На Сибирском тракте

— Ниже информации дадим письмо читателей о плохой работе райунивермага и других магазинов, — сказал Сергей. — Я добавил от редакции, что необходимо обратить внимание и на чайную. Там грязно, неуютно. А пищу готовят такую, что поешь и тошнит. Ну, и о базаре еще добавил. В районном центре должен быть базар.

— Устюжанинов — мужик нравный, лешак его дери, к критике не привык. В войну здесь продуктов вовсе мало было и ему большое внимание оказывали. Вот с тех пор и… В общем, дыму будет много.

— А пущай, как говорит наша старушка уборщица.

— Опять же он приятель председателя райисполкома. На вечерах бывают вместе и всякое такое…

— А пущай!

Когда Сергей пришел на обед, жена сказала:

— Я кринку молока нашла…

— Удивительно! Люди деньги, вещи находят, а ты молоко.

— Не зубоскаль. Если бы не я, ты бы шатался от голода.

— Я, как верблюд, могу несколько дней без еды. Все это, Валечка, пустяки. Ты вот лучше ответь мне на такой вопрос. Есть ли какая-нибудь разница между пахотой и вспашкой? Между пахотой и вспашкой.

— Что? — Жена наморщила губы, будто ее обидели, и затряслась от смеха.

Сергей покраснел и крякнул.

— Чего ты ржешь? Ну чего ты?..

Валя насмешливо посмотрела на Сергея.

— У Марка Твена есть рассказ о том, как он был редактором сельскохозяйственной газеты и все на свете путал. Или кто-то другой был редактором и путал. Что-то уже не припомню.

— Классику нужно знать, — наставительно проговорил Сергей. — Из твоего ехидного смеха я понял, что пахота и вспашка — слова, так сказать, синонимичные.

Вечером Сергей составил макет газеты. Он несколько раз переделывал его, мысленно представляя, какими будут страницы газеты.

Когда ему показалось, что макет составлен хорошо, он запел и запрыгал от радости. Жена спросила спросонок:

— Ты уронил что-то?

— Томик Марка Твена с рассказом о редакторе сельскохозяйственной газеты.

Когда Чернышева стала верстать газету, то оказалось, что на первой полосе не хватает материала, а на второй надо было сократить сорок пять строк. Это разозлило наборщицу, и она сказала недружелюбно:

— Уж лучше бы Илья Федорович составлял макет.

Сергей холодно ответил:

— Макеты буду составлять я.

Пока он дописывал материал, а Чернышева заканчивала верстку газеты, наступил полдень.

На улице было уныло. За ночь небо покрылось облаками, и сейчас беспрерывно сыпал мелкий дождик.

Сергей смотрел в окно и не заметил, как вошла Чернышева. Она была радостная и намного смущенная.

— А красивая получилась газетка, Сергей Сергеевич!

Чернышева положила на стол большие мокрые листы бумаги, на которых были оттиснуты первая и вторая страницы газеты.

Газета выглядела веселой, интересной.

— Ничего! — бодро ответил Сергей, а когда наборщица ушла, забарабанил пальцами по столу и запел: — Ай да я, ай да я, шуба не моя!

Какая «шуба», он и сам не знал.

Вечером Важенин привез новый шатун и стал печатать газету. И вот тут-то начались настоящие муки Сергея.

«Американка» печатала плохо. На одной и той же полосе были светлые пятна, с едва заметными буквами, и черные, где буквы забивало краской и трудно было отличить «о» от «а».

— Всегда так, — сказал Важенин.

— Так дальше нельзя. Это черт знает что, а не работа! А ну-ка настройте машину по-настоящему!

— Да я уж и так… Я ж говорю, что она совсем старая.

Сергей с сожалением подумал, что никогда не интересовался печатными машинами. Все «американки», какие ему приходилось видеть, работали нормально. Но все же надо было что-то делать. Сергей осмотрел машину и сказал:

— Валики плохие.

— Недавно переливал.

— Не умеете переливать. Ямы да бугры. И хотите, чтобы печать была ровная. Завтра же займитесь валиками. Ясно? А сейчас черную краску замените на темно-синюю.

— Газету печатают только черной.

— На такой машине и с таким работником, как вы, печатают только синей. Добавьте в синюю немного черной краски.

