Право на легенду

Ах эти штормы, ураганы, тайфуны, кокосовые пальмы на коралловых островах, темнокожие красавицы и белоснежные бриги — нет, не волновали они его душу, не бередили воображение — он и слыхом обо всем этом не слыхивал, пока не очутился в один прекрасный день в диковинном средневековом замке, расположенном неподалеку от самой что ни на есть русской деревни Свиноедово, пока не одели его в тельняшку, не посадили загребным на шестивесельный ялик, пока не сказала ему Варя, девочка с тонкими косичками, что моряк — это красиво и мужественно…

Варг сидел у окна, за которым уже ничего не было видно, помешивал ложкой остывший чай, пахнувший веником, и в памяти возникали то обрывистые берега Чаики, где в пещерах собирались будущие Нельсоны и Ушаковы, то тихие, поросшие лопухами улочки маленького, мирного города, по которым с непривычным, пугающим грохотом шли танки…

Купе постепенно заполнялось людьми, которых он знал и помнил с детства, и теми, с кем жизнь свела позже, и Варг с грустью признался себе, что долго не вспоминал их, потому что надо было думать о других людях, о тех, что были рядом, — о них часто приходилось думать, такая у него работа.

Он понял, что настало время воспоминаний. Приборка души, как говорится. Может, как раз и вовремя. Долго будет стучать колесами поезд, до самого океана. Можно еще раз, взобравшись на высокий крутояр Черкизовки, оглядеться вокруг…

2

Сегодня уже вряд ли кто с уверенностью скажет — так оно было или не так, но в памяти Варга история Черкизовки навсегда связана с именем сумасбродного старика, сотворившего по широте души нелепый каменный замок, нависший, словно забытая кем-то декорация, над крохотным, в несколько улиц, городом Лидинском.

Рассказывали, что купец Черкизов был богат не только по здешним местам: он держал магазины в Москве и Петербурге, жил широко, хлебосольно, но ничем иным среди таких же богатых людей не выделялся, разве что без памяти любил единственную дочь, которую, будучи вдовцом, воспитывал без матери. По слабости здоровья она несколько лет прожила где-то в Европе, на целебных водах, а вернувшись домой, решила выйти замуж и прежде всего потребовала, чтобы отец выстроил ей замок.

Старик Черкизов не удивился. Он откопал где-то спившегося архитектора, который поселился в купеческом доме и жег керосин ночи напролет. Девица торопила его.

Она велела, чтобы все было, как положено, — и зубчатые стены, и подъемный мост, и уж, конечно, подземный ход, потому что без подземного хода замков не бывает.

Из-за границы были выписаны книги. Купеческая дочь усиленно изучала геральдику. Ей помогал в этом бывший трагик губернского театра, с которым она в скором времени сбежала, догадавшись, должно быть, что отец может выстроить ей замок, но актера в этот замок не пустит…

После бегства дочери старик Черкизов слегка тронулся умом. Он сам прочитал все выписанные книги, а затем спешно уехал в Германию, где его в скором времени определили в сумасшедший дом при попытке вытащить из музея бронзовую пушку. Там он через полгода и умер.

Замок между тем стал уже частью Лидинска, и когда дочка, вернувшись в город, объявила, что намерена продать его на слом — камень там был отменный — именитые граждане города откупили у нее замок и торжественно передали соседнему монастырю, влачившему жалкое существование.

Долгое время жизнь за каменными стенами текла неторопливо и размеренно, пока не подошла осень семнадцатого года…

Все дальнейшие события можно излагать уже вполне достоверно, что называется, из первых рук. Варг сам слышал рассказ детдомовского кучера Касьяна, служившего до этого в монастыре. Касьян, делая округлые глаза, представлял, как удивились тихие монахи, в какой ужас они пришли, когда брат Алексий, снискавший уважение своим трудолюбием и послушанием, надел на пояс деревянный маузер и вместе с рабочими железнодорожных мастерских стал наводить в городе революционный порядок.

— Чистое, я вам доложу, приключение, — говорил Касьян. — Павел Петрович Строганов — вот он сейчас, гляньте на него — интеллигентный человек, в пиджачной паре, а тогда — тельняшка на нем, бушлат, бомбы висят… Из тюрьмы сбежал — и в монастырь. Кто искать будет? Вот такой, понимаешь, оборот судьбы…

Дальнейший «оборот судьбы» был еще более неожиданным. После гражданской войны, когда о бравом моряке начали уже забывать, он вернулся в Лидинск с оравой малолетних бродяг, коих насобирал по чердакам и подвалам, и поселился с ними в опустевшем замке. Черкизовка стала сперва трудовой колонией, а затем ее перевели в ранг обыкновенного детского дома.

Варг попал в Черкизовку прямо из больницы, намаявшись перед этим по вокзалам и рынкам, где сшибал на пропитание, и Строганов стал для него олицетворением всего самого справедливого, доброго и надежного. Сейчас, уже с высоты своего возраста, Варг понимал, что о педагогических доктринах Строганов имел весьма общее представление, больше надеялся на свой здравый смысл и на крепкие ребячьи души.

Первое, что он по логике вещей сделал, — это построил всю жизнь в Черкизовке по твердому флотскому образцу. Утром «экипаж» выстраивался «на флаг», в полдень били «склянки», кухня превратилась в «камбуз», а спальни — в «кубрики». Было много веселой игры, и это было вовремя, очень нужно ребятам, не знавшим детства, но потом забава стала принимать черты серьезного увлечения, уважения, предпочтительности, если так можно выразиться, всему, что касается моря, особого отношения к морякам и морским традициям, к истории броненосца «Потемкин» и плаванию фрегата «Паллада».

Была в этой «морской республике», впрочем, и «оппозиция», которую возглавлял Варг. Она была тихой и не настырной, эта оппозиция, но заметно выпадала из общего ритма жизни.

Отец Варга был агрономом. Сколько Варг себя помнил, он всегда вместе с отцом что-то выращивал, копался в земле, имел дома несколько своих грядок, кусты смородины, и в Черкизовке его сельскохозяйственные наклонности сразу же нашли себе применение. Варг целыми днями возился с больными деревьями, перевязывал: ветви, рыхлил землю под яблонями, а в огороде у него росли устрашающего вида арбузы.

Понятно поэтому, что его земледельческая душа была закрыта для жестоких штормов, бушевавших совсем рядом, — в нее не проникали ни бризы, ни муссоны, ни отзвуки морских сражений. Парень он был тихий, даже замкнутый, много читал, когда не возился в саду или огороде, читал серьезные, взрослые книги.

Сергей Кружилин появился в Черкизовке не как другие — только бы чем наготу прикрыть; на нем была кожаная куртка, из-под которой выглядывала тельняшка; широченные брюки с флотским