Строители

Вот где экономия, Виктор!

На стройке закончен подвал, нужно строить надземную часть, почти полностью из монолитного железобетона.

Тоня смотрит на меня умоляющими глазами и, кажется, вот-вот скажет: «Дяденька, сделайте, пожалуйста, так, чтобы появились арматурщики»; «Дяденька, сделайте доски… только обрезные, сороковку»; «Дяденька, не забудьте и про бетон…»

Еще бы, ведь я из Москвы, да еще мой профессор наговорил про меня, что я чуть ли не Кремль построил.

К Тоне все семнадцать рабочих относятся очень уважительно. (Раньше я писал — восемнадцать, Соколов, оказывается, считается за двух рабочих, хотя получает одну зарплату.)

Ознакомившись в первый день с положением на стройке, я было сразу схватил телефонную трубку, чтобы приказать тебе, Беленькому или Визеру немедленно перевести на стройку еще хотя бы десяток арматурщиков. Но потом спохватился…

Коротко говоря, Виктор, я впервые лет за десять взял в руки рабочие чертежи арматуры. Не улыбайся, пожалуйста, раньше, когда я был управляющим, мне не к чему было разбирать рабочие чертежи. Для этого у меня был «штат», «аппарат», прорабы. Мое дело было принять решение и дожимать его.

Тридцать лет тому назад, еще до войны, в своем дипломном проекте я чертил арматуру из отдельных стержней, с крючками Консидера, и вот тут, в захолустье, какой-то инженер Рюмин арматуру колонн и балок запроектировал точь-в-точь как я когда-то.

«Но, уважаемый товарищ Рюмин, — обратился я к нему, листая чертежи, — за тридцать лет построили заводы с автоматической сваркой, уже давно сообразили, что арматурные стержни надо варить на заводах в каркасы… Где вы были эти тридцать лет?»

Я воспрянул духом. Ну-ка, где Тоня? Сейчас мы начертим эскизы арматурных каркасов, передадим на завод, и нам не нужны арматурщики. Завтра, Виктор, эскизы передам на завод.

…Только что приезжала ко мне Лидия Владимировна, вместе со Сперанским.

Когда они зашли, я лежал на кровати — отдыхал. Лидия Владимировна прослушала меня и с торжеством воскликнула: «Вот что значит постельный режим!»

Сперанский (видно, этот парень не лыком шит!) насмешливо спросил у Лидии Владимировны, уверена ли она, что я всю неделю действительно лежал в постели?

Они заспорили. Я, конечно, поддержал ее.

Мне очень не хотелось давать ей твое ядовитое письмецо, но она увидела его на столе… Фу, черт, сигнал ко сну! Тушат свет, Виктор, прости, тут лишней минуты не просидишь.

Н.Н.

Р.S. Виктор, ты когда-то рассказывал мне об установке пневмобетона. Вышли, пожалуйста, мне чертежи, а может быть, к нам прилетит изобретатель?

Из Москвы.

От Виктора Константиновича Нефедова.

Дорогой Николай Николаевич!

Признаться, я с некоторым злорадством прочитал, что Вам приходится заниматься инженерными делами. Теперь, после Вашей санаторной стройки, когда Вы вернетесь в трест, инженерам будет легче.

Если бы на строительстве оказался еще начальник, так называемый «волевой» человек, или попросту — упрямец, и все Ваши предложения назвал «фантазиями», — Вы бы тогда полностью почувствовали себя инженером! Да, а прораб Тоня должна смотреть насмешливо и хриплым басом говорить о Вашей молодости и неопытности.

А если всерьез, то смотрите-ка, и у Вас, за тысячи километров от Москвы, та же проблема — экономия человеческого труда…

Звонил изобретателю пневмобетонной установки Мурышкину. Он очень заинтересовался моим рассказом, но вот беда — улетает куда-то. Дал чертежи и подробную инструкцию. Высылаю их.

Крепко жму Вашу руку.

Виктор.

Не могу удержаться: какой он, этот Сперанский?

Из Крыма.

От Николая Николаевича Скиридова.

Два дня, Виктор, не был на своей стройке, лежал в постели. Не пугайся, просто моего профессора вызвали куда-то на консультацию.

Утром, не дождавшись профессора, я пошел на стройку, но у ворот меня остановил главный врач.

— Вы куда, миленький? — любезно спросил он.

— На стройку.

