Годы испытаний. Книга 1

На востоке едва обозначалась теплящаяся полоска утренней зари, когда к штабу полка на бешеном карьере проскакал конный - посыльный.

И скоро посредине лагеря полка, там, где под навесом стоит полковое знамя, раздались резкие звуки трубы дежурного сигналиста: «Тревога!» Труба торопливо будила всех. Ее звуки, знакомые по прошлым тревогам, в это раннее утро были какими-то особенно тревожными, словно сигналист выражал ту страшную опасность, которая зловещей черной тучей нависла над границами нашей Родины на рассвете двадцать второго июня.

- Тревога! В ружье! - кричали, дублируя команду, дневальные и дежурные в ротах.

Посыльные, застегиваясь на ходу, бежали как оглашенные к палаткам, где размещались командиры. Караул в полном составе выстраивался на передней линейке.

- Тревога, боевая тревога! - Андрей Полагута склонился над койкой и тряс Миронова. - Товарищ лейтенант, боевая тревога!…

Миронов вскочил, сел на койку и несколько секунд сидел неподвижно, бессмысленно уставясь на Полагуту.

- Ну и крепко же вы спите, товарищ лейтенант, - сказал извиняющимся голосом Полагута, - Я вас давно подымаю и вот решил потрясти…

- Что случилось? - спросил Миронов.

- Боевая тревога, товарищ лейтенант! Боевая тревога! - повторил Андрей. - Разрешите идти? Мне еще Аржанцева надо поднять, у него связной заболел…

Через две минуты в полном снаряжении Миронов выскочил за связным.

Солдатские сборы недолги. Прошло не более трех минут, и из палаток уже выскакивали бойцы, надевая на себя снаряжение и направляясь к оружейным пирамидам.

Вмиг острый забор винтовок в пирамиде растащили сотни протянутых рук.

В лагере еще было сумрачно от утренних теней деревьев, когда весь полк, батальон к батальону, выстроился и застыл в безмолвном ожидании приказа. Изредка звякнет штык, глухо ударит ручка лопаты о приклад винтовки или протарахтят катки запоздавшего «максима». И опять все замрет в напряжении, как туго натянутая, потерявшая звук струна. Бойцы полушепотом переговаривались. Командиры подзывали к себе старшин, сержантов и вполголоса отдавали какие-то распоряжения.

«Вот, черт возьми, не дали вдоволь поспать в воскресенье. Наверно, опять какой-либо проверяющий приехал мутить людей», - так думал не только Еж, но и многие бойцы.

Повернув голову к Андрею, Еж спросил недовольным шепотом:

- Как думаешь, чья это затея, людей по выходным будить? Опять марш-бросок в противогазах или еще какая-нибудь чепуха?

- Не знаю, - резко ответил Андрей. - Может, и бросок… Спать хочется, аж кости ломит. - И он сладко зевнул, так что в скулах что-то хрястнуло.

- Гляди, вон комбат подъехал, - кивнул Ефим влево. - Сейчас все будет ясно.

Командир батальона с заспанными глазами, как всегда угрюмый, ловко спрыгнул со взмыленного, в яблоках, красивого жеребца с упругой лебединой шеей и торопливо направился к батальону.

Нетерпеливо выслушав доклад начальника штаба о готовности батальона к действию, он вышел на середину строя, внимательно и придирчиво осмотрел застывшие шеренги красноармейцев. Затем, понизив голос, будто враг мог подслушать его, сказал:

- Товарищи бойцы и командиры, нам поставлена боевая задача совершить марш в укрепленный район и занять позиции. Есть сведения, что немецкая армия нарушила нашу государственную границу…

Он внезапно прервал речь. Все стояли в каком-то оцепенении, взвешивая каждое слово комбата. У всех запечатлелись в памяти слова: «Немецкая армия нарушила границу…» Как-то не верилось, но вместе с тем никто и не сомневался,- командир батальона говорит горькую правду.

Комбат с начальником штаба и с командирами рот отошел в сторону и развернул карту. Его окружили командиры. Они достали из планшетов блокноты, бумагу и стали делать какие-то заметки.

