Кольцевая дорога (сборник)

Куб-цистерну взялись перевозить с утра. На заводе уже и позабыли, когда и кто ставил этот огромный бак. Он был высок, и когда заполнялся маслом, заправщики взбирались по лесенке. Отодвигали крышку и опускали от стоящей рядом машины шланг — сливали масло. Повернув внизу кран, брали и несли смазку к станкам.

До конца масло никогда не сливали, предпочитая добавлять его, как только уровень приближался ко дну. Эту цистерну-бак ни разу не трогали, не смотрели с тех пор, как установили.

Теперь надо было ее переместить, передвинуть к ремонтному цеху. Горликов попросил Родиона помочь, именно попросил, а не приказал, ибо обязанности Родиона сводились к заботам внутри цеха. Работа была несложная. С утра ждал наготове подъемник и двое рабочих. Бак-цистерну подковырнули ломиками, подложили слеги, пропустили под днищем трос. И когда оторвали ее от земли и она накренилась, словно бы пошатнувшись, внутри ее каменисто громыхнуло раз-другой, перекатилось, ударилось о стенки и стихло…

— Странно…

— Что странного? — спросил Родион в свою очередь.

— Камни какие-то… Откуда?

На весу начали выравнивать куб-цистерну, и опять громыхнуло в кубе, опять отчетливо плюхнулось в остатки жидкости, взболтнуло ее — и успокоилось.

— А может, кирпичи?..

— Что бы ни было, — сказал Родион, — а придется достать. Смазка грязниться будет.

Проверить следовало во что бы то ни стало. Будут брать масло и не догадаются, что лежат на дне кирпичи.

В глухом месте задворка цистерну перевернули. Потекла смазка, за ней выпали на землю, а потом и посыпались — одна за другой… детали.

Родион взял одну, повертел в руках, торопливо протер и глазам не поверил: детали были из его прежнего цеха. С его линии даже!

— Не твои ли, Родион?

— Не мои.

— Ловок же кто-то. Ловок! — восторгались рабочие и водитель подъемника. — Ну век не догадаться.

Родион повертывал детали: углубления на них, а точнее, пазы-канавки, были почему-то в песке. Значит, песок оставался и на дне цистерны… Он видел брак, кем-то вынесенный из цеха и спрятанный в бак-цистерну. Брак, сделанный в его старом цехе от неправильно закрепленной фрезы.

Фрезерные канавки тянулись не прямо, а вкривь. Дело оказалось серьезным: детали составляли сумму немалую. Утаить их нельзя было. И Родион решил известить Горликова, поговорить с Дементием. Не идти же ему было к Сипову.

Как-то накануне праздника в составе контрольной дружины довелось обходить свой цех. Смотреть, вычищены ли станки, убрано ли вокруг них как следует. Подле тумбочки Агафончика лежала опилками присыпанная стопка деталей, оставленная словно бы невзначай, но явно наспех. Из нее торчали концы деталей. Родион не остановился, и группа не задержалась — прошли мимо. Решил потолковать с Агафончиком с глазу на глаз. Как-никак соседи же. Он так и сделал, когда обход завершился.

Агафончик, однако, успел исчезнуть. Исчезла и стружка, и с ней стопка деталей. Агафончик вскоре вернулся и растерянно смотрел на стоящего у станка Родиона. В молчаливом замешательстве Агафончик взялся протирать тумбочку, не решаясь заговорить первым.

— Вынес?

— Что вынес…

— Давай начистоту! У тебя лежал брак. Только что.

— Какой брак? Сделанное лежало.

— Сделанное ты сдал. А брак присыпал опилками.

— Бра-а-ак?

— Да. Брак.

— А что же не говорил, когда лежал он? Что молчал?

— Жалел. Тебя, всю смену жалел. Позора не обрались бы.

— На мушку берешь, Родион. Не было здесь брака! Не было!

— Ладно, черт с тобой, — произнес Родион в сердцах. — Попадешься, пеняй на себя. Тебе же хуже будет.

На такой поворот Агафончик не рассчитывал. Он надеялся, что Родион пойдет к мастеру, к учетчице, будет наводить справки, и внутренне приготовился отнекиваться и спорить. То, что Родион не стал ни того, ни другого делать, Агафончика смутило. И он не знал, понимать ли действие Родиона как доброту или ждать какой-нибудь поздней каверзы.

