Строители

Уже когда я взялся за ручку двери, он добавил:

— Постой! Кажется, в таких случаях нужно сказать, что я рад твоему возвращению. Так? — Он рассмеялся. — Видишь, твои уроки вежливости не пропали даром.

Председатель комитета выслушал меня, улыбнулся и взялся за телефонную трубку.

— Иван Степанович, здравствуй. Не получается ничего с омоложением наших кадров. Вот пришел ко мне Виктор Константинович из отдела Чиркова… Да… да… месяц тому назад мы его взяли… Хочет на стройку вернуться. Что будем делать?.. Да, каюсь, моя протекция… Виноват, виноват, Иван Степанович… Но ты его отпусти.

Председатель протянул мне руку:

— Я рад за вас.

Я захожу в отдел. Несколько минут стою у своего стола. Прощайте папки, карандаши и толстые справочники, прощай Стол. Простите, конечно, что так быстро вас покидаю.

Я подхожу к Семену. Он вскакивает и, стараясь выпрямиться, говорит:

— Уже, Виктор Константинович, как грустно! Вы знаете, когда от нас уходят на пенсию… — Он хочет на прощание сказать что-то очень значительное, округляет глаза, но в это время его прерывает Каля.

— Семен, — улыбаясь говорит она, — Виктор Константинович уходит не на пенсию.

— Ах… да. — Семен энергично трясет мне руку. — Извините, я по привычке.

Он обнимает меня за плечи. Я подхожу к начальнику отдела Чиркову. Тот встает и озабоченно поднимает брови.

— У вас на стройке все в порядке? Ну желаю… Если что… — Он улыбается.

Потом прощаюсь со всеми сотрудниками. У дверей оглядываюсь и снова говорю:

— До свидания.

— Счастливо… до свидания, — хором отвечают они. Алексей Романович поднимает вверх руку. Лобов кашляет.

Я иду по длинному коридору, потом медленно спускаюсь по мраморной лестнице. Мне становится грустно, кажется, без причины.

Наша стройка у Москвы-реки. Вокруг площадки стоит высокий деревянный забор. Проходя через ворота, я вижу большую доску с надписью: «Родители, не пускайте детей на стройку!» Я невольно улыбаюсь. Такие призывы висят на всех стройках Москвы, но никогда я не видел родителей, которые стояли бы у строительной площадки и ловили своих любознательных отпрысков.

По площадке тяжело ползал экскаватор, на стреле у него болтался брелок в виде шара весом полтонны. Экскаватор остановился около деревянного дома, покосившегося от старости, и точным ударом шара разрушил его.

Другой экскаватор, кряхтя и лязгая цепью, тащил из котлована ковш с грунтом, поднимал его и сбрасывал грунт в самосвалы, «МАЗы» отъезжали, натужно воя. Рядом гудели два бульдозера, растаскивая большую кучу земли. Деловито чавкал копер, забивая длинные железобетонные сваи. Вдали у начатых домов двигались стрелы каких-то диковинных кранов.

От непрерывного движения машин, от сносимых старых домов над площадкой висела туча пыли, а солнце, как будто тоже задетое экскаватором, раскаленной массой стекало на площадку, безжалостно накаляя машины и землю.

У малинового автомата с газировкой выстроились нетерпеливые водители, тут же, невзирая на все запреты, солидно стояли несколько пареньков.

Здравствуй, здравствуй, милая стройка. Сколько строителей уходило от тебя в учреждения, проектные конторы. Уходили и снова покаянно возвращались. Только тут, у тебя, им хорошо…

Когда я вошел в прорабскую, где собрались все старшие прорабы, они встали. Это было для меня так неожиданно, что я обернулся: нет, за мной никого не было. Впервые в жизни меня так приветствовали. Я видел, как в таких случаях старший начальник в армии небрежно махал рукой: «Садитесь, садитесь», но что делает отставной главный инженер, я не знал и смешался.

Прораб Анатолий, с подозрительным румянцем на впалых щеках, первый поздоровался со мной и, задержав мою руку, пытливо посмотрел на меня.

— Ну как вы там? — мягко спросил Быков. — Как вы живете? — Быков, как всегда, был несколько неряшлив, а его густые черные волосы, казалось, уже давно не расчесывались.

— Хорошо, — машинально ответил я.

Кочергин, когда поздоровался со мной, хитро сощурился.

