Строители

…Миша долго втолковывает хозяйке, сует ей деньги.

— Не знаю, как-то неловко мне, — нерешительно говорит Мария Васильевна. — С другой стороны, трудно нам.

— Вот-вот, хозяюшка, — с облегчением говорит Миша. — Вам двоим трудно, а у нас коллектив… двести человек, — это совсем не трудно.

…Утром на стройку мы идем вместе с Андреем Васильевичем.

— Который бригадир? — спрашивает он.

— Вон тот, высокий, Миша.

Хозяин подходит к бригадиру.

— Ты деньги приносил? — Он протягивает бригадиру деньги. — И больше к нам не ходи.

— Не возьму… почему?

Андрей Васильевич кладет деньги на стену и прижимает кирпичом.

— И чтоб духу твоего не было у меня на квартире, — строго говорит он Мише. — Не люблю на квартире чужих людей… Пошли, Виктор, в школу, — говорит он и силой тащит меня со стройки.

Летом я работал, мне было хорошо, — я считался в этой квартире единственным рабочим человеком, и Мария Васильевна кормила меня покрепче, а самое главное, не повторяла все время жалостливо, что я сирота и бедненький.

В первый раз я, крепко зажав в руке получку — бумажки и монеты, — принес ее Марии Васильевне в кухню.

— Пожалуйста, Мария Васильевна, — протянул я ей руку.

— Ну вот, Витенька… ну вот! — засуетилась она. — Теперь ты уже взросленький, будешь всегда помогать. Может, яблочка хочешь?.. Витенька получку принес! — радостно крикнула она мужу, который по обыкновению сидел в комнате у телевизора.

— А ну покажи.

Мария Васильевна принесла деньги.

— Сколько тут? — спросил он у меня.

— А ты посчитай, посчитай, Андрюша! Может быть, Витенька по дороге потерял, — беспокоилась Мария Васильевна.

Хозяин аккуратно расправил смятые бумажки:

— Триста семьдесят три и сорок копеек.

Лицо Марии Васильевны прояснилось.

— Вот молодец, Витенька, будет на расходы!

Андрей Васильевич покачал головой:

— И не думай. Будем с Витиной зарплаты на новый телевизор собирать. — Он вынул из буфета деревянную коробку и положил туда деньги. — Запишем триста семьдесят три и сорок копеек.

— А расходы, Андрюша?

— Хватит тебе, вот скупердяга! На одних цветах сколько получаешь!

— Так ведь я с утра до вечера, Андрюша…

— Телевизор-то тебе в дом!

— Да оно, конечно, так, — вздохнула Мария Васильевна.

— Деньги будешь отдавать мне, — приказал Андрей Васильевич.

…Ночью мне приснился телевизор. Он был совсем новый и так блестел, что резало в глазах. А экран на целых полстены.

— Деньги будешь отдавать мне! — басил он.

— Так я же Андрею Васильевичу… Он приказал.

— Мне, — кричал телевизор. — Все до копейки!

По закону мне еще не разрешалось работать. Но куда-то с письмом поехали Иван Петрович и бригадир Миша. Они выхлопотали мне разрешение работать табельщиком.

Через два дня приехала из конторы кадровичка, полная низкорослая женщина с недоверчивыми глазами. Она проверила табель и, увидев, что, по простоте душевной, я у рабочих учитывал даже минуты, долго выговаривала прорабу за чудачество — вот взял на ее голову ребенка.

К моему удивлению, Иван Петрович помалкивал, хотя время было послеобеденное и от него попахивало спиртным. Потом ее в сторону отвел Миша, что-то жарко говорил, размахивая руками.

Когда они снова подошли ко мне, ее глаза потеплели.

— Ну вот что, Виктор, как тебя по отчеству? — спросила она.

— По отчеству?

— Ну да, как звали отца? — она опустила глаза.

— Константин.

— Значит, так, Виктор Константинович, брось ты, эти минуты, тут не завод, а стройка. Если человек вышел на работу, — значит, крути восьмерку…

Крутом одобрительно смеялись.

— Ну как с первой получки, хлопнул, наверно? — спросил меня на следующее утро Миша.

— Что значит «хлопнул»? — не понял я.

Миша рассмеялся:

— Ну, пол-литра взял?.. Опять не понимаешь?.. Ну, выпил на радостях?

