Прииск в тайге

— Зайдем.

В конторе Майский подробно расспросил Булгакова о наличии продуктов.

— Никакой наличности, Александр Васильич. Все как есть подобрали. Можно сказать, под метелку. Остались свечки да мыло духовое.

«Идиот, — мысленно обругал себя директор, — почему не распорядился оставить неприкосновенный запас? Впредь наука. Учись обо всем думать». Вызвал начальника приисковой охраны Буйного. Тот оказался неподалеку и скоро пришел.

— Иван Тимофеевич, ты знаешь, что неделю назад нам отправили обоз с хлебом и продовольствием? Так вот, его до сих пор нет. Что скажешь?

Начальник охраны крякнул, сгреб в горсть бороду и, медленно пропуская ее меж пальцев, ответил:

— Непонятное дело. Искать надо. Могли и приблудить.

— Надо искать обоз, Иван Тимофеевич. Поезжай сам.

— Сдается мне, дело не пустяком пахнет.

— Бери сколько потребуется, дружинников и немедленно выезжай. Помни: в Новом ни осьмушки хлеба.

Буйный с десятком всадников выехал через час. Дорога, петляя, тянулась лесом, изредка пробегая небольшие поляны на месте бывших гарей, стороной обходя топкие места. Верстах в двадцати от прииска натолкнулись на остатки исчезнувшего обоза. Дорогу загородили опрокинутые разбитые телеги. Среди них лежали трупы лошадей со вздутыми боками и оскаленными мордами. Там и тут земля белела от муки, высыпавшейся из распоротых мешков. Большая железная бочка, пробитая пулями в нескольких местах, еще сочилась последними каплями желтого как янтарь, прозрачного подсолнечного масла. Раздавленные консервные банки, вспоротые кули с горохом, пшеном и солью — все разбросано, перемешано с землей. Здесь же среди повозок и конских трупов лежали и обозники — пять человек. И каждый был изуродован так, что страшно смотреть. Начальник приисковой охраны, глядя на эту картину разрушения, все более мрачнел. Ковырнул носком сапога грудку серой слипшейся муки:

— Похозяйничали, сволочи.

— Иван Тимофеевич, — дружинник подал Буйному листок смятой бумаги. — Вон тому к груди прикололи.

На листке со следами грязных пальцев и крови кто-то коряво нацарапал карандашом:

Иван Тимофеевич в бешенстве скомкал бумажку и хотел бросить, но передумал, сунул в карман.

— Пригодится. Тимошенко, и ты, Бузуев, повертывайте на прииск. Расскажите директору, что тут видели. Пусть пришлет подводы. Мы здесь останемся.

Двое уехали, остальные принялись собирать все, что уцелело из продуктов и что можно было использовать. Буйный, взяв с собой одного охранника, поехал по следам бандитов, надеясь узнать, откуда они появились и в каком направлении скрылись. Вернулся он часа через два. Следы бандитов затерялись в лесной глухомани. В шайке было не менее десяти человек. Нападение на обоз, видимо, готовилось заранее: на дороге оказались завалы, за которыми бандиты устроили засаду. Перебив людей и уничтожив большую часть продуктов, нападавшие скрылись.

Преследовать их сейчас не было смысла, так как с момента нападения прошло два-три дня.

Ночью приехал Майский с несколькими подводами под усиленной охраной. Иван Тимофеевич рассказал ему все, что удалось выяснить о гибели продовольственного обоза. Директор слушал молча и только скрипел зубами. Когда Буйный кончил, инженер глухо сказал:

— Мне-то ты все рассказал, а вот как старательским женкам объяснить? Они и слушать не станут. Знаешь, что сегодня магазин едва по бревнышку не разнесли?

Действительно, на прииске дело едва не дошло до настоящего бунта. Началось с того, что утром возле магазина собралась большая толпа женщин. Вначале они вели себя спокойно, терпеливо ожидая, когда Булгаков откроет магазин. Время шло, а завмаг не появлялся. Женщины заволновались.

— Где его носит, рыжего? — сердито заговорила одна из старательских женок. — Вон солнышко-то куда поднялось.

— А ему что, — отозвалась другая. — Дрыхнет пьянчуга.

— Ну это вы, бабоньки, зря, — вмешалась еще одна женщина, — Семен Федорыч непьющий. Грех о человеке так говорить.

— Непьющий? Да где ты видела непьющего мужика? Все они не пьют, пока спят.

