Подземный меридиан

— Да, внушительно,— развел руками зам.— Тут и сказать нечего. Этакая, знаете, для всех нас неожиданность. Все-таки вы наш, степнянский. Приятно.

— Быстрее кончайте диссертацию, представляйте на учёный совет. Не то... не то рискуете остаться без главного защитника и поклонника вашей работы.

— Что, Борис Фомич, вы ещё побудете у нас?

— Членом совета — да. Мой голос вам и из Москвы зачтется.

— Ах, жаль, что теряем большого учёного. У нас, признаться, тоже на вас виды были. Я недавно с министром говорил, он во всем со мной соглашается, мое мнение разделяет. Нехорошо, нехорошо убегать от нас.

Борис Фомич фамильярно взял зама за локоть, поднял его с кресла и так же фамильярно, по-свойски повел по кабинету.

— Не будем говорить обо мне, а лучше о вас, о вас... Сейчас самый момент преуспеть вам в науке.

Вам надо поторопиться. А теперь просьба к вам есть: закройте все дела по электронике. Они тут не по профилю — зря только деньги будете тратить. А я тогда получу право ставить вопрос о создании большой лаборатории в своем институте, в Москве.

— И Самарина прихватите?

— В Москве много Самариных, но без дела и его не оставлю. Пойдет — возьму. Зам кивал головой: конечно, он готов закрыть ассигнования по электронике. Самаринская машина готова, отчет за нее подписан, других дел нет по электронике. Закроют — и все. Конечно, при желании дела можно развернуть, их можно найти, тем более, если во главе дела поставить Самарина. Но сейчас зам старался обо всем этом не думать: перед ним была цель — докторская диссертация. И он думал только о ней, об этой главной своей цели.

— А как же опыты москвичей? — вспомнил вдруг зам.

— Их тоже перенесем в Москву,— сказал Каиров, будто и эти вопросы перешли теперь в его компетенцию.

И зам с готовностью закивал головой, выражая удовольствие автоматическим решением и этого вопроса. Душа его будет спокойна — все дела решаются к лучшему.

— Вам виднее, Борис Фомич, Подготовьте проект документа за моей подписью.

Каиров признательно развел руками, наклонил голову.

Самарин, придя в лабораторию после болезни, не мог вначале объяснить перемен, которые тут произошли. Небольшой коллектив учёных и инженеров стал напоминать Андрею пожарную команду. Пожара не было, а на лицах будто играли отблески пламени. В коридорах бегали рысью, за дверью кабинетов, опасливо поглядывая по сторонам, тревожно шептались. На языке у всех был Каиров. О нем говорили, на него смотрели, его провожали и встречали, Слова «Борис Фомич» п «Каиров» перемежались с другими, такими же привычными: «группа электроников», «Почему распустили группу электроников?» И ещё задавали вопрос: «Возьмет ли Каиров в Москву своих помощников?»

Весть о роспуске группы электроников Андрей воспринял спокойно: «Значит, не нужна больше». Он как будто бы даже почувствовал облегчение. Андрей уже получил приглашение Пивня на работу в свой институт, машина его успешно проходила испытания,— он ощущал приятную легкость на душе и думал теперь только о том, как бы побыстрее защитить диплом и отбыть в столицу. В Степнянске его больше ничто не держит. Была Мария, теперь её нет. Встреч она избегает, вестей о себе не подает... «Демонстрация равнодушия... И если в тебе есть капля самолюбия, оставь её в покое!.. Найди в себе силы — отойди в сторону». Захотелось схватить в охапку книги, разбросанные на верстаке в цехе и в его институтской комнате, и — домой! Вернее, в дом старика отца. Там есть сарай, Андрей сделает из него мастерскую. Там край города, и никто не будет ему мешать.

Бритько и Кантышев, не заходя к себе в цех, пришли в институт. Расселись по углам самаринской комнаты, навалились на Андрея с вопросами.

— И ты согласился с роспуском группы? — горячился экспансивный Бритько.

— Кто ж меня спрашивал, братцы? — отбивался Самарин.

— Но ты хоть понимаешь подоплеку этого преступления? — не унимался Бритько.

Самарин улыбался и покачивал головой, как бы говоря: «Любишь ты, Петро, перегибать палку. Так уж сразу и преступление!..»

— Каиров, по слухам, переносит в Москву работы по электронике,— сказал Андрей.

— И, конечно, тебя забирает?

