Собрание сочинений в 4 томах. Том 3. Закономерность

— Ну, пошли или нет? — оборвал разговор Богородица. — А то я уйду.

— Черт его знает! — пробурчал Джонни и сплюнул. — Просто не знаю, как к нему войти, что сказать…

«Ну, я вам помогу», — подумал Лев. Нарочно громко хлопнув дверью и кашляя, он подошел к калитке и открыл ее.

— А-а! Ко мне, что ли, забрели? А я, ребята, целый день валялся, голова раскалывалась, рад каждому человеку. Входите!

Джонни нерешительно мялся.

— Ну, пошли. Чаю напьемся, а то без компании ничего в глотку не лезет.

— Пошли, — сурово сказал Андрей и вошел в дом.

Следом за ним двинулись Джонни и Богородица.

Лев провел их в свою комнату и вышел на кухню. Через минуту Юленька ушла из дому. Лев запер за ней дверь. Как только Лев появился в комнате, Андрей сказал ему:

— Мы к тебе за делом. У тебя вечер свободен?

— Абсолютно. Да только что это вы, не успели поздороваться, а уже за дело? Дело не уйдет. Мы сначала чаю выпьем, еще чего-нибудь…

— Мне все равно, — буркнул Джонни.

— Ну, как живем? — обратился к нему Лев. — Скоро будем ездить на мотоциклете?

— У него пока что руль куплен. С маленького начинает! — сказал Андрей.

Джонни фыркнул.

— Ну, поехал, — проворчал он. — Мне и отец житья не дает — не собрать, говорит, тебе машину, молокосос. Ехидный старик! Теперь ты…

— Старики — народ известный. Между прочим, ребята! На днях я в одной книжке насчет стариков и молодых такое место прочел — ух, ты!

Лев достал с полки небольшую книжку. Андрею показалось, что книжка была приготовлена специально для них.

«Может быть, он знал, что мы придем?» — подумал Андрей.

— Вас интересует? — спросил Лев.

— Читай, читай! — сказал Джонни.

— «То, что в старике называется благоразумным, — начал Лев, — это не что иное, как панический страх, которым он одержим, и безумная боязнь что-либо предпринять. Поэтому, если он не рискнул пойти навстречу какой-нибудь опасности, от которой погиб молодой человек, это не потому, что он предвидел катастрофу, но потому, что в нем не хватало огня, чтобы зажечь благородные порывы, которые делают нас дерзновенными, между тем как удальство молодого человека является как бы залогом успеха его предприятия, ибо его побуждает к действию тот пыл, от которого зависит и быстрота и легкость выполнения всего дела. Только молодость способна к действию». Вот что, братцы мои, писали умные люди за четыреста лет до нас. — Лев захлопнул книжку и поставил на полку. — Тут дальше описывается, как в одной мифической стране во главе всех дел стояли молодые и как перед ними преклонялись старики. Впрочем, что там четыреста лет назад! Читали сегодня газету? Нет? Напрасно. Опанас отучил вас читать интересные вещи!

— А ну его в болото! — вспыхнул Андрей.

Лев торжествовал — недаром все эти месяцы он исподтишка восстанавливал ребят против Опанаса.

— Не разбираюсь я в этих делах! — сумрачно сказал Джонни. — Начну газету читать, черт ее знает — не пойму, из-за чего они дерутся, о чем спорят…

— Перегрызли бы глотку друг другу, черт с ними! — вставил все время молчавший Богородица.

В это время в окно постучали.

— А вот и Юля, — сказал Лев. — Соловьев баснями кормить не придется. Я сейчас.

Лев вышел. Через четверть часа компания пила чай, ела бутерброды с колбасой и сыром и пила водку.

— Ну, баста, — сказал Андрей, выпив третью рюмку.

Лев убрал со стола, вынес тарелки, рюмки и вилки на кухню и, возвратившись в комнату, запер за собой дверь.

— Никто не подслушивает? — тревожно спросил Джонни.

— Некому, — успокоил его Лев. — Ну так, стало быть, что же вам от меня требуется?

— Вот что, — сказал Андрей. — Нам надоел Опанас. Чего он хочет, мы не знаем.

— А сами вы чего хотите?

— И этого мы не знаем, — признался Андрей. — Впрочем, знаем: делать что-то хочется, Лев! А что — неизвестно!

— В комсомол пошли бы, — усмехнулся Лев. — Хотя вряд ли вас в комсомол примут. Удивляюсь, как вас еще в театре держат.

— Тоска! — тихо сказал Андрей.

