Неоконченный портрет. Книга 1

— Вы знаете, как я себя сейчас чувствую? — шутливо спросил президент, — как Алиса после того как кот уже исчез.

Разумеется, все знали знаменитую сказку «Алиса в Стране Чудес», одним из персонажей которой был Чеширский кот, чья улыбка продолжала висеть в воздухе даже после того, как сам кот исчезал.

— Вы шутите, конечно, — обиженно сказала Шуматова. — Уловить выражение глаз человека можно за мгновение, но перенести их живыми на бумагу... Это отняло у меня почти час.

— Примерно столько же, сколько мне понадобилось, чтобы оформить признание России, — задумчиво сказал президент.

— Все это время вы думали о России? — удивленно спросила Шуматова, ставя мольберт на место.

— Вы сами послали меня в это далекое путешествие. Но глаза, как видно, оставались здесь, с вами. Я и вправду Чеширский кот. Одна из присутствующих здесь дам, — продолжал Рузвельт, бросая мимолетный взгляд на Люси, — подсказала мне любопытный способ путешествия в прошлое.

— На чем? — спросила Шуматова. — На уэллсовской машине времени?

— Нет, на более реальной. Оседлав собственную мысль, я вспомнил все: даже то, как учил Моргентау и Буллита, что им надо говорить, когда они встретятся со Сквирским.

— С кем?

— Кажется, я точно назвал фамилию этого русского.

— Какое это имеет значение столько лет спустя? — небрежно произнесла Шуматова.

— В начале нашего сеанса вы сказали, что антигитлеровские войска стоят возле Берлина, — с неожиданной строгостью заметил президент.

— Да, — растерянно ответила Шуматова. — Я прочла об этом в утренних газетах. Это ошибка?

— Ошибка только в том, что даже сейчас вы не видите прямой связи между признанием России в 1933 году и тем, что в битве с общим врагом мы оказались вместе. В те времена многие меня проклинали. За то, что, признав Россию, я заключил союз с дьяволом. Оказалось, что союз был заключен против дьявола... Но не пора ли нам между тем пообедать?..

— Одну минуту! — с испугом воскликнула Шуматова. — Я умоляю вас, господин президент... Еще одну минуту! За дверью ждет Николас Роббинс. Вы с ним знакомы. Разрешите ему сделать несколько снимков. Мне нужно запечатлеть то выражение лица, которое было у вас во время сеанса...

Не дожидаясь ответа, Шуматова кинулась к двери и, распахнув ее, громко крикнула:

— Роббинс! Где же вы, Роббинс?

Увешанный фотоаппаратами, с треножником в руке, Роббинс тотчас появился в гостиной.

— Миссис Шуматова! — умоляющим тоном обратился к художнице Рузвельт. — Я очень устал. Кроме того, нам надо пообедать, а затем мне предстоит чтение документов! Ведь впереди у нас еще несколько сеансов! Нельзя ли отложить снимки на завтра или, скажем, на послезавтра? Гарантирую вам то выражение лица, какое вы потребуете.

Роббинс, лысоватый, худой человек лет шестидесяти, смущенно стоял посредине комнаты, не зная, кого ему слушать.

— Решено! — весело сказал Рузвельт. — Мы отправляемся обедать!

— А после обеда? — жалобно спросила Шуматова.

— Я же вам сказал, — с легким раздражением ответил Рузвельт. — Дела!

Не мог же он объявить при всех, что остаток дня после работы над документами он хочет провести с Люси, и только с ней!

Увидев, как огорчилась Шуматова, президент добавил шутливо-торжественно:

— Даю вам слово президента Соединенных Штатов Америки, что при всех условиях найду время для мистера Роббинса. Завтра, послезавтра, через три дня, наконец!..

Франклин Делано Рузвельт дал обещание, которое не мог сдержать. Ни он, ни Люси, ни все остальные не знали, что президенту осталось жить менее трех суток.

Эрнст Генри

РОМАН О РУЗВЕЛЬТЕ

Можно ли быть президентом США и не быть исступленным, воинственным врагом Советского Союза? А. Б. Чаковский в своем романе «Неоконченный портрет» с уверенностью отвечает: да, можно. И его ответ относится не только к прошлому. Роман о Франклине Рузвельте — актуальная, злободневная книга, в этом его главное достоинство. Читая его, современник не может не подумать о том, что слышит теперь из Вашингтона или о Вашингтоне день за днем.