— Я буду работать с Пивнем,— ответил, улыбаясь, Самарин.— Он, братцы, стал доктором наук. А Каиров... он пусть с Папиашвили работает.

Сообщение это не вызвало радости: Кантышев и Бритько, точно обиженные дети, хмурили недовольные лица.

— Как аспирантура? — спросил Андрей Кантышева.

— А он её бросил! — ответил за друга Бритько.

— Не лезь ты, Петро, куда не просят!

Но Бритько продолжал:

— Написал в Киев профессору, сослался на занятость.

— Профессор звонил мне на квартиру. Ты же не знаешь, о чем мы договорились!

— Не дури, Саня,— строго сказал Андрей.— Аспирантуру кончай. И диссертацию двигай. Нельзя нам ходить в неучах.

Андрей сказал «нам», имея в виду и себя, свою задолженность по институту. Он сдал все экзамены за пятый курс, но к диплому ещё не приступал. И не знал, когда приступит. Втайне опасался, что черед до диплома дойдет не скоро, может быть, не дойдет никогда. Теперь он все больше времени посвящал опытам москвичей: выполнял письменные задания Пивня, проверял, испытывал все, что тот ему присылал. И выписывал литературу по сверхчистым проводникам, уходил и сам с головой в книги, не имеющие ничего общего с институтской программой.

— Как же мы теперь? — сказал вдруг Кантышев.

— Что как? — встрепенулся Андрей. И вдруг понял, что, помогая ему, друзья его по слесарной бригаде и сами стали убежденными творцами новой электронной техники. Оба они учились, и раньше Андрей думал, что все у них ещё впереди, что когда-нибудь придет время и им подумать о самостоятельной работе, своей теме. Но они, оказывается, уже давно решили этот жизненный для себя вопрос: они, как и он, электроники, изобретатели; они хоть и были зачислены в его группу временно на роль слесарей-операторов, но душой прикипели, приросли к делу, и теперь уж их от электроники не оторвать. И Самарину стало совестно. Он только теперь понял, что роспуск группы задевает не одну его личную судьбу.

— Мы будем драться! — решительно заявил Бритько и, посмотрев на часы, добавил: — Я звонил в редакцию газеты, к нам обещал приехать корреспондент областной газеты Евгений Сыч.

Действительно, скоро в дверях показался корреспондент. Если он аккуратен, сейчас заявится.

— Ага-а!.. Святое семейство электроников! — проговорил он.— Потерпевшие кораблекрушение!

Сыч с каждым фамильярно здоровался, находил для каждого веселые, ободряющие слова, вел себя, как старый товарищ, хотя видел Самарина и его друзей всего лишь два или три раза. В его приподнятом, сдобренном басовитой хрипотцой голосе слышалась покровительственная нотка, тон человека, стоящего выше по служебной инстанции, могущего произвести праведный суд.

— Что собираетесь делать? — спросил Сыч и занес руку за блокнотом, но вовремя её опустил: решил не придавать беседе официальный характер.— Сидим на чемоданах? — повторил он вопрос.

Ребята переглянулись. Самарин неопределенно повел плечом.

— Ждем вашей помощи,— повернулся Кантышев к Сычу.— Фельетончик бы соорудили или там статью.

— Фельетончик?.. За какие грехи?

Вступился Бритько:

— Роспуск электроников — это вам не грехи?

— А как докажешь, что её не надо распускать? — подливал масла в огонь журналист.— В приказе все обосновано: работы по СД-1 закончены; институту несвойственна тема электроники; заказы горняков будут передаваться в Москву. Тут все логично.

— Одного не хватает в приказе,— ухмыльнулся Кантышев,— Каиров прихлопнул группу, чтобы легче сманить Андрея в Москву.

— Резонно,— заметил Сыч.— Иначе кто ему книги будет писать?

Сыч вынул из папки новенькую книгу, подал Самарину. На черной обложке золотом тиснено: «Б. Ф. Каиров, доктор технических наук». И дальше, крупно, название... Тут были большие буквы, их много, но связи между ними Андрей не понимал. Он смотрел на то место, где могла бы стоять и его фамилия. Слышал, как дрожат руки, как стучит кровь в висках. Старался преодолеть туман, застилавший глаза. Но туман не проходил, и он не мог прочесть название книги. В один миг вспомнились ему и рассказ Пивня о Каирове, и странные, неестественно слащавые беседы, которые Каиров все время заводил с ним. Фальшиво, все походило на игру в кошки-мышки.