— Что и говорить, Виктор Константинович, рад вас видеть. — Он долго тряс мою руку и вдруг добавил: — Но, не обижайтесь, без вас как-то спокойнее было.

Прораб Соков стоял в углу и по своему обычаю что-то искал. Он кивнул мне головой, несмелая улыбка появилась у него на губах. Я тоже ему улыбнулся.

Только один прораб Морозов не выразил никакого отношения к моему приходу. Его загоревшее лицо с крупными грубоватыми чертами осталось неподвижным. Он пояснил, что товарищ (так он и сказал «товарищ») Моргунов приказал ему явиться сюда.

Я поздоровался еще с нормировщицей Ниной, почему-то покрасневшей при виде меня, главным механиком и целым выводком каких-то молодых людей.

Наверное, я должен был что-то сказать всем. Ведь есть же много безликих фраз, которые гасят неловкость первой встречи. Но я был слишком взволнован и молчал…

Вдруг мне показалось, что я никуда отсюда не уходил, и сразу пришла легкость.

— Сели, друзья, — непринужденно сказал я. — Мне тоже без вас, Кочергин, было спокойнее, и все же я тут.

Мы разместились за письменным столом. В дни молодости он, очевидно, был покрыт клеенкой, сейчас от нее остались только рыжие лоскутки. Поверхность стола вкривь и вкось исписана номерами телефонов. Несколько раз я раньше предлагал Анатолию сменить стол, но он каждый раз отбивался, утверждая, что без него не сможет работать.

Все мне было любо тут: и графики завоза деталей, развешанные на стенке, и полки с чертежами, и зеленый коммутатор связи с двумя сердитыми красными глазками. Через открытое окно слышался шум стройки.

— Как живете, друзья? Расскажите, — попросил я.

— Может быть, сделаем так, Виктор Константинович, — резковато заметил прораб Анатолий, — сначала потолкуем о деле, а потом, если останется время, будем расспрашивать друг друга о жизни. А?

Я вздохнул:

— Да, конечно, о деле.

Несколько минут Анатолий безуспешно боролся со своим столом, пытаясь вытащить ящик. Наконец, когда Анатолий уже начал чертыхаться, ящик с душераздирающим визгом выдвинулся. Анатолий вытащил папку с обтрепанными краями и одной сиротливо болтавшейся завязкой и протянул мне.

— Нечего улыбаться, — сказал он сердито, — читайте!

Я взял папку…

— Ну что? — спросил Анатолий, когда я ознакомился с материалами. — Выйдет что-нибудь?

Я молчал.

— Ну да, так я и знал! — У Анатолия на худых щеках ярче обозначились красные пятна. — Я так и знал, — повторил он. — И они молчат, — показал он на прорабов, — все молчат… Только Моргунов кричит. — Анатолий схватил папку и снова сунул ее в ящик. — Ладно… надоело все!

— Постойте, ну чего вы кипятитесь? — сказал Быков. — Ну хорошо, не будем молчать. Эх! — Он укоризненно покачал головой, потом обратился ко мне: — Вы уже прочли, Виктор Константинович, нужно пояснить… Хорошо. Вот сей муж, — показал он на Анатолия, — решил прогреметь… Не буду, не буду, Анатолий Александрович… Он предложил на восьми новых корпусах вести монтаж этажа за сутки. Анатолий собирается применить новые краны, которые недавно выпустили, поставить их по два на каждый корпус. Фантазия? — Быков посерьезнел. — Вот этого я не могу сказать. Во всяком случае, полчуда произошло. Главк дал шестнадцать кранов… Попробовали — не получается. Что вы скажете?

Я молчал. Что я мог ответить? Все это вызывало сомнение. Почему нужно эксперимент проводить сразу на восьми домах? Почему нужно ставить такую трудную задачу: этаж в сутки? Расчеты Анатолия, которые я просмотрел, вроде правильны, но вот сразу сорвался монтаж…

Кочергин хитренько сощурил глаза.

— Не пойму, зачем мне спешить? — спрашивает он. Огрубевшими пальцами он пытается разгладить завиток клеенки на столе. — Что мне, зарплату добавят? А?

— Ну, а вы, Соков? — раздраженно спросил Анатолий. Соков мнется, он не знает, что ответить. Он выглядит совсем стареньким, поседел, сгорбился.