— Н-нет.

— Ну хотя бы мороженого от пуза поел?

— Я деньги отдал Андрею Васильевичу… на расходы. — Почему-то я постеснялся сказать, что на телевизор.

— Так и ни десятки не дал тебе, на кино, мороженое?

— Задолжал я много, Миша.

— Жмот он, кулак, одним словом, твой хозяин! — убежденно сказал Миша, и его красивое улыбчатое лицо омрачилось. — Ну ничего, после работы дождись меня.

Помните ли вы, какое это удовольствие в детстве есть «от пуза» мороженое? Да притом когда через полчаса тебя ждет приключенческая кинокартина.

— Ну это ты, Виктор, напрасно, — говорил мне Миша. Мы прощались после кино, и он хотел всунуть мне в руку деньги. На миг его чудесно прорисованные брови озабоченно сошлись, но в следующий момент он снова улыбался. То есть вообще улыбки не было, лицо было спокойно, но у всех, кто смотрел на него, оставалось впечатление, что он улыбается. — Ну, наверное, ты прав, Виктор, угощение — это товарищ уважение оказывает, а деньги… Ты куда сейчас, домой? Ну, а я пойду погуляю, тут девушка есть одна, Виктор.

Я зашел в магазин, где продавались телевизоры. Цены на них повергли меня в смятение.

Конечно, можно купить «Рекорд», он все же побольше, чем телевизор Андрея Васильевича, но рядом стоял толстый блестящий «Рубин» с большим экраном. От него трудно было оторваться.

Я высчитал — придется на покупку работать весь отпуск да еще не ходить в школу целый месяц.

На стройку пошел монолитный бетон. У меня добавилось работы, я должен был у ворот встречать машины и показывать шоферам, куда ехать.

Все сбились с ног, чтобы вовремя принять самосвалы с серой кашицей из песка, щебня и цемента. Но боже, какое это было удовольствие — через неделю снимать с бетона опалубку! Подходили Иван Петрович, бетонщики. Сбивали подкосы, отвинчивали болты, ломиками отделяли щиты, — и вот уже видно зеленоватое, крепкое тело со следами от досок.

«Ничего!» — удовлетворенно говорил Иван Петрович или, когда были раковины, чертыхался: «Вот черти, сколько раз я предупреждал!» Один его сердитый глаз смотрел на меня, но я уже привык и точно знал, что обращался он к бетонщикам.

Конечно, потом, через много лет, я, как и все строители, фыркал на проектировщиков, когда они робко заикались о монолитном бетоне: «Давай сборный! Проще, удобнее!» Но в глубине души я понимал их. Еще в детстве я полюбил на всю жизнь преданной, восхищенной любовью этот капризный монолитный бетон. Такой живой, из него на стройке можно было выполнять любую конструкцию, любую самую сложную деталь.

Никогда потом с таким нетерпением я не ждал получки. Вторую, третью зарплату Андрей Васильевич все так же аккуратно пересчитывал, укладывал в деревянную коробку.

— Шестьсот тридцать один, — говорил он… — Девятьсот девяносто четыре…

Мария Васильевна громко смеялась:

— Ты смотри, Витенька целый капитал собрал.

Я регулярно ходил в магазин. Продавцы — высокий неуклюжий парень и девушка — уже привыкли ко мне.

— Ты, парень, не бойся, — насмешливо и вместе с тем покровительственно говорил продавец, — на литровку дашь, будет тебе телевизор, краса и гордость человечества «Рубин».

— Ты что, с ума сошел? — сердилась девушка. — Как тебя звать?.. Ага, Витя. Хорошее имя! Будет тебе телевизор, ей-богу, будет, спрячу для тебя на складе.

К этому времени состоялась моя встреча с Викой. Кажется, при первом знакомстве я вел себя весьма героически, так, во всяком случае, рассказала Вика своей матери.

Сейчас этот эпизод почти стерся из моей памяти… Я выходил из школы, услышал крик, а подбежав, увидел, что два великовозрастных парня пытались отобрать у девочки портфель. Она, видно, очень испугалась.

Я, не владея собой, бросился на парней.

Когда я очнулся, кто-то поднимал меня с земли.

— Ты что? — усмехаясь, сказал один из парней. — Это что, твоя девочка?

— Нет, — у меня еще кружилась голова. — Я ее не знаю.