Беспокойные сердца

— А новая технология дала бы заводу вот такую экономию…

Он назвал цифры, а в зале тихо ахнули: слишком это невероятно прозвучало. Но негромкий, с покашливанием, голос Ройтмана звучал убедительнее самых эффектных ораторских приемов.

— Вот от чего мы отказываемся, товарищи, когда отказываемся от новой технологии, — сказал в заключение Ройтман, уже сходя по ступенькам.

Татьяна Ивановна сияла: молодец, ах, молодец!

Ему хлопали долго и страстно, а Савельеву второй раз за вечер стало стыдно, но уже по другой причине. Как же он-то просмотрел, что Ройтман все-таки настоящий начальник цеха, а не мягкотелый слизняк, каким считал его Рассветов. Как часто еще душевную деликатность принимают за слабоволие, а грубую напористость — за рабочую хватку! Урок, снова какой урок!..

Бурное собрание закончилось около полуночи. В решении были отмечены недостатки технического руководства заводом; резко и прямо указывалось на консерватизм главного инженера, на противодействие ценным начинаниям и зажим инициативы. Было сказано еще многое, что заставило задуматься и Савельева и Шелестову.

Они вышли из душного зала на улицу, и в лицо ударил влажный, настоенный на прелых листьях осенний воздух.

— Садитесь, Татьяна Ивановна, — распахнул Савельев дверцу машины.

— Нет, нет, я пройдусь, подышу. Воздух-то какой хороший!

— А не боитесь ночью одна?

— Почему же одна? Вон со мной сколько провожатых идет.

Она улыбнулась и ушла с группой знакомых. Савельев подумал и отпустил машину, решив тоже пройтись пешком.

Народ неспешно расходился. Повсюду замелькали огоньки папирос, разговоры вертелись вокруг только что докончившегося собрания. Взявшись под руки, прошла стайка молодежи. Высокий задорный голос нарушил тишину ночи, к нему присоединились другие:

И Савельев невольно подумал: «Пожалуй, мудрость нашей жизни в том и состоит, чтобы до конца дней своих сохранять молодое беспокойное сердце, быть настойчивым искателем нового, не мириться с косностью и равнодушием».

Марина с Олесем шли одни. Случайно ли так получилось, нарочно ли друзья решили оставить их, они не задумывались. Важно было одно: они вместе, вдвоем и вдвоем им быть еще долго-долго.

— Завтра же напишу Дмитрию Алексеевичу большущее письмо, — сказала Марина, теснее прижимая к себе руку Олеся. — Расскажу ему обо всем. Мы скоро с ним встретимся, правда? Только боюсь, если ты и вправду займешь место Баталова, то придется мне с тобой бороться.

— Почему? — спросил он, не поняв ее тона.

— А как же? Тебе ж теперь придется ставить Виноградову палки в колеса «в интересах цеха». Все вы, руководители, такие.

Он крепко встряхнул ее за плечи, но не выдержал, рассмеялся и прижал к себе.

— Помнишь это место? — вдруг спросил он.

Она оглянулась и пожала плечами.

— Я здесь однажды сорвал для тебя ветку акации.

— Не надо, не вспоминай! Это место плохое, я знаю лучше.

— Любое место на земле будет для меня самым лучшим, пока ты со мной, — сказал он убежденно и страстно, целуя поднятое к нему милое лицо.

А над парком и поселком, над рекой и Заволжьем раскатился властный трубный голос завода, зовущий к труду, борьбе и победам.