Зарницы красного лета

— Никто, товарищи, из вас не обижен? Говорите.

У него был такой порядок: все командиры в отряде, а сам он в особенности, строжайше следили за тем, чтобы никто из красногвардейцев не посмел причинить крестьянам какой-либо обиды.

На Кукуе у многих ворот тоже стояли крестьяне, зачастую семьями, молчаливо и задумчиво провожая глазами проходящий отряд. Около одного пятистенного домика с голубыми ставнями стояло несколько мужиков — сошлись с разных дворов,— и среди них Петр Сухов сразу же узнал Ефима Мамонтова.

Остановив коня, Сухов и здесь спросил:

— Никто из вас, товарищи, не обижен?

— Все обижены,— внезапно буркнул один мужик.

— В чем дело? Говорите!

— Да не вами, а распроклятой жизнью. Закрутила, завертела. За горло берет. С ног сбивает.

— Ну, тут один совет: не надо поддаваться, не надо вешать головы,— с улыбкой сказал Сухов.— С распроклятой жизнью воевать надо!

— Знамо, так, но она же...

— Ладно тебе! — остановил Мамонтов философа с соседней завалинки.— Мы тут подумаем, как с нею быть.

— Как ваше здоровье, товарищ Мамонтов? — вдруг спросил Сухов.

— Благодарю. Полегче стало.

— Что ж, товарищи, до новой встречи!

Мужики — вразнобой:

— Счастливого пути!

— Желаем удачи!

Через час после того как отряд покинул Кабанье, Мефодий Олимпиевич обнаружил в темпом углу сеней наган в кобуре, две трехлинейные винтовки и сумку с патронами. Суматошно позвал сына:

— Глядь, Ефимша, позабыли!

Осмотрев оружие, Мамонтов сказал отцу:

— Ты, батя, помалкивай.

— Неуж понарошке оставили?

И верно, тут не было никакой случайности. Направляясь в горы, может быть к своей гибели, Петр Сухов по пути во многих местах создавал подпольные группы и снабжал их оружием, какого в отряде было с избытком. Там же, где но какой-либо причине ему не удавалось создать такие группы, красногвардейцы по его приказу оставляли оружие тем крестьянам, о которых им становилось известно, что они определенно сторонники Советской власти и в будущем могут пустить его в дело. Так отряд Сухова, уходя в горы, заботился о том, чтобы повсюду оставались люди, готовые к борьбе, и старался рассеять в деревнях как можно больше семян революционной правды.

...Отряд Сухова без задержек пересек два ленточных бора со многими озерами и вышел степью к Алтайской железной дороге, с которой когда-то отправлялся в поход,— кстати, совсем недалеко от станции Алейская. Не раз здесь Сухов горько пожалел о том, как много драгоценного времени было потеряно.

Через неделю, 2 августа, отряд, все время преследуемый карателями полковника Волкова, прибыл в Тележиху, большое, богатое село в горной котловине. Утомленные длительными переходами, изнуренные степной жарой, красногвардейцы мечтали хотя бы о коротком отдыхе. Но уже под вечер бандам карателей удалось перекрыть все дороги из села и таким образом прижать отряд к горе Будачихе. Утром начались бесконечные белогвардейские атаки. С остервенелой силой они продолжались два дня. Попытка красногвардейцев пробиться из окружения ночью не увенчалась успехом. И тогда Сухов сказал, что остался единственный путь к спасению — через гору Буда-чиху. Нашлись два крестьянина, которые согласились быть проводниками. Начались сборы. Закопали в землю пулеметы. Составили в козлы и сожгли лишние винтовки. Среди ночи, при внезапно разбушевавшейся грозе, стали подниматься на Буда-чиху. Тяжело было карабкаться по камням в кромешной мгле, под грохот грома и блеск молний, под проливным дождем, но на рассвете отряд, хотя и растерял много людей, все же достиг вершины горы, где все лето лежал заледенелый снег.

Боясь подвоха, белые лишь в полдень осмелились войти в Тележиху. Они нашли здесь только походный лазарет красногвардейского отряда, оставленный по великой нужде. Волков был в ярости. Все раненые красногвардейцы, девушки-санитарки и крестьяне, оказывавшие помощь отряду, были жестоко замучены и расстреляны.