- Не может этого быть… Война? - продолжал сомневаться Андрей Полагута. - Ну, выдадут боевые патроны, совершим марш в укрепленный район, займем его, а к вечеру дадут отбой. Комбат поблагодарит батальон за отличные действия, и вернемся обратно в лагерь. Сколько таких тревог было, не перечесть! А наш Канашов мастер их разыгрывать и днем и ночью.

Мысли Андрея прервала команда, поданная лейтенантом Мироновым.

- Равняйсь!… Смирно! - громыхнул его резкий окрик и прокатился по лагерю - и куда-то сразу исчезло пугливое эхо.

Взвод в полной боевой выкладке зашагал по пыльной дороге на запад навстречу неизвестности, а может, и войне…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ТАК НАЧАЛАСЬ ВОЙНА

«Да разве найдутся на свете такие огни, мука и такая сила, которая бы пересилила русскую силу…»

Н.В.ГОГОЛЬ

В два часа ночи двадцать второго июня генерала Мильдера разбудил адъютант. Из штаба танковой группы пришел срочный приказ в плотном конверте с тяжелыми сургучными печатями. «Вскрыть и ознакомить офицеров не позже три ноль-ноль», - гласила строгая над-* пись. Через десять минут к Мильдеру собрали всех офицеров. Они выслушали боевой приказ Гитлера.

«Доблестные солдаты, офицеры и генералы великой германской армии!

Русское правительство, не желая установить дружеские отношения, к которым я стремился, хочет решить вопрос силой оружия.

Несколько случаев нарушения границ со стороны большевиков не могут быть терпимы дальше нашей великой державой.

Надо положить конец этим безумным действиям. Я не вижу другого пути, как ответить силой на силу. Германские вооруженные силы с твердой решимостью будут бороться за честь и жизненные права германской нации.

Я надеюсь, что каждый солдат будет помнить высокие традиции германской армии и выполнять свой долг до последнего. Всегда и при всех обстоятельствах помнить, что вы - представители национал-социалистической великой Германии.

Да здравствует наша нация и империя!

Адольф Гитлер».

Мильдер обратился к ним с речью:

- Офицеры! Мы находимся с вами накануне великих исторических событий. Долгое время готовились мы к этой решительной схватке. Вы должны не только вселить в своих солдат веру в успех войны с русскими, но и предотвратить легкомысленное отношение к новой, очень сложной задаче, которую нам предстоит решить. Уверен, что вы самоотверженно будете выполнять каждый мой приказ. Германия гордится своими танковыми дивизиями. Я призываю вас высоко нести их громкую боевую славу и честь через все сражения с врагом. Желаю успеха. С богом, вперед! Хайль Гитлер!

Ответные ликующие крики еще долго звучали в ушах Мильдера, когда он в ночных сумерках торопился на свой наблюдательный пункт. Он прибыл туда в три часа десять минут двадцать второго июня.

Стоя на наблюдательном пункте - колокольне польского костела, Мильдер вдыхал свежий ночной воздух и с тревогой осматривался вокруг. Нигде ни единого огонька, ни шороха. Широко раскинулось небо в мерцающем блеске золотых звезд. Генерал глядел на сливающийся с небом высокий берег противника. Русские, очевидно, не подозревали, что через несколько минут на их головы с воем и грохотом обрушатся сотни тонн металла, беспощадно уничтожая все на пути.

Мильдер взглянул на часы: три часа четырнадцать минут. Секундная стрелка начала свой последний круг. Сейчас, как только она подымется в зенит и сделает первый скачок, в этот тихий мир ворвется ураганом война.

Неожиданно на колокольне протяжно, со скрипом, напоминающим скрежет ржавого железа, застонал сыч. Холодные мурашки побежали по спине Мильдера. И тут же, заглушая крик птицы, свистя зловещим посвистом, полетели над головой снаряды и мины. Началась артиллерийская подготовка.

Мильдер увидел, как частые разрывы, вспыхивая, освещали черные силуэты крепостных стен, выхватывая из предутренних сумерек черные проломы амбразур дотов в береговых укреплениях. В течение сорока минут бушевала огненная стихия. Но русские не отвечали, будто это их не касалось или там вовсе никого не было.