Там, где была тишина

— Товарищи! Комсомольцы! — кричит она. — Да неужели мы будем лежать на земле перед кучкой бандитов? Вперед, товарищи!

Сжимая винтовку в руках, она устремляется вперед. Вслед за нею бегут Симка, Мирченко, вооруженный пистолетом Сатилова. И Макаров, поднявшись во весь рост, бежит вслед за Марусей. Экстаз боя овладевает им. Он забыл обо всем, в сердце только одно: впереди враги, которых нужно смять.

— Вперед!

И вдруг сильный толчок в плечо заставляет его резко повернуться. Косо поджимая руку, он, словно подбитая птица, падает на землю. Краем глаза успевает заметить что-то белое, воздушное, метнувшееся к нему. Это Наталья.

Со стороны заставы слышны крики и топот.

Всадники влетают в долину и, если прислушаться, то уже можно услышать угрожающий посвист клинков…

Но Макаров ничего не видит, не слышит. Он лежит, раскинув руки, на лицо его сыплется снежная крупа…

…В землянку проникают лучи утреннего солнца.

В углу на койке лежит Макаров. Луч солнца скользит по его лицу. Он открывает глаза и зажмуривается.

Сознание медленно возвращается к нему. Он озирается и видит стоящего у его изголовья пограничника с винтовкой.

«Часового поставили, — думает он. — Что это, я арестован, что ли?»

Он хочет приподнять голову и не может.

«Ранен, — вспоминает он. — Ну и скотина этот Дубинка!»

Он замечает рядом на стуле Наталью. Она спит. Нежность теплой волной разливается в груди Макарова.

Наталью словно разбудил взгляд Макарова. Она медленно открывает глаза.

— Хочешь пить?

— Хочу, — пытается улыбнуться Макаров. — Хочу, товарищ сестра милосердия.

В голове у него молнией проносятся события той страшной ночи. Неужели это не сон?

— Как Маруся? — спрашивает он, волнуясь. — И вообще все?

— Все хорошо, — наклоняется к нему Наталья.

Ее волосы падают ему на лицо и щекочут его. В вырезе платья он видит белую грудь и маленькую родинку ниже левой ключицы.

— Все хорошо, — шепчет она. — Пограничники всех их схватили. Только Курлатов ушел. А тебе повезло. Доктор говорил, через две недели будешь на ногах.

Макаров неотрывно смотрит на столик, стоящий у его изголовья. На столике — бутылка с молоком, чурек, какие-то лекарства и часы! Его часы! Те часы, что исчезли в день приезда.

— Ченцов вернулся, — отвечает на его молчаливый вопрос Наталья. — Где-то здесь рядом работал, в Самсонове, что ли, в карьере. И вот вернулся. Хочет здесь работать. На дороге, а потом на руднике. И часы принес. Смущался очень.

— А Павлуша?

— Павлуша герой, — улыбается Наталья. — Такой славный карапуз. И вот еще что, — торопится она. — Все передают тебе привет. Все… все…

Наступает молчание. Макаров смотрит на часового и чуть слышно шепчет:

— Наклонись ко мне, Наталья.

Наталья тоже оглядывается на часового.

— Сабо пост поставил, — шепчет она, наклоняясь к лицу Макарова.

— Поцелуй меня, — просит Макаров.

Часовой хмурит брови и отходит к окну. Наталья поцеловала Макарова и тут же отпрянула.

За окном раздается гудок. Торжественно и празднично летит его звук над горами, Подымайся, народ, спеши на работу, народ, — дела много! Столько у нас работы — не сосчитать!

И снова гудки — слабее, потише. Это автомашины.

— Колонна пошла! — говорит красноармеец, глядя в окно. — Серу повезли!..

Его мужественное, доброе лицо ярко озаряет горячее солнце, золотистым блеском вспыхивает штык…

Новый день, розовый и росистый, новый ликующий день заявляет о себе пением птиц, далекими заводскими гудками, музыкальной радиопередачей, смехом и звонкими голосами…

Сколько дней и ночей, сколько лет и зим прошло с той поры, как в долине Горной прозвучали последние выстрелы и запели свою торжествующую песню первые гудки! Какие огромные пространства, свершения и подвиги меж тем, отшумевшим, и этим, зарождающимся, голубым днем!

Это была большая и трудная дорога, и мы прошли ее, не опустив головы, дерзновенные и веселые…

Наша дорога начиналась в огне и дыму, словно в тумане и пыли предгорий. А сейчас вон как высоко выбрались мы, даже маленько кружится голова от этой орлиной высоты, и так далеко видно во все концы, даже туда, куда уже проложили тропы и стежки наши первые сверкающие советские луны.

И каждый день наш связан с другим, как каменные ступени лестницы, ведущей высоко-высоко к горным вершинам, плавающим в хрустальной голубизне.

Мы прошли по этим ступеням, товарищи, и мы идем, поднимаемся еще выше и выше, с полной выкладкой за плечами, не выпуская из рук боевого оружия.

Мы всегда готовы защитить свои высоты от гадючьего, подлого племени. По всем своим дорогам и тропам мы пронесли алое, как наша пролитая кровь, знамя своей Отчизны, на котором золотом горят святые ленинские заветы.

На этом знамени в суровые годы гражданской войны вспыхнули гордые слова Ильича: «Смерть или победа!» И мы победили, отбросив многоголовую презренную гидру от своих священных границ.

Это знамя реяло над нами в незабываемые годы первых пятилеток. Мы поднимали его над железом и бетоном первых великих строек, в звериную стужу оно согревало наши сердца и звало на подвиги.

Мы пронесли его по изрытым воронками дорогам Великой Отечественной войны, и оно, как новое солнце, горело над нами, озаряя наш путь к победе.

Оно развевалось над нами, когда мы откачивали затопленные врагом шахты Донбасса и поднимали из руин Крещатик.

Оно осеняло нас своим багряным светом в бескрайних целинных степях, и сейчас оно снова горит над нами бессмертным огнем.

Вечна и бессмертна наша молодость!

С той же неугасимой страстью мы возводим новые шахты и домны, строим коксовые батареи, воздвигаем могучие электростанции. Уже далеко-далеко ушли мы вперед, и кажутся совсем близкими гигантские вершины, уходящие в синее небо, окутанные белой кипенью облаков.

Мы взойдем на них!

Слава тебе, новый день!

1956—1958 гг.

К ЧИТАТЕЛЯМ

Отзывы на эту книгу просим присылать по адресу: Киев, Пушкинская, 28, Издательство ЦК ЛКСМУ «Молодь», массовый отдел.