Сибиряки

Протяжный, осипший гудок автопунктовской котельной, возвестивший о конце смены, пропел в душе Житова сладостно и тревожно. Как-то теперь они еще встретятся с Нюськой? И Житов поспешил к проходной будке.

Выйдя на улицу-тракт, он неторопливо двинулся по нему, твердо зная, что именно здесь будет проходить Нюська. Сердце Житова билось учащенно, громко. Дважды обернулся на бойкие, сзади, шаги — Нюськи не было. Почему она задержалась? А не лучше ли было прямо зайти за ней в раздаточную? Но Рублев… Ведь Нюська сама просила Житова не заходить к ней, когда отец в автопункте. Значит, что же?..

И опять шаги — Нюська! Идет с подружками и будто не видит его: пересмеивается, болтает. Ворот стежонки распахнут, коса под ней забавно горбит Нюську, полные в икрах ноги в тугих сапожках. Идет, орешками — тьфу, тьфу! — пощелкивает, девчатам покою не дает, чем-то потешит. И сбавила шаг, сунула в карман орешки, замолкла.

— Здравствуй, Нюся, — еле выговорил Житов.

Они пошли рядом: шаг… два… три… размеренно, молча. И Житов не решался взглянуть на ее профиль.

— Нюся, ты не ждала меня?

Серые Нюськины глаза из темных ресниц с детским удивлением смотрят на Житова.

— Как это?

— Ну здесь… на тракте?

Нюська отвернулась, кивнула.

— Ждала.

— А вообще?.. — с трудом выдавил Житов. И почему-то сглотнул.

— И вообще, — довольно спокойно сказала Нюська. — Ой, что я! Ведь вас на свадьбу зовут, Евгений Палыч!

— Кто? На чью свадьбу?

— Да разве вам Миша не говорил?

— Нет, Нюся.

— Вот дурень! Забыл от радости… Да на его же свадьбу и зовут! И Танечка тоже…

— Почему же она сама?..

— Стесняется! — весело рассмеялась Нюська. — Ты, говорит, сама скажи, а то неудобно… Глупая она, правда?

— Но как же я неприглашенный-то?

— Так я же вам говорю, что звали! Да разве друзей приглашать надо? Они и так должны…

— А когда у них? Свадьба? — тихо спросил Житов.

— В субботу. Мишка уже отгулы взял, а у Танечки в пятницу дежурство, а три дня свободная… Придете?

— А ты, Нюся?

— А как же! Ведь подружка выходит! Ведь мы с ней с первого класса… Ой, пойдемте, Евгений Палыч!

И это «пойдемте» сразу же окрылило Житова.

— Конечно! Обязательно пойдем, Нюся!

И опять: шаг… два… три…

— Нюся, пойдем посмотрим на Лену? — решился Житов.

— Сейчас?

— Ну да. Я так и не видел, как растаяла наша ледяночка.

Нюська участливо посмотрела в его лицо.

— А вы здорово похудели, Евгений Палыч.

— Кощеем стал?

— Да нет, правда.

— Так сходим?

— После. Переоденусь сперва, ладно?

— Хорошо, Нюся. Я подожду тебя здесь.

Нюська перепрыгнула кювет, но не ушла, застряла в калитке.

— Лучше вы идите, Евгений Палыч, а я после приду. Где круговушка была, ладно?

— Ладно, — улыбнулся довольный Житов.

Нюська не обманула. Она пришла даже раньше, чем ожидал Житов. Явилась в одной вязаной кофте, новой синей юбке плиссе. Толстая русая косища — почти до колен.

— Нюся, ты с ума сошла! Без пальто, без берета!

Нюська хохочет:

— Я не хлипкая, Евгений Палыч. Я ж не москвичка.

Житов снизу вверх с нескрываемым восхищением смотрел на стоявшую над обрывом Нюську. И голыш, которым он собирался «сосчитать блинчики», застрял в его руке. До чего ж она хороша, Нюська! Краснощекая, сильная, с завидной талией, скромным девичьим бюстом. А Нюська, будто ценя свои достоинства, развела пальцами складчатую юбчонку.

— Ой, и плясать же люблю — ужасть!

— Так ты еще и пляшешь, Нюся? — чувствуя, что краснеет, возможно спокойнее спросил Житов.

— А то! Вот на олимпиаде буду испанскую танцевать.

— А петь?

— Ну и петь тоже, — уже равнодушнее произнесла Нюська.

Но белолицая блондинка — она казалась Житову скорее русалкой. Интересно бы увидать ее с распущенной косой…

— Ну что же вы? Залазьте сюда, — посерьезнела Нюська и, не дожидаясь, пока Житов поднимется на обрыв, пошла берегом.

Житов догнал ее, пошел рядом.

Разговор не вязался. Хотелось высказать Нюське все: и как мечтал о ней в тоскливые дни в палате, и как радовался каждому редкому ее приходу, каждой короткой встрече, и как любит ее сейчас, любит так, как никогда больше никого не полюбит! И не находил слов. Он взял ее за руку, за одни пальцы и, покачивая своей, шел и шел, боясь отпугнуть свое счастье. Как он давно не целовал ее! И неужели он должен ждать, когда Нюся опять предложит ему: «Поцелуйте меня, Евгений Палыч!» А может быть, она сама хочет, чтобы он поцеловал ее? И даже сердится на его робость?..