Пользуясь тем, что каратели Волкова отстали, потеряв день в Тележихе, отряд Сухова быстро вышел на Уймонский тракт. В селе Абай красногвардейцам повстречался (скорее всего не случайно) человек пе крестьянского вида, назвавшийся Казар-цевым, революционером, побывавшим в якутской ссылке. Он сказал, что живет в Катанде, последнем большом селе на тракте, и может отправиться вперед, чтобы заранее раздобыть коней для отряда и заготовить сухарей на длинный, почти безлюдный путь. Предложение было очень заманчивым, но Сухов, хотя и торопился, долго не решался воспользоваться услугами Ка-зарцсва — обычно он не доверял случайным людйм. Но тут откуда ни возьмись появился красногвардеец Жебуркин, который заявил, что хорошо знает Казарцева по ссылке как настоящего революционера. И Сухов сдался. Он послал Жебуркина вместе с Казарцевым вперед: очень уж хотелось сократить остановку в Катанде.

Через переход красногвардейцы впервые увидели необычайно стремительную, вспененную красавицу Катунь — она брала начало на блестевшей вдали снегами Белухе, самой высокой горе Алтая, и, сделав огромный крюк, круто заворачивала на восток, чтобы прошуметь по каменистым ущельям на виду у породившей ее горы, а уж потом уйти на север, к Оби. Теперь оставалось три-четыре перехода до Ини, где проходил Чуйский тракт — главный путь в Монголию. У красногвардейцев появилась уверенность, что отряд выйдет на него благополучно.

Это был предпоследний день отряда.

Незадолго до того как Казарцев повстречал красногвардейцев в Абае, в Катанду с небольшим конным отрядом прибыл из Улалы (нынче Горно-Алтайск) поручик Любимцев. У него была задача — задержать здесь красногвардейцев, чтобы дать возможность настичь их частям полковника Волкова. Не надеясь выполнить эту задачу своими силами, Любимцев начал спешно создавать из состоятельных жителей окрестных селений так называемые дружины самообороны. Охотников стать дружинниками нашлось немало: в здешней горной глухомани, где царило кулацкое засилье, противников Советской власти было куда больше, чем в степях. Но за сутки до вступления красногвардейцев в Катанду отряд поручика Любимцева и кулацкие дружины как ветром сдуло.

Прискакав в Катанду, Казарцев и Жебуркин начали спешно готовиться к встрече красногвардейского отряда. Они действительно быстро собрали нужное количество вьючных и верховых лошадей, заставили катандинцев сушить сухари, готовить табак, продукты...

Вечером 8 августа отряд Сухова появился в Катанде. Его здесь встретили, как и обещал Казарцев, внешне гостеприимно. Красногвардейцы, обильно угощаясь в крестьянских домах, радовались да похваливали расторопных друзей по якутской ссылке. Никто и не подозревал, что их ожидает завтра.

Петр Сухов узнал, что на днях в Катанде побывали поручик Любимцев и созданные им дружипы. Но его заверили, что Любимцев, услыхав о приближении красногвардейцев, струсил, удрал в Улалу, а дружинники разбежались по заимкам. Такие заверения не могли успокоить Сухова. Он очень боялся новой ловушки в горах, тем более что остаток пути до Чуйского тракта — узкая дорога, почти тропа, которая все время тянется вдоль отвесных скал над самой пропастью, где беснуется Катунь. Здесь в любом месте могут быть устроены засады.

Стремясь избежать новой беды, Петр Сухов начал искать другие пути в Иню, к выходу на Чуйский тракт. Он разузнал, что туда можно пройти почти напрямую, горными тропами, через Теректинский хребет. Это было очень заманчиво. Противник мог ожидать его только на дороге, идущей вдоль Катуни, как единственной к Ине; никому из белых карателей и в голову не могло прийти, что он откажется от пее, тем более что спешит. Несомненно, той ночью в Катанде, проведенной в тяжких раздумьях, Петр Сухов все более склонялся к мысли, что надо идти через перевал — через «белки», как говорят местные люди, чтобы наверняка избежать засад. Именно поэтому он и задумал послать группу Сулима, человек до пятидесяти, через горы, впереди отряда, с целью миновать самый опасный участок пути, внезапно появиться близ Ини, захватить перевоз через Катунь и таким образом обезопасить выход отряда на Чуйский тракт.