Красная волчица

Меня Сема полюбил.

Сватать обещался.

На свидание пошел,

Зайца испугался.

— Так его, — подбадривали Дусю девчата.

Сема гусаком, вприсядку пошел вокруг Дуси.

Моя милка хороша,

Бойких уважала.

На свиданье не пришла,

Серу прожевала.

Дружный смех прокатился по бору. Дуся повела плечами, тряхнула косами.

Ой, девчонки, беда:

Меня Сема полюбил.

На охоту пошел,

Ружье дома позабыл.

Максим подбросил в костер хвороста, пламя взметнулось в небо, темнота откатилась в глубину бора,

— Давай кадриль, Вася! — крикнул кто-то. И сразу несколько пар выстроилось перед гармонистом.

Долго веселились парни и девчата. Домой Василий пришел уже совсем поздно. Присел на ступеньку крыльца, закурил. Где-то в конце деревни подвывала собака.

Подошел Малыш, ткнулся Василию в колени.

— А тебе что не спится? — Василий погладил Малыша. — Ятоку дождемся, с ней лучше будет.

У реки залаяли собаки. А немного погодя оттуда донеслось ржание лошади.

— Вот бездельники, тоже мне зверя нашли — на коня лай подняли. — Василий встал. — Спать, паря, пора.

Утром, сразу же после завтрака, Василий сел шить ичиги. Захар Данилович вязал сети. Мария Семеновна устроилась на сундуке с прял кой.

— Надо лодку новую делать, Василий. У старой-то дно совсем худое стало.

— Весну-то продюжит, батя.

— Мясо, мужики, кончается, — вмешалась в разговор Мария Семеновна, — Ты бы, Вася, сходил в лес, может, косачей спромышляешь. Корову утром выгоняла в поскотину, кругом косачи бормочут.

— Завтра с ночевой пойду. За Кудрявым бором ток хороший есть. С полдюжины можно взять.

— Ты уж курочек-то, Вася, не трогай, — попросила Мария Семеновна.

— Я их отродясь не стрелял. Разве какая случайно под дробь сунется.

В прихожую вошла Анна, жена Дмитрия.

— Я к тебе, Вася, Митя вчера на Соленую речку ушел, к вечеру обещал воротиться, и до сих пор нет. Не беда ли какая стряслась.

— Что с ним приключится? Утянул далеко и заночевал. Поди, не первый раз.

— Нет, Вася, что-то неладное. Сердцем чую. Кобель Буян за ним увязался. Поздно вечером прибежал. Всю ночь выл.

Василий отложил ичиги и встал. Вспомнил он вой собаки.

— Где Буян?

— Привязала я его.

— Мы с Семой сейчас придем.

— Спасибо. А я уж побегу. — Анна взялась за ручку двери.

— Ты Куда, девонька? — отложила веретено Мария Семеновна. — Чаевать сейчас будем.

— Спасибо, в другой раз. Сейчас Ванюша из школы прибежит, покормить парня надо.

Василий с Семой пришли к Анне. Буян сидел на цепи у будки.

— Буян, Дмитрий где? — погладил его Василий.

При упоминании имени Дмитрия, Буян завизжал, натянул день. Василий вопросительно посмотрел на Сему.

— Что-то, паря, неладно, — забеспокоился Сема. — Давай на поводок его и пошли.

Буян натянул поводок и, задыхаясь, потянул за собой Василия к Соленой речке.

Дул сырой ветер. На Матвеевой горе лаяли собаки. «Хоть бы беды никакой не приключилось», — думала Мария Семеновна. Сколько парней погубили эти горы. Под вечер на другой стороне реки она увидела двух человек. Вроде бы Сема с Василием. Только идут они один за другим и будто несут что-то. Больно защемило сердце.

— Посмотри, Захар, что-то понять ничего не могу.

Захар Данилович подошел к окну, долго всматривался.

— На носилках кого-то несут.

— О господи, — изменилась в лице Мария Семеновна.

Захар Данилович оделся и вышел на угор. Сема с Василием были уже на середине реки. Навстречу им бежала Анна, за ней Ванюшка. Она подбежала к парням, на секунду остановилась и упала на носилки. Дикий крик резанул сердце Захара Даниловича. Из домов выбегали люди и спешили к реке.