— Ах, на стройку! Да-да, понимаю, это очень важно, чтобы больной человек, очень больной, работал на стройке. А ну, миленький, пойдемте.

Он привел меня в палату.

— Отдохните, миленький, два-три дня. От этого, возможно, стройка пострадает, не спорю, но вы и я выгадаем.

Я начал было протестовать, но он серьезно и просто сказал:

— Вот вы считаете меня бюрократом. А известно ли вам, что не только у инженеров существуют нормы и правила, нарушение которых является беззаконием?

— Ну, а профессор? — не сдавался я.

— Профессор — ученый с мировым именем. А я — рядовой врач!

…На третий день приехал профессор. Он поздоровался и как ни в чем не бывало предложил отправиться на стройку. Я вскочил.

Тонечка встретила нас с сияющими глазами. Она немного хромала, упала откуда-то. На лице ее целая сеть мелких морщинок. Это в двадцать три года!.. Обидно, почему это за Лидией Владимировной тянется всегда длинный хвост молодых людей, а Тоню никто не замечает?..

Мы позвонили на завод, и директор наотрез отказался принять заказ на арматурные каркасы.

Пользуясь случаем, что профессор задержался на площадке, я отвел душу — за целых полгода болезни! Даже полегчало, Виктор.

Утром к моему корпусу подкатил голубой «автомобиль». Ты, наверно, видел, Виктор, старые кинокартины с допотопными машинами? «Автомобиль» моего профессора очень напоминал их, двигался он со скоростью дорожного катка, но на главной дороге старик, к моему удивлению, помчался вовсю. Ах, какое это было славное путешествие!

У ворот завода нас встретили несколько человек, чуть не на руках вынесли профессора из машины. А директор обратился к нему с длинным приветствием. Из его речи я понял, что профессор год тому назад вылечил работницу завода и теперь весь завод вместе с директором Читашвили и прилегающей территорией в радиусе, кажется, 10 км являются собственностью профессора.

Но Семен Абрамович так грозно засопел, что Читашвили быстро закруглился.

Профессор, оказывается, старикан с юмором.

— Это вы точно говорите, что завод мой? — спросил он директора.

— Зачем спрашиваешь, Семен Абрамович! — обиделся директор. — Зачем спрашиваешь? Раз Читашвили сказал — значит, так. Бери что хочешь! — И Читашвили мощной рукой обрисовал полукруг, в который попали окрестные горы, большой кусок моря и забор завода. — Только прикажи, дорогой!

— Тогда примите, Читашвили, вот эти чертежи, — профессор протянул ему мои эскизы. — Изготовьте срочно, за два дня.

Читашвили даже не взглянул на чертежи.

— Бери, Саша, делай, — величественно сказал он своему помощнику. — Срок — два дня… Семен Абрамович, товарищ, — просим в контору.

В конторе Читашвили потчевал нас вином, когда вошел Саша. Он молча положил перед директором мой эскизы.

— Посмотрите, что нам подсунули.

— Молчи, Саша, раз Семен Абрамович и его друг, как тебя?

— Николай Николаевич.

— …И его друг Николай Николаевич привезли чертежи, — это закон, Саша. Уходи!

— А вы все же посмотрите.

— Вот пристал, я ж тебе сказал! — Читашвили небрежно взял эскизы, посмотрел и вдруг вскочил.

— Не могу… все твое, Семен Абрамович, но этого я делать не буду! — закричал он.

— Но разве не вы сказали, что завод мой? — невозмутимо спросил профессор.

— Твой, Семен Абрамович, честное слово, твой, но чтоб я, как паршивая мастерская, для стройки варил каркасы?! — Читашвили вдруг посмотрел на меня и грозно спросил: — Слушай, а это не ты ругал меня по телефону?

Я понял, что все пропало.

— В Москве заводы не гнушаются варить каркасы для строек, а вы…

— Постой! — прервал меня Читашвили. — Так это ты, инженер из санатория, ходишь на нашу стройку?

— Хожу.

Читашвили Пристально посмотрел на меня:

— Для тебя сделаю…

— Спасибо, — сказал я.

Читашвили вдруг снова закричал:

— Спасибо! Зачем говоришь спасибо? Ты больной человек, приехал к нам лечиться, а ходишь на стройку, помогаешь нам, зачем говоришь спасибо?.. Думаешь, Читашвили ничего не знает, ничего не понимает! Читашвили… — Он очень разволновался.