ксения Герасимовна сильно и умело отвела кулаки девочки от глаз. Открылось мокрое веснушчатое личико с заплаканными черными глазами. Она была невиданно весновата, лицо ее напоминало апельсин, и дети сразу оценили это маленькое чудо.

— Вот это да! — восхитился толстяк Лупачев. — Она пестрей Людки Былинкиной!

— Сравнил тоже! — подхватил чернявый как жук Пека Фрязин. — Людке до нее, как до небес!

— Помолчите, ребята! — строго сказала Ксения Герасимовна. — Ты откуда, девочка?

— Мясоедовские мы, — по-взрослому ответила девочка.

— Как тебя звать?

— Настя.

— А фамилия?

— Жигалина.

— Постой, ты не предколхоза дочь?

— Ага.

— А как ты здесь очутилась?

— Меня мамка привела. К тете Дуне жить…

— Дуня вам родня?

— Ага. Она тети Валина дочка.

— А где же твои родители?

— Папка в этом… ополчении, а мамка в госпитале.

Ксения Герасимовна чуть помолчала, что-то соображая про себя.

— Слезами горю не поможешь, — решительно сказала учительница. — Пойдем, будешь у меня жить…

…Клушинская школа расположилась в помещении колхозного правления. Сюда же переколотили школьную вывеску.

После уроков, когда ребята гуртом выкатились на улицу, толстяк Лупачев предложил Пеке Фрязину:

— Эй, жук, давай из новенькой «масло жмать»!

— Лучше из тебя жмать, жиртрест! — огрызнулась новенькая. — Настя Жигалина.

Ей бы помолчать — из новеньких всегда «жмут масло», и ничего страшного тут нет, но ее насмешка обозлила Лупачева, а строптивость — Пеку Фрязина. И «жмать» ее стали с излишним азартом.