Рузвельт — серьезная тема. Ни об одном другом американце в нашем столетии так много не говорили и так много не спорили. О чем шел и идет спор?

Чаковский пишет: «Моя главная задача — рассказать о его отношении к Советской России, к ее народу». В этом действительно кроется ключ ко всей теме.

Пишущий эти строки не литературный критик и задачу дать оценку романа с этой точки зрения перед собой не ставит. Но оценить политическое содержание работы он как публицист вправе.

Отношения между Вашингтоном и Москвой играли вчера, играют сегодня и, несомненно, будут играть завтра важнейшую роль на всемирной сцене. В этом едва ли усомнится хотя бы один человек, будь то на Западе или на Востоке. Ставя эти отношения в центр рассказа, Чаковский и написал сугубо реалистический роман. Материал об этой проблеме у него, прямо или косвенно, чуть ли не на каждой странице. Поэтому роман звучит.

Та же тема уже поглощала внимание автора в его книге «Победа», отмеченной Государственной премией СССР. Но Чаковский еще не мог оторваться от нее, чувствуя, насколько она важна и жизненна. Вот почему, обращаясь к другому творческому жанру, он рисует «неоконченный портрет».

Личные симпатии автора к Рузвельту очевидны. Читатель может, однако, спросить: считает ли Чаковский Рузвельта — президента США, еще в 1933 году признавшего Советский Союз, несмотря на отчаянное сопротивление реакционных сил в США, — «левым»?

Конечно, нет. Вопрос гораздо сложнее. Рузвельт, говорит Чаковский, был капиталистом по воспитанию, по взглядам на жизнь, по социальным симпатиям. Он был бесконечно чужд коммунизму, верил в бога, видел антигуманную природу буржуазного общества, но все же предпочитал его любому другому. Это непреложный факт. Называть Рузвельта «красным», чуть ли не социалистом, как делали и делают до сей поры его реакционные противники, значит не только ничего в нем не понимать, но и просто говорить неправду, и Чаковский не оставляет в этом никакого сомнения.

Но он же подчеркивает, что, «оставаясь верным сыном капиталистической Америки, Рузвельт был другом Советского Союза». История это подтверждает, и одно отнюдь не противоречит другому. Помимо всего прочего, Рузвельт был умным, практически мыслящим человеком, деятелем с широким политическим зрением, понимавшим, что жизнь требует строить отношения Соединенных Штатов с Советским Союзом на началах добрососедства, взаимной выгоды и взаимного уважения. Он знал свое дело.

Можно идти дальше и сказать, что этот трезвый буржуазный политик отнюдь не был исключением в ряду президентов США. Основатель Соединенных Штатов Джордж Вашингтон, богатый плантатор по происхождению, предпринял войну не на жизнь, а на смерть за независимость своей страны со всемогущей тогда британской колониальной империей, хотя многие в Америке были против этого. Такая война была равносильна буржуазной революции. Томас Джефферсон, третий президент США, был другом вождей Великой французской революции, и написанную им американскую «Декларацию независимости» Карл Маркс назвал «первой декларацией прав человека». «У Джефферсона надо взять все, что звучит сегодня», — излагает Чаковский мысли Рузвельта. Президент Авраам Линкольн в 60-х годах прошлого века провел тяжелую гражданскую войну с доброй половиной своей страны, чтобы освободить рабов-негров, и удостоился по этому поводу приветственного послания Маркса.

Читая роман Чаковского, то и дело замечаешь, что Рузвельт в той или иной мере, хотя и не столь открыто, продолжал традиции этой смелой школы американских президентов, за что и был так горячо любим американским народом, четыре раза подряд посылавшим его в Белый дом, чего до этого в США никогда не случалось.

Иначе говоря, именно то, что Рузвельт в трудные для Америки дни оказался непохожим на множество обычных американских президентов средней руки или прямых реакционеров до и после него, подчеркивает его значение как исторической фигуры. Может ли кто-либо утверждать, что он был последним в ряду таких американских президентов? Чаковский не ставит такого вопроса, но думается, каждый серьезный читатель его романа сам ставит его перед собой. А ведь романы, в том числе и политические, тогда и хороши, когда они побуждают читателя дальше думать самому.