Советская морская новелла. Том 2

Дядя Вася был спокойный, очень осторожный и вежливый. Он никогда не обижал своего пасынка, все позволял ему и даже тайком от бабушки покупал конфеты и угощал Авая. Бабушка была решительно против конфет и утверждала, что, по мнению районного доктора по зубным болезням, порча зубов происходит только от сладостей.

— Это так! — говорила бабушка. — Все мои сородичи, пока ели одно мясо, были с хорошими зубами. Вон собаки. Они жрут только мясо и рыбу, и никто из них не жалуется на зубную боль.

— Не умеют говорить, вот и не жалуются, — пытался возражать дядя Вася.

Когда Авай узнал, что у него есть настоящий отец, тогда он понял, что лучше бы дядя Вася говорил ему «нельзя», никогда не покупал конфет, не пытался с ним ласково заговаривать, и вообще было бы лучше, если вместо него в доме жил бы папа — капитан Локэ.

Он об этом сказал прямо. Дядя Вася схватился за голову и выбежал в холодные сени, где хранился лед и уголь. Мама закричала на Авая и принялась выдергивать из дядиных брюк ремень. Бабушка закрыла мальчика своим телом и злым шепотом произнесла:

— Так тебе и надо! Такого парня променять!

Мама заплакала и тоже побежала в холодные сени, к дяде Васе.

В тот год все с нетерпением ждали весну. Ждали корабль, на котором должен приплыть Локэ.

Авай спускался на берег залива и смотрел на покрытый снегом простор.

Сначала стаял снег. Появились снежницы — лужи талой воды. Вода была пресная, холодная, вкусная. Ее брали в интернат, в больницу, пользовались ею и жители поселка. Авай сам ходил за водой с чайником.

Когда в поселке уже сошел весь снег, обнажилась земля и кое-где зазеленела трава, лед в заливе все стоял, только день ото дня становился синее и синее. Озера пресной воды исчезли. Они ушли в промоины, смешались с соленой водой залива. Старики говорили, что нужен северо-западный ветер — кэральгин, чтобы залив окончательно очистился ото льда. А дни стояли тихие, теплые. Сверкал подтаявший, истончившийся лед. И все-таки ветер пришел. Аваю показалось, что он спустился с гор только потому, что его очень ждали люди. Лед вымело из залива в открытый океан. Когда утихло и волны успокоились, на гладкой поверхности залива плавали только отдельные льдины с изломанными краями.

Ждали корабль. Мама почти не спала, и по ночам Авай слышал, как она тяжело вздыхала и шепталась с дядей Васей.

— Может быть, уедем отсюда? — спросила она однажды.

— Тогда я перестану себя уважать, — ответил дядя Вася и отвернулся к стене.

«Заря» пришла рано утром, когда все еще спали. Корабль встал на якорь у самого берега. Сначала Авай увидел высокую мачту, потом белую надстройку капитанской рубки. Хотелось закричать от радости, но слова застряли в горле, и Авай, тихий, держась за бабушкину руку, шел к берегу, и люди смотрели им вслед.

Авай чувствовал, что люди ждали чего-то страшного, шумного, интересного.

Бабушка частенько вздыхала и шептала:

— Что-то будет, что-то будет… Что-то будет, когда приедет Локэ?

Но ничего такого не случилось. Авай увидел совсем незнакомого мужчину, лишь отдаленно похожего на того, на фотографии. Мужчина взял его на руки, поставил на палубу и сказал:

— Вот ты какой хороший и большой!

Локэ не пожелал видеть маму и ни словом не вспомнил о ней. Лишь раз, когда Локэ и Авай остались вдвоем и папа пил из толстой и красивой бутылки, он с горьким вздохом произнес:

— Что же она, мама-то наша, не дождалась меня?

Авай слышал об этом. О том, что мама не дождалась. Он с готовностью сказал чужие слова:

— Долго учился на капитана…

— Может быть, — глухо согласился Локэ. — Но жена моряка должна уметь ждать.

Ушла «Заря» на север, пробиваться к острову Врангеля. Авай теперь знал, что папа плавает на гидрографическом судне и что «Заря» не простой корабль, а научный. Он гордился этим и каждый раз напоминал об этом своим друзьям.