— И потом, при чем вообще я? — рассердился почему-то Лев. — Что такое я? Что я могу знать? Я сам ничего не знаю!

— Ну и пошел ты к дьяволу! — сказал в бешенстве Андрей и поднялся.

«Нет, эти не предадут», — решил Лев.

— Постой, — сказал он, останавливая Андрея. — Я вам верю. Будем откровенны. Вы не знаете, что вам делать? Так?

— Да, — сказал Андрей.

— Вы думаете, у меня есть программа?

— Вероятно, — сказал Джонни.

— Если нет — выдумаешь! — прибавил Богородица.

— Программы у меня никакой нет, мне она не нужна. Мне, как… как сапожнику, убеждения не требуются, — Лев усмехнулся. — Но я ваш старый друг и могу кое-что посоветовать.

— Послушаем. — Андрей снова сел.

— Соберите «Круг», и там поговорим о положении вещей.

— Почему ты не хочешь сейчас говорить?

— Ну, знаешь, так сразу не делается. И потом здесь неудобно.

— Хорошо, — сказал Андрей. — Мы созовем «Круг».

— И пусть меня попросит прийти сам Опанас, — холодно сказал Лев.

— Ладно. — Андрей поднялся. За ним поднялись и остальные.

На следующий день поздно вечером Андрей зашел к Опанасу. Тот, накрывшись потрепанной шинелью, читал, лежа на кровати.

— Что читаешь? — спросил Андрей.

— «Виринею», — ответил тот. — Ах, сладкая баба была! — Опанас помолчал и вдруг в упор спросил: — О чем говорили вчера с Кагардэ?

— А это ты сейчас узнаешь. Мы не скрываем. Мы к Льву пошли, узнав, что ты созвал «Круг», а помощников своих не пригласил.

— За тобой посылали десять раз, тебя не было дома.

— Ловко. Решили собраться утром, а за мной послали вечером. Хитрый ты, Опанас! Не замечал я этого за тобой. Скажи, что решили?

— Честное слово, просто болтали. И насчет Льва, не скрою. Этот авантюрист у всех на языке. «Лев, Лев» — только и слышишь!

Опанас досадливо натянул на себя шинель.

— Я бы его к «Кругу» не подпускал. Ему с уголовниками дело иметь!

— Да? — издеваясь, спросил Андрей. С уголовными?

— Да, с уголовниками, — закричал Опанас, и в углах его губ появилась пена. — Вот погоди, он себя покажет.

— Как он себя покажет, это будет видно. А ты себя уже показал. Вот что — я тебе должен передать: мы…

— Кто это — «мы»?

— Это я, Джонни, Богородица. Так вот мы требуем, чтобы через три дня ты сделал на «Круге» доклад о твоих планах. Если откажешься — мы созовем «Круг» и пошлем тебя… Понял?

— Понял. Убирайся к черту!

Андрей подошел к двери.

— Сегодня второе. Шестого, значит. Я думаю, у Камневой будет лучше всего. И вот что — пригласи Льва. Это тоже наше требование.

Андрей помахал Опанасу рукой и вышел.

Опанас охрип. Он несколько раз пил воду, наливая ее дрожащей рукой.

— Иных путей, — говорил Опанас, — я не знаю. Наш устав твердо заявляет о лояльности. Мы должны помнить основную задачу «Круга»: трудящаяся молодежь, молодежь, так сказать, интеллигентная, имеет право, ну, на самоопределение, самоорганизацию, что ли. Наша задача, в это смутное время, время нравственных шатаний и распущенности, — оградить и спасти лучшую часть молодежи от разврата, разложения, воссоединить дух свободомыслящей интеллигенции. И я думаю, когда партия увидит воочию, что мы ей не мешаем, что мы лишь побочная организация, стоящая вне политики, она даст нам право на легальное существование.

Опанас окончил речь, сел у стены и, закутавшись в шинель, выставил из воротника кончик бледного носа.

— Теперь поговорим. Ну, кто там хочет? — спросил Джонни, он председательствовал на «Круге». — Лев, давай!

Лев сидел в углу, в полумраке. Около него суетился Богородица.

— Может быть, кто-нибудь еще скажет? — предложил Лев. — Человек я новый, послушаю.

«Каков дипломат! — подумал Опанас. — Три месяца под меня яму копает и скромничает, подлый притворщик! — Он посмотрел на свои драные штаны, вспомнил, что завтра обязательно надо купить новые, а денег нет. У кого бы попросить? — думал он. — У Джонни — нет. У Богородицы — нет. Разве у Льва? Подлец, проходимец. А, наплевать!»