Пока печатник настраивался, Сергей стал еще раз просматривать газетную полосу. Подумал: «Название газеты выглядит очень бледно. Надо будет городским художникам заказать…»

— Линейки косят, выправьте, — сказал Сергей и побледнел. — Апрель! Что за черт! Почему апрель?! Надо май. Мы же в мае выпускаем газету.

— Ну вот, опять переделывать, — мрачно проговорил Важенин. — Мука одна…

«А дрянной же ты человечишка», — мысленно обругал Важенина Сергей.

Рано утром газету увезли на почту. Вскоре после этого Сергей выехал на попутной машине в колхозы района. Ездил три дня. Смотрел, делал записи для очерков и корреспонденции. Прочитал в клубе лекцию о текущем моменте. Уже перед самым возвращением домой он вспомнил, что жена просила купить поросенка. Поморщился: не с этого надо начинать свою жизнь в селе.

Поросенка он все же купил. Старуха колхозница вместе с поросенком продала ему мешок. Сергей по совету старухи проделал в мешке дыру, чтобы поросенок не задохнулся. Попутных машин не было, и он прошел около двадцати километров пешком, взвалив мешок с поросенком на спину. Просить у председателя колхоза подводу Сергей постеснялся.

Возле районного центра поросенок от жары и духоты совсем размяк и перестал хрюкать. Боясь, чтобы он не подох, Сергей сунул его мордой в ручей. Поросенок попил, полежал, а потом снова стал похрюкивать на спине Сергея.

Домой Сергей пришел усталый и злой. Поднимаясь по ступенькам крыльца, он думал: «Черт меня дернул купить этого поросенка. И куда я его дену? Пусть сама, голубушка, занимается с ним».

Но «голубушки» в редакции не было. Алексеенко сказал, что Сергею дали комнату в коммунальном доме.

Пришлось снова плестись по улице с мешком и поросенком.

Валя купила у кого-то старую кровать, стол, табуретку, повесила шторы, расстелила у двери половичок. Она встретила мужа с улыбкой.

— К зиме нам отдельный домик дадут. Сам председатель райисполкома обещал.

Сергей вынул из мешка поросенка.

— На. Только имей в воду, что я больше не буду заниматься этим свинством.

Он присел на корточки, поцарапал ногтем спинку поросенка. Поросенок лег, подставив брюшко. Сергей осторожно поцарапал брюшко, поросенок захрюкал от удовольствия.

— И нравится тебе? — усмехнулась Валя.

— Аха, — кивнул Сергей и встал. — Я в редакцию…

— Ты что, смеешься, что ли? Надо же хотя бы мало-мальски устроиться. И потом я хотела поговорить с тобой о работе. Я не собираюсь быть домашней хозяйкой.

— Я на минутку, Валюша. На одну минутку. Надо же узнать, как там…

Но дел в редакции оказалось много, и Сергей, вздохнув, сел за стол.

— Звонили из обкома партии, — сообщил Алексеенко, — просили… Что бы вы думали? Организовать местное радиовещание.

— Мне еще в городе говорили, что редакции районных газет должны организовать радиовещание. От этой работы, брат, никуда не уйдешь. А когда предлагают начать передачи?

— Да как можно быстрее.

— Ну, добро. Подготовим первую передачу к воскресенью. Включим в нее последние известия, ну и… выступление какое-нибудь. Лучше всего председателя райисполкома вытащить к микрофону. Пусть расскажет, как идет сев. Где хорошо, где плохо. Вообще это дело очень интересное.

— Интересное-то интересное… А вот кто, например, диктором будет?

— Диктором? Поищем. Если никого не найдем, сам буду читать. Только я окаю здорово.

— Газету пора выпускать, Сергей Сергеевич.

— Да, да. Давайте набросаем план следующего номера. Передовую надо написать о трудовой дисциплине в колхозах. Подготовим обстоятельный материал о работе конторы уполминзага. За то и другое отвечаю я. На первой полосе дадим материал о севе. Хорошо бы организовать рейд проверки качества сева. Как вы думаете? Поручим это вам…

— Побойтесь бога, Сергей Сергеевич. Когда я успею?

— Поднатужьтесь, Илья Федорович. Я привез корреспонденцию секретаря парторганизации колхоза имени Калинина об агитаторе. Дадим и ее.