Беспокойные сердца

«„Волгосталь“, 15 июня

Дорогая моя Анечка!

Не сердись, родная, что я пишу редко и мало. Для этого много причин, и одна из них — несусветная жара. На мартене сущее пекло, а приходится проводить здесь не час и не два каждый день. И сегодня я не собиралась писать, но твои родственные упреки возымели свое действие. Итак, читай — и пусть тебя мучает совесть. Я пишу это письмо уже после полуночи, в комнате газовой лаборатории, в цехе. Спасибо, хоть печь, которая против окна, сейчас: остановлена на ремонт. А то совсем, как в аду на сковородке.

Но чувствую, что про печь читать тебе неинтересно. Тебе подавай роман. Любопытно узнать, как складываются мои отношения с Олесем. А никак. Отношения самые обыкновенные — ни драмы, ни трагедии. Встречаемся каждый день, говорим о том о сем — и без всякого подтекста. Думаю, меня не может упрекнуть ни в чем даже Зиночка, хотя она следит за мной во все глаза. Видимо, я уже научилась немножко скрывать то, что на душе. Тяжело, конечно, горько, но… что же мне, с собой кончать от несчастной любви?

Не пугайся. Это я так пишу потому, что вчера смотрела фильм — балет „Ромео и Джульетта“. Сначала идти не хотела, Дмитрий Алексеевич повел чуть не силком. Зато я была потом благодарна ему! Душа словно омылась.

У выхода столкнулись с Олесем и Зиной. Поговорили немного о фильме. Зине не понравился — зачем, говорит, Джульетта на одной ножке богу молится. Олесь ее оборвал. Все-таки я замечаю в нем какую-то скованность, словно хочет что-то сказать и не решается. А Зина… Не знаю, все-таки, что он нашел в ней? И зачем она работать пошла? Мне даже обидно за наше дело. Все это ей неинтересно, обязанности свои она выполняет небрежно, только и ждет, когда работа окончится. Вокруг нее Валентин увивается. Признаюсь, это меня насторожило, стараюсь не оставлять их вдвоем. И дела бы мне не было до них обоих, только Веру жалко Валька ведь не задумается „закрутить романчик“, если случай выпадет удобный. Как можно любить такого?

Как видишь, забот у меня хватает. Но по-прежнему львиную долю внимания требует наша работа.

После первых неудач наступило некоторое улучшение. Рассветову пришлось сдаться. Скоро начнутся у нас планомерные исследования. И знаешь, кто этому помогает? Олесь! Да, да, он самый! Добился того, что его официально включили в нашу бригаду, и плавки теперь будут проходить при его участии. Дмитрий Алексеевич подробно знакомит его с особенностями нашей технологии, чтобы не повторились прежние ошибки.

Дурочка я, дурочка! Ну, что мне из того? А внутри все просто поет от мысли, что буду работать с ним бок о бок! Но, пожалуй, если бы ты, Аня, видела его на работе, ты бы тоже восхитилась. Сколько силы, уверенности! Сколько мысли в его липе! Если бы не странное отношение к нему Рассветова, он давно бы занял пост куда более ответственный.

Вижу, вижу твою усмешку. Что ж делать, может, я и в самом деле пристрастна. Но ведь я люблю его, люблю, понимаешь? И нельзя не любить. Не знаю, как я буду уезжать отсюда, как вообще буду выносить эту жизнь и зачем только меня сюда понесло!»

«Однако я несправедлива к судьбе — со мной все время рядом Дмитрий Алексеевич. Он далеко не тот сухарь, каким его считают другие и каким он мне самой казался. Вчера после кино у нас был прелюбопытный разговор о любви, долге, о цели в жизни. Не догадывается ли он о моих чувствах к Олесю?

Работать с Виноградовым приятно. Он не скрывает самого процесса мышления, и это заставляет работать мысль других. Трудно объяснить, как это происходит, но от общения с ним становишься как-то богаче.

А между тем, мы совсем разные люди. Его вот ничего не волнует, помимо работы, а меня так и тянет вмешаться в заводские дела. К примеру, был такой случай. В такой жаре, в какой работают наши сталевары, им нужно больше пить. Для этого здесь специально полагается сушеная соленая рыба. Ценится она как лакомство. Я сама пробовала — очень вкусно. И однажды Баталов „разделил“ привезенную рыбу — рабочим поменьше, а конторским и начальству побольше. Все возмущались, возмущались, да и рукой махнули. А я Леню Ольшевского подтолкнула. Такую карикатуру в „Заусенце“ закатили — с Баталовым чуть удар не сделался!

А Виноградов ворчал: „Не своим делом занимаетесь“. У него, и правда, все силы и способности собраны в один кулак. А это надо, ох, как надо! Ведь нам и в самом деле приходится пробивать себе путь чуть ли не кулаками.

Дело-то, конечно просто объясняется. Ведь, если опыты Виноградова докажут его правоту (а они докажут), встанет вопрос о том, чтобы менять технологию. Думаешь, это простое дело? Уже один нагоняй за испорченную плавку мы получили. Обидно — мы здесь ни при чем совершенно. Случись еще что-нибудь — воплей не оберешься. Боюсь, надоест это Виноградову, плюнет на все и уедет. Ведь не на одной „Волгостали“ свет клином сошелся. А на другом заводе могут создать условия лучше.

Я же не хочу, ох, как не хочу уезжать отсюда. И знаю, что зря, и ничего поделать не могу. Так и получается, что „ум с сердцем не в ладу“…

Родная моя Анечка! Пусть мама ничего не знает о моих сердечных терзаниях. Зачем расстраивать ее понапрасну? Все пройдет, „как с белых яблонь дым“ — обязательно прибавил бы Леня.