Шум усиливался, и неизвестно, что бы еще наговорили рассерженные женщины о Булгакове, если бы в это время не появился он сам. Завмаг догадывался, в чем дело, и угрюмо спросил:

— Чего расшумелись? Чистые сороки.

— А ты — ворона. Рыжая ворона. Открывай-ка лучше магазин. Его ждут, а он разгуливает.

— Гулял, верно. И магазин открывать не буду.

— Это как — не будешь?

— Вот так. Не буду и все.

— Да ты очумел, что ли?

— А станете ругаться, совсем уйду.

— Нет, постой! Не уйдешь. Сказывай, почему не открываешь магазин?

Женщины плотным кольцом окружили Булгакова, и он понял, что если не объяснит им, в чем дело, и не успокоит, уйти ему не дадут. Попробовал улыбнуться, но улыбка не получилась.

— Не ругайтесь, бабки. Торговать нечем. Кроме свечей да мыла, ничего нет. А не верите — сами посмотрите. — Он достал ключ и показал на большой винтовой замок на двери магазина. — Обоз с продуктами припоздал маленько. Ждем. Вот-вот должен подойти. Тогда и торговать стану.

— Врет он все! — визгливо крикнула женщина, обозвавшая завмага пьяницей. — Не слушайте его, бабы. Для знакомых у него все есть, а для нас нет.

— Я? Знакомым раздаю? — Булгаков начинал злиться. — Не мели зря языком-то.

Но его уже не слушали. Кто-то вырвал из руки ключ, кто-то толкнул сзади, кто-то поддал случайно или намеренно острым локтем под бок. Женщины настежь распахнули двери, ввалились в магазин и мигом переворошили все. С полок полетели пачки свечей, пустые банки, ящики, бутылки.

— Ничего нет, бабы! Как есть, ничего!

— Нет, пусть он скажет, куда все девалось.

— Мы ему, рыжему, глаза повыцарапаем.

И снова женщины двинулись на завмага. Их глаза горели злобой. Булгаков беспомощно озирался и вдруг увидел директора прииска, подъезжавшего к магазину.

— Мне не верите, у него спросите, — и показал на Майского. Все женщины повернулись в ту сторону. Александр сразу понял, что происходит. Придержал Буланого.

— Товарищи женщины! В магазине продуктов нет…

— Сами видели, — перебили его. — Скажи лучше, куда вы их попрятали.

— Если будете так кричать, я ничего не пойму. Давайте говорить по очереди.

— Нечего зубы-то заговаривать. Продукты давайте. Завезли сюда, а теперь живи, как хочешь.

Директор поднял руку, но его не слушали. Выкрикивая обидные слова и угрозы, женщины расходились. Очередная смена старателей не вышла на работу. В конторе собрались десятники, мастера, кое-кто из старателей. Майский ходил по комнате, куря папиросу за папиросой.

— Нельзя допускать срыва работ. Нам каждый час дорог. Надо объяснить людям, в чем дело. Алексей Филатыч, как думаешь?

Каргаполов ответил негромко, спокойно:

— Сейчас коммунистов соберу. Посоветуемся.

— Посоветуемся, посоветуемся! — передразнил Майский. — Некогда митинги устраивать. Дело стоит.

— Ты не прав, Александр Васильич, — так же спокойно возразил Алексей. — Не горячись. Я за дело не меньше твоего болею. Надо с народом посоветоваться. Рабочие поймут.

Майский что-то пробормотал и, сев за свой стол, на скорую руку сколоченный из сосновых досок, закурил. В контору заходили старатели, чинно усаживались на лавки, расставленные вдоль стен. Среди них Александр с удивлением увидел и того бородача, с которым говорил у костра темной сентябрьской ночью. «Коммунист? А я и не знал. Плохо еще знаешь своих людей, директор». Поднялся Каргаполов, снял фуражку, обвел взглядом собравшихся.

— Товарищи! На прииске очень тяжелое положение. — Дело в том, что в магазине нет муки, крупы, масла, ничего нет… Но это временно. Почему-то запоздал обоз с продовольствием. Навстречу ему высланы люди. В ближайшие день-два все уладится. Но сегодня многие не вышли на работу. Нашлись и такие, кто поговаривает о том, чтобы совсем уйти с прииска. Мы, коммунисты, не можем допустить этого. При любых условиях надо продолжать работу, — его голос звучал негромко, но уверенно.