— Нюся! — Житов остановил ее, повернул к себе, осторожно взял ее плечи.

— Не надо, Евгений Палыч. Еще люди увидят.

— Какие люди, Нюся? Мы совсем одни…

— Все одно не надо. Давайте лучше так погуляем.

Как она спокойна! Ни тени волнения, ни намека на нежность! Что с ней?

Они сбежали к воде, к проталым ледяным заберегам. Освежающая прохлада пахнула в горячее лицо Житову. Он расстегнул ворот.

— Зачем вы, Евгений Палыч? Еще простынете…

— Я ведь теперь тоже сибиряк, Нюся. Причем крещеный сибиряк! В самой наледи!

Но Нюська сама застегнула ему ворот.

— А вот так лучше. А то больница по вас наскучилась…

И снова: шаг… два… три…

— Евгений Палыч… — загадочно улыбнулась вдруг Нюська и осеклась.

— Что, Нюся?

— А что бы вы сделали, если бы я с Ромкой гуляла?

Житов едва вынырнул из ледяной ванны.

— Зачем это..?

— Говорю?

— Да, Нюся.

— Ну просто… Ведь Ромка вот тоже… Он же знает все, правда? Или бы замуж за него вышла?

Житов, не оправившийся от первого удара, болезненно сжался. Что она вдруг? Зачем она так… жестоко?

— Я бы не мог жить без тебя, Нюся…

— Глупости! Все так говорят, а ведь не умирают, правда?

— Но зачем об этом говорить, Нюся?

— А так. Узнать хотела, что скажете. А вы, как все, сразу: жить не буду! А если бы вот вы мне сказали: я другую полюбил, на другой женюсь… Да сроду бы помирать не стала! Глупости все это… Только вы не серчайте, я ведь так просто… Вы не замерзли, Евгений Палыч?

В этот вечер Житов долго сидел дома за своим столиком, пытаясь закончить письмо родителям. Перо валилось из рук. Что он теперь им напишет о Нюсе? О больнице не писал, боялся расстроить, а вот о Нюсе поторопился. Расхвастался, летом в отпуск с женой молодой обещал приехать, карточку даже, что у Нюси выпросил, в Москву отослал, себе не оставил. А что напишет сегодня?

Житов поправил в лампе огонь, отложил ручку. Как понять Нюсю? Зачем она второй раз подсовывает ему Губанова, если сама видит, как это ему больно? Что это здесь, в Качуге, за слово такое: «гуляем»? И неужели бы он, Житов, мог поцеловать девушку, которую бы не любил искренне, нежно? Ведь не с Танхаевым целоваться на радостях, как тогда, после кризиса целовались. Может быть, он излишне навязчив своей любовью? Ведь давал же себе зарок меньше преследовать Нюсю, меньше напоминать ей о своем счастье. Отстал же Роман Губанов от Нюськи, так вот она теперь не может забыть его. И в институте еще товарищи говорили: «Хочешь успех у женского пола иметь, Женька, делай вид, что тебе на него чихать!..» Пошлостью ему тогда показалась такая «моралька», а что же получается в жизни? Почти так?..

Житов попробовал представить себя на месте Нюськи. Вот он — Нюська. У него — у нее прекрасные серые глаза, стройная, гибкая девичья фигура, коса, голосище — все данные для того, чтобы вскружить голову не одному парню. И вот в него — в нее влюбляются двое. Один — высокий, сильный блондин с лицом Столярова, но неуч, увалень, всего-навсего шофер третьего класса. Другой — невысок, худощав, с черными кудрями и довольно приятным лицом. Мало того, инженер, герой покорения наледи, ну, и отчасти перекатов. О нем написали даже в областной газете. Технический руководитель автопункта, где я — Нюська работаю. А кто я? Раздатчица инструментов, рабочая девушка, дочь шофера. Оба в меня влюблены. Оба хотят предложить мне свою руку: один — большую, жесткую, другой — небольшую, нежную, как у меня — Нюськи. Я решаю: у одного — сила, мужская красота. У другого — больше женственности, но кругозор, положение в обществе, нежность. И вот я пока отдаю предпочтение инженеру. Гуляю с ним, вижу, что он хоть сию минуту готов жениться на мне… А что тот? Первый? А первый довольно легко уступил меня инженеру и, кажется, не очень-то и расстроен. Возможно, даже нашел более согласное сердце и теперь только ждет, чем все у меня кончится. Да и ждет ли еще, если поиски новой работы и заработки его, похоже, волнуют больше, чем я? Но ведь я, Нюська, еще не сделала окончательный выбор! Мне еще нравятся тот и этот! Этот от меня не уйдет, я в нем уверена, ходит за мной по пятам и только и делает, что вздыхает да страдает от ревности… А тот, первый? Я же могу упустить его, и выбора уже не будет? Ясно! Я делаю так: второго вожу за нос, мучаю, мучаю так, чтобы его страданья заметил первый, а сама начинаю строить первому глазки, зазывать его к себе в раздаточную, любезничать с ним, причем, не обращая внимания на присутствие второго: пусть видят все, что он у меня под пяткой!..