Сему с Василием сменили Степан с Максимом. Анна голосила, рвалась к носилкам, но ее силой удерживали женщины.

— Что с ним? — спрашивали мужики.

— Кто-то в спину стрелял, — хмуро ответил Василий. — Потом лежачего добил: пуля через грудь прошла и под ним в земле застряла.

Тело Дмитрия занесли в дом и положили на стол. Никто не заметил, как появилась Прасковья Спиридоновна. Она долго смотрела на сына.

— Спит Митенька. Такой-то ты у меня неспокойный был. Бывало, всю ночь криком кричал.

Прасковья Спиридоновна погладила волосы, убрала с них жухлый лист.

— Некому мне теперь печь грибные пироги, как-то ты их любил. Поди, и не поел перед смертью-то? Так я тебе и напеку на дорогу.

Женщины рыдали, мужчины, насупившись, вышли из-за дома.

— Как же случилось-то? — разговаривала с телом Дмитрия Парасковья Спиридоновна.

— Как?

А было так.

Вечер. Дмитрий заряжает патроны. Ванюшка ему помогает.

— Тятя, я пойду с тобой уточить?

— Завтра тебе в школу. В другой раз.

— А ты куда пойдешь? На Соленую речку? Где ленков ловили?

— Ага.

— Речка уже вскрывается.

— Вода в ней соленая, вот и разъедает. Утки туда и прилетают.

— Крохали?

— Крохали, гоголи, селезни.

— А стрелить ты мне дашь, когда пойдем?

— Зарядим послабей заряды.

— Из двухстволки?

— Из двухстволки. Закончишь школу, ружье куплю. Тридцать второй калибр. Как раз по тебе будет.

Ванюшка от счастья ерзал на стуле.

— Мама, слышишь, тятя мне ружье купит.

— Слышу, — Анна улыбается. Она у печки теребит косачей. — Балует тебя отец.

— И ничего не балует, — возразил Ванюшка; — Вот еще немного подрасту и убью сохатого. Тогда у нас всегда мясо будет…

— У сохатого, паря, ноги длинные, — забивая пистоны, говорит Дмитрий. — Собаку добрую на него надо.

— А у меня Чижик растет. Дядя Захар говорит, зверовой.

— Порода-то хорошая, натаскивать только надо.

Утром Дмитрий перевалил хребет и вышел на Соленую речку. Стиснутая с обеих сторон горами, она, продираясь сквозь камни, ревела на перекатах, пенилась, но на плесах текла спокойно.

Из-за поворота вылетел табунок селезней. Прогремели выстрелы, два селезня ударились о мерзлую землю. Поднял Дмитрий уток, тяжелые, жирные. Начало доброе. Позади треснула ветка, оглянулся: Буян стоит, виновато смотрит.

— А ты зачем пришел? Уток пугать? Марш домой!

Буян отошел немного и лег у дерева, прислушиваясь, куда хозяин пойдет.

Дмитрий прошел немного, поднялся на склон сопки, у подножья которой бежала речка, и сел на колодину под развесистой елкой. Внизу рокотала речка. Он услышал свист крыльев. Из-за поворота прямо на него летели два крохаля. Вскинул Дмитрий ружье, толчок в плечо, и — крохаль камнем упал в заросли. Дмитрий спустился к реке, нашел птицу и пошел берегом. Налетали утки, он стрелял их и шел дальше. Так прошло немало времени. Вдруг впереди раздался выстрел, и Дмитрий на поляне увидел Никифора.

— Здорово живем, — поздоровался Дмитрий,

— Здорово, — недружелюбно ответил Никифор.

— Много спромышлял?

— Штук десять. Да две унесло. — Никифор привязал уток к поняге и надел ее.

— Что-то тебя, братец, не видно. Все от людей хоронишься.

— От родного брата. — Никифор блеснул глазами. — На всю тайгу осрамил.

— Что пенять на меня. Я же вам говорил. Ты думаешь мне легко. Ведь какой бы ни был, а отец.

— Жалко стало. Кто же его в тюрьму упрятал, раззор семье сделал? Может, не ты, а кто другой?

— Сам он в нее лез, и ты помогал. Не пойму ни тебя, ни отца. Все в доме есть, а еще зачем-то гребете. Хорошо бы честным трудом, так нет, с бандитом Кердолей связались. Тебе-то пора одуматься. Жить-то придется при Советской власти.