Горячая верста

— А знаете что!— запрокинул назад голову Егор.— И не надо мне никакого искусства — руки у меня есть, и ладно! Отец говорит: хороший рабочий лучше, чем плохой певец. Вот женюсь я на Аленке... не на этой, так на другой, и построим мы с ней самую большую в мире электростанцию!..

«Не Егор говорит, нет не Егор,— ворошилось в душе Насти. — Ревность его гложет, обида. И нет у него любви к Аленке, нет планов новой жизни... Ничего у него нет, а есть смятение чувств, буйство могучей натуры. Что с тобой творится? Расскажи мне, Егор, откройся!»

Настя не смотрела на Егора, шла, собравшись в комочек, словно синичка на морозе. Шла тихо, будто нехотя. А Егор, глядя на нее, думал: «Видно, у них с Феликсом серьезная размолвка вышла. Не в себе она».

Аленка им вновь встретилась на стройке, когда Егор и Настя, спустившись вниз, к зданию станции, очутились среди нагромождений бетонных блоков, балок, штабелей кирпича. Кто-то сверху, казалось, из поднебесья кричал: — Егор Ла-а-птев!..

Егор задрал голову и на выступе стены, на уровне сорока—пятидесяти метров, увидел Аленку — ту самую голубоглазую с черными бровями,— Настину подругу. Она махала рукой: поднимайтесь, мол, сюда.

Егор подал руку Насте, и они вошли в ещё не закрытую с одной стороны часть здания. По лестницам, на которых ещё не было перил, поднялись на второй, третий, четвертый этаж. Здесь их встретила Аленка.

— Хотите взглянуть на здешнюю округу с высоты?..

И повела их дальше, наверх.

— Вы всем очень понравились, — говорила она Егору. И потом, блестя небесными глазами, вся розовея от смущения, спросила:

— Вы бывали на электростанциях?

— Нет, не бывал,— смутился Егор,— Зато сразу попал на самую большую.

На верхней площадке, где гулял холодный ветер, к ним подошли другие девушки и парни, стали благодарить за вчерашний концерт. Подошел бригадир, невысокий широкогрудый крепыш в ладном ватнике, из-под которого выглядывала солдатская гимнастерка, — видно, недавно из армии.

— Вы только нас извините, мы сегодня кладку обещали довести.

— Разумеется, а нам посмотреть можно? — спросила Настя.

— Мы-то вчера смотрели... на вас...— Аленка повернулась к Егору.— И вы... пожалуйста.

Аленка взбежала наверх, на круто повисший над землей выступ, на ходу надела широкий ремень, пристегнула к нему гибкий трос и встала с поднятыми на уровень плеч руками,— словно приготовилась к танцу. Кто-то снизу крикнул: «Пошел!», и наверх к Аленке, один за другим, полетели кирпичи. В правой руке у нее был мастерок — им она ловко бросала бетонную массу, другой рукой вдавливала в нее кирпич, вела кладку. «Не девичья работа»,— подумал было Егор, но потом увидел, что Аленка принимает на руку кирпичи не обыкновенные, а маленькие, фигурные,— и кладку ведет не простую. Стена тут завершалась карнизом, и этот-то карниз «выписывала» на пятидесятиметровой высоте Аленка. Именно выписывала, потому что карниз под её руками выходил правильным полукружьем, будто кто-то циркулем означил его путь, а девушка лишь вела по штрихам. Но штрихов никаких не было; Аленка вела линию на глаз, а глаз у нее был верный и чутко улавливал красоту.

— Как не боится?— сказал Егор.

Аленка закончила линию кирпичей в одном месте и поднялась на самый край выступа — едва только ноги помещались на упоре, а сама она висела над бездной. И откинула назад руку, ждала очередной кирпич. Вот он полетел наверх, Аленка подхватила его и с той же быстротой и сноровкой стала «писать» вторую линию.

Долго смотрели за её работой Егор и Настя, а когда случилась заминка с кирпичами и Лена вынужденно на минуту остановилась, Егор кивнул ей и легонько захлопал в ладоши. Аленка тоже кивнула и засмеялась. А когда кирпичи снова полетели к ней наверх, Егор и Настя попрощались с ребятами, стали спускаться. Но их окрикнул бригадир:

— Станцию хотите осмотреть?

— Хорошо бы! —сказал Егор.