Родион угадывал его состояние, хотел сказать даже, что ничего он не замышляет, а хочет лишь одного: чтобы в смене их обстояло все хорошо. Но объяснить это не смог, не та была минута, не то состояние.

Родион чувствовал, разговора не получилось. И не получится. Кто-то предупредил в последний момент Агафончика об их обходе… И Агафончик успел брак присыпать опилками.

Но куда так быстро мог он детали спрятать? Как проглотил. Неужели спрятал, не выходя из цеха? Что-то было в этом даже занятного. В детстве, поди, Агафончик лучше других играл в прятки. Любопытства ради узнать бы, что за тайник существует в цехе, о котором и в голову другим не приходит. И которым ловко пользуется Агафончик. На душе очень скверно, будто именно он сподличал. Надо было все-таки что-то предпринимать. Высказать свои подозрения? А если окажется, что Агафончик все-таки не виноват, хотя это маловероятно. Но попробуй докажи. Надо просто присмотреться. Выходит, он должен шпионить? Но при чем здесь шпионство? Подлость есть подлость, и если терпеть, ничего не замечать — значит, быть самому мерзавцем. Однако действительно мог спрятать в бак детали и кто-то из сменщиков. Опустить днем детали в бак не каждый решится. Только ночью можно такое сделать. С Агафончиком же дело происходило днем.

Он не намерен был сразу винить Агафончика. Мог спрятать детали и кто-то из сменщиков. Просто случай припомнил давний. Опустить днем детали в бак не каждый решится.

Как поступить с деталями, Родион не знал. И никто не знал. И никого это особо не тревожило. Только Родиону находка не давала покоя. Кто-то и впредь будет прятать свой брак, грязнить смазку. Не в его положении сейчас кого-то отыскивать, одного хотелось ему, чтобы крышку цистерны закрывали бы так, чтобы открыть ее мог только шофер-заправщик. Об этом и хотел Родион с кем надо поговорить. Но с кем? Ему казалось, что тут же начнутся выяснения, пойдет шум…

Сказать хотелось тому, кто понял бы это правильно. Можно Дементию, можно Горликову, можно тому и другому. Горликов пришел, посмотрел детали и сказал, что он известит о них Сипова. Одну из деталей он взял с собой, а остальные распорядился свалить в отходы. Переплавят вместе с металлической стружкой.

Сохранил и Родион деталь, чтобы показать Дементию. С ним он давно собирался встретиться. После заседания завкома они ни разу не виделись, а Родиону к тому же надо было переговорить о предложении Горликова — стать за токарный… Он разыскал Дементия в тот же день после работы.

— Агафончику, прохвосту — квартиру уступил. Увижу Лариску, так и скажу: балда ты, и только! Молчи, ради бога, молчи! — наседал он на Родиона.

И Родион молчал, ждал, когда Дементий остынет. А потом протянул деталь и рассказал все. Но особого впечатления находка не вызвала. Дементий подержал деталь, покрутил, повертел и посоветовал:

— Выбрось. И не возись. Дались тебе эти детали. Ну найдут, разыщут, а дальше? На тебя же Сипов и свалит. Найдет что!.. Расскажи лучше, как работается?

— Нормально. Горликов настоящий станок предлагает. Говорит, никто и знать не будет, что на токарном работаю.

— Ну и что ты сказал ему?

— Я ничего пока не сказал.

— Постой. Горликов твой рискует. Давно ли пришел директор, а в трех цехах уже мастера новые, те, с кем он где-то работал. Ты этого, конечно, не знал.

— Не занимало. Была работа, место свое…

— Смотри, втянет он тебя. Ему-то ничего — уйдет на пенсию скоро, а у тебя все начинается только. Да что говорить. Сам знаешь. Вернем как-нибудь назад. А пока не связывайся, не лезь и не ищи новых приключений.

То, что Горликову предстоит уходить на пенсию, Родион слышал и как-то не верил, не представлял себе без него ремонтного цеха, где не знали ни окриков, ни суматохи. Во всем было спокойствие, слаженность и продуманная распорядительность.

Там, где случались порой особого рода трудности, звонили Горликову. И он уходил, надолго задерживался и в перерыв, и после работы.