Папа присылал письма. Каждое его слово было дорого, приятно было даже просто смотреть на конверт с маркой, на крупные, специально для Авая написанные буквы. Почти в каждом письме говорилось о том, что вот уйдет лед с залива, отец приплывет на своем корабле и возьмет на палубу Авая.

А лед долго не уходил. Он крепко держался за скалистые берега, вползал на низкую песчаную косу, в устья рек и поднимался в горные долины. Он разрушал, скрывал границу между морем и сушей, нагромождал гряды, словно скалистые хребты, и даже пробирался на оконные стекла и ложился замысловатыми узорами, закрывая вид на океан.

Зимой письма приходили авиапочтой. Самолет садился на замерзшее озеро и катился к поселку на лыжах, как мальчишка-озорник. Низкое солнце отражалось в крутящемся пропеллере, и Аваю казалось, что крылатая машина улыбается.

В эту зиму письма шли долго. Погода была неважная, самолет редко прилетал. И однажды Авай услышал грустную для него новость: будто отец женился. Он невольно подслушал разговор и вдруг понял, что это случилось уже давно и домашние попросту скрывают от него. Ему стало грустно и плохо. Он заболел и несколько дней пролежал в постели. Бабушка привела врача, большого толстого старика. Доктор снял тяжелую кухлянку из оленьего меха, послушал через трубочку грудь, постучал мягкими, как щенячьи лапки, пальцами по спине и шутливо-строго сказал:

— Не выбегай без шапки на мороз!

Авай никогда не выбегал на мороз без шапки. Разве только на перемене.

Во время болезни пришло письмо от папы. Бабушка села рядом на кровать и принялась читать. Вдруг она запнулась. Авай приподнялся на локте и выжидательно уставился на нее.

— Тут что-то неразборчиво написано, — пробормотала бабушка и принялась протирать очки.

— Я знаю, — устало откинувшись на подушку, сказал Авай. — Там написано, что папа женился.

Бабушка растерянно посмотрела на внука и всхлипнула.

Выздоровев, Авай пошел в школу. Он удивился яркости света и подумал, что вот, пока он болел, глаза отвыкли от снежной белизны. В те дни, когда он лежал, мела пурга. Она намела новые сугробы, навесила на дома снежную бахрому, приделала козырьки к крышам домов. Пурга изменила облик поселка, и Аваю показалось, будто он не болел, а был в дальней дороге, путешествовал, узнавал что-то новое, важное для жизни. Поэтому он смотрел на окружающее изменившимися глазами и видел и замечал то, что раньше ускользало от его взгляда. Даже школьное здание словно стало ниже, а класс поменьше, не такой просторный, как раньше.

Авай здоровался со своими друзьями-одноклассниками и чувствовал, что он старше их.

Вошла учительница, оглядела класс, увидела Авая и поздравила его с выздоровлением. А потом сказала:

— Сегодня каждый из вас подумает и расскажет о своей заветной мечте.

Учительница долго смотрела в окно. На снежные морозные узоры. В классе было тихо, слышалось только сопение и скрип парт — каждый думал о своей заветной мечте.

— Ну, кто готов? — спросила учительница, отведя глаза от замороженного окна.

Конечно же, первым поднял руку Петя Кротов — отличник. Он сказал, что хочет быть космонавтом. После него Маша Маюнна заявила, что и она будет космонавтом, как Валентина Терешкова.

— Я буду китобоем, — сказал Вася Пиура. Он был родом из Лорино. Тамошний народ издавна славится добычей китов.

Весь класс тянулся поднятыми руками, только Авай мешкал. Учительница пристально посмотрела на него и спросила:

— А ты, Авай, почему не поднимаешь руку? Разве нет у тебя заветной мечты?

— Есть, — ответил Авай.

— Ну, мы слушаем, — сказала учительница. — Тише, ребята, слушайте, что скажет Авай.

— Я бы хотел, чтобы лед из нашего залива уходил как можно раньше, — произнес Авай и почему-то покраснел.

Викторас Милюнас 

Спор тихим утром

Пять суток подряд выл и кусался бешеной собакой ветер с материка, восточный, или «земной», как называл его старый Вайнюс, и лишь на шестую ночь прекратился, упал. Улеглось и ревевшее море. На спящий поселок опустилась тишина.