Бригадир крикнул:

— Сизов! Замени Рощину!

Работа на минуту снова прекратилась, бригадир, приблизившись к Елене, что-то сказал ей, после чего она спустилась вниз, помыла в ведре руки, подошла к артистам: — Приказано вам станцию показать.

Егор развел руками, Настя обняла Елену.

— Хорошо-то как!

В станцию входили с парадного подъезда; тут, как только они вошли в первый этаж, открылась перед ними картина, которую частями они видели то на рисунках в книгах и журналах, то на экране телевизора или в кино: машинный зал современной теплоэлектростанции, на втором этаже была большая стеклянная комната и в ней пульт управления — на манер тех, которые изображаются в фантастических романах. Лена в комнату не заходила, вела своих друзей мимо нее — в длинный коридор с цветным паркетным полом и со стеной, увитой пароводами. Пароводы были толстые и тонкие, они причудливо вились по всей стене, сцеплялись друг с другом, точно сказочные питоны и удавы. Самый большой паровод одет в белую рубашку из тонкой блестящей жести; от неё исходило тепло. Слышалось гудение.

Настя — инженер, она в институте изучала устройство электрических станций, но тут, попав на саму станцию, увидев её «живую», не смогла сразу понять, где зарождается пар и куда он идет. И вопросы задавать стеснялась. Она ведь инженер, и ей перед Егором не хотелось ронять репутацию. А Егор, между тем, спрашивал:

— Зачем тут так много труб?

— Это котел, — сказала Лена, — прямоточный, самый что ни на есть современный. Вон посмотрите — он начинается снизу и идет до самой крыши. Его высота сорок метров. А внутри его горит факел. И разогревает пар.

— А он потом,— продолжал Егор её мысли,— под большим давлением...

— И с большой скоростью, — уточнила Лена, — устремляется к лопастям турбины. Если бы снять с труб вот эту нарядную рубашку,— показала она на большой паровод,— то труба бы предстала перед нами раскаленной докрасна.

Лена свернула в дверь и привела их в огромный, крашенный в желтые и зеленые цвета зал. Здесь на средине, утопленная наполовину в пол, лежала турбина.

— А вот и «трехсотка»!— показала Лена. И встала в отдалении, как бы боясь подойти ближе и давая понять своим слушателям, что ближе к ней подходить нельзя.

— Правда ли, ваша станция будет самой большой в мире?— спросил Егор.

— А как же?— удивилась девушка.— Разве кто-нибудь в этом сомневается?

— Я, например,— подзадорил её Егор.

— Ну если вам охота — сомневайтесь,— весело, но в то же время обидчиво надув губки, проговорила Аленка. И затем серьезно, стараясь убедить Егора, продолжала:— По проекту у нас будет пять миллионов двести тысяч киловатт. О Волховской гидростанции слышали?.. Так вот наша равна силе почти ста Волховских станций.

— А какая будет сильнее — ваша или Днепрогэс?

Девушки переглянулись, вопрос им показался наивным, но Лена, быстро подавив улыбку, серьезно ответила:

— Наша будет в десять раз сильнее.

— А вы вот что скажите нам, Леночка,— обратилась Настя,— сила скольких лошадей заключена вот в этом одном агрегате — в трехсотке?

Настя задала вопрос, подобный тем, которые только что задавал Егор; она тоже, как и Лена, уловила неловкий момент и теперь бросала Егору якорь, чтобы он окончательно поборол смущенье. Однако Егор понял этот Настин маневр, но сделал вид, будто ничего не случилось.

— Так сколько же тут лошадок? — повторил он беспечно Настин вопрос. Лена затруднилась на минуту, но, сделав в уме какой-то пересчет, сказала:

— Здесь... почти полмиллиона лошадей!

Егор плутовато сощурил глаза, отступил назад, затем взял Елену за руку и, словно сделав для себя какое-то открытие, сказал девушке:

— Постой, постой! А вы откуда все это знаете? Вы же строитель!

Лена негромко проговорила:

— Я учусь в институте. Заочно.

Егор вспомнил письмо Аленки бригадиру Куртынину. Подумал: «Откуда в ней столько романтических устремлений! Вот она ещё и учится. И неизвестно, что её больше увлекает, учеба или труд? А вот брошу я ваши спектакли, останусь на стройке и буду как Аленка творить на земле чудеса!..»