Всё на земле

Сам Чугарин делил свое время между поездками в Латинскую Америку и Дальним Востоком, между заседаниями в Комитете защиты мира и работой в агентстве. Как-то проговорился, что есть мыслишка по части докторской диссертации, но дело это, дескать, нескорое и поэтому с рекламой можно подождать. Вообще зять достался Рокотову не из очень удобных. Бывали моменты, когда схватывались с ним по самым больным проблемам, как говорят, не на жизнь, а на смерть. Случалось, что расходились по разным комнатам, хлопнув дверью. И все же было в Игоре что-то такое, что нравилось Рокотову. То с фотокорреспондентом он месяцами вышагивал по джунглям Мозамбика, сопровождая отряд партизан, идущий на задание, то неделями бывал под бомбежкой во Вьетнаме, его репортажи обходили всю прессу страны. Недавно вот был в Чили и беседовал с президентом Альенде.

Телефон Чугарина Рокотов с трудом отыскал в записной книжке. Набрал. Короткие гудки. Выждал еще, минуту, повертел диск. Снова гудки. Походил по номеру, постоял у окна. Отцветал май, и Москва была захлестнута морем буйной зелени, и от этого особенно яркими казались краски неба, воды. У подъезда гостиницы дежурили красные автобусы «Интуриста», стыла очередь на остановке такси — машины подходили одна за другой, но людей прибавлялась еще больше.

Только с четвертой попытки телефон ответил нетерпеливым голосом Игоря. Рокотов не успел сообщить, что находится в Москве, как Чугарин заорал в трубку:

— Слушай… Ты себе не представляешь, как ты кстати… Где ты? В «России»? Номер?.. Так… А теперь слушай… Я сейчас за тобой приеду, и мы сразу ко мне… Я тебя познакомлю с такими людьми…

Он бросил трубку, не дослушав Рокотова.

Машина пришла через пятнадцать минут. Чугарин выскочил на тротуар, облапил Владимира:

— Давай садись… Некогда…

— Живешь-то как? — спросил Рокотов.

— Все так же… Лида в Сибири… Иногда, когда ей удается добраться до райцентра, звонит…

— Слушай, Игорь, куда ты меня везешь?..

— Сейчас мы заскочим за двумя товарищами и ко мне домой… Отличные люди. Ты увидишь.

Машина остановилась у гостиницы «Интурист». Игорь выскочил, почти бегом кинулся в подъезд. Вернулся через две-три минуты.

— Они приедут прямо ко мне… Двинулись…

Рокотов разглядывал его тугой упрямый затылок.

Роскошную шевелюру Чугарина уже тронула седина. Издали это не было заметно, но вблизи явственно просматривались белые нити.

— Лихо живешь, — сказал Рокотов. — Уже сорок стукнуло, а ты еще рысцой бегаешь…

— По-всякому бывает, Володя… Ну, а твой комбинат?

— Уже не мой…

— Сняли?

— Почти. Избрали первым секретарем райкома.

Игорь повернулся всем телом к нему:

— Поздравляю… Растешь… А куда же Логунова?

— Начальником областной кинофикации.

— Жаль… А не думаешь ли ты, что это работа Дорошина?

— Не думаю… Хотя, в какой-то степени, не исключаю и его воздействия на события.

— Это что ж выходит? С рудника ты прямо в первые секретари райкома? Да… Впрочем, ты ведь был у Дорошина секретарем парткома… Года четыре, пожалуй? Потом пошел начальником рудника. Все правильно… Партком в комбинате был на правах райкома. Прошу прощения, недоучел твоего предыдущего опыта.

Рокотов глядел в его желтые, со смешинкой глаза и пытался понять: обычная ли это насмешка Чугарина или же все сказано всерьез.

— А хочешь, и тебе скажу, милый родственник, а? Чугарин достал сигарету, сунул ее в рот. — Вот так, напрямик, по-простому? Если бы я знал, как решается вопрос, я бы постарался вмешаться… на стороне Логунова. Это, конечно, ущемило бы твои планы, но Логунов был на месте… Я в этом глубоко убежден.

— Этот вопрос решал не я…

— И ты тоже… Не лицемерь, родственник… Всем нам иногда очень приятно вот так: раз-раз… и через несколько лестничных площадок, я уже не говорю о ступеньках. Ах, человеческое тщеславие…

— Слушай, я могу выйти из машины.

— Чепуха. Ты стал чувствительным… Не узнаю тебя. В общем, извини, я рад видеть в тебе ровную разумную психологию, взвешенность в поступках… Всегда завидовал таким людям. Но ты мне действительно нужен. Поговорим потом, может быть, я даже к тебе специально приеду. Когда у тебя поезд?

— В десять с минутами…

— Времени много. Успеем и поговорить.

Машина остановилась у дома, где жил Чугарин. Игорь пошептался с шофером и взял Рокотова под руку:

— Идем… Гостей сейчас привезут, а мы с тобой кое-что приготовим…

Рокотов уже знал все приметы отсутствия Лиды в доме. Конечно же Игорь спал на диване. И на полу лежала газета с сигаретным пеплом. И безусловно, на посудном ящике легкий слой пыли, а яичная кожура валялась везде, где только можно.

Они молча навели порядок в комнатах, организовали закуску. Игорь вытащил из бара две бутылки коньяка, шампанское. Сели друг против друга.

— Не женился еще? — Чугарин глядел устало, только сейчас Рокотов увидал мешки под его глазами.

— Пока нет… Если соберусь — извещу тебя в первую очередь.

— Как дела у Жанны?

— Не знаю… Давно виделись… По-моему, у нее хворает дочка…

— Скажи, а ты уверен, что справишься с работой?

— Уверен. Если не справлюсь — попрошусь на старое место. Что у тебя за гости, ты так и не сказал.

— Чудесный народ… Два чилийских товарища. Один — руководитель земельного кооператива, второй мой коллега, журналист. Друг президента Альенде. Ездили по стране, знакомились с нашим опытом. Франсиско — это председатель кооператива — коммунист, Виктор Олеанес — социалист… Оба умницы… Увидишь.

Они помолчали. Игорь меланхолично сворачивал кулек для пепла сигареты. Рокотов глядел на чучело попугая, висящее на стене.

— Это я привез из Индонезии. — Чугарин наконец завершил работу над кульком, повертел его перед глазами, словно любуясь, сбросил туда пепел. — Ты скажи мне вот что, родственник, скажи прямо и честно твое мнение о Логунове.

Рокотов пожал плечами:

— Хороший руководитель.

— Почему же он ушел?

— Я не знаю… Вернее, не совсем уверен, что я прав…

— И все же?

— Он агроном по образованию. Район развивается сейчас преимущественно как горнорудный… То, что было возможным несколько лет назад, сейчас исключается.

— Чепуха. Ты думаешь не так. Ты понимаешь отлично, что дело в другом. Дорошин… Вот кто решал все. Лауреат Государственной премии, орденов иконостас… Авторитет в министерстве непререкаемый… Отец всего крин… Что было в Васильевском районе? Грязь, хилые колхозы, культура, далекая от потребностей… И вот приходит много лет назад Дорошин… И пожалуйста!

— Новый город… Сколько населения у вас сейчас? Около двадцати тысяч? Это уже что-то… Дороги, жилье по последнему слову… Дворец… таких и в Москве немного. Отчисления приличные… Снабжение налажено на должном уровне. Об институте своем думаете уже… И все благодетель Дорошин. А?

— Он действительно крупный организатор.

— Согласен. И все же Логунов был прав… тысячу раз прав, когда возражал против отчуждения земли под карьеры. Металл, руда — это нужно, это очень нужно, но ты посмотри, что делается с землей… Ты же там начальником рудника был… Теперь Дорошин на коне. Логунов устранен, а в райкоме свой человек…

Рокотов встал:

— Ты говоришь это мне… Почему же не сказал здесь, в Москве, у нас в обкоме?..

— Скажу… Я о тебе думаю, о тебе…

— Ты мне надоел. Черт меня дернул звонить.

— Вот-вот… еще дня не проработал первым секретарем, а уже слов неприятных слушать не хочешь.

— Иди ты… знаешь куда…

— Это он у меня в доме…

— Я могу уйти.

— Кончай женские штуки, родственник… это нечестный прием. Садись на место.

Рокотов усмехнулся. Вновь сел в кресло, вытянул ноги:

— Слушай, я теперь понимаю, почему от тебя жена в Сибирь сбежала. Такого выдержать — надо крепкие нервы иметь.

Чугарин вдруг рассмеялся:

— Это меня черт впутал в такую рациональную семейку.

— Помню, как ты мечтал в нее впутаться… Часами у Лиды под окнами общежития торчал. И записки какие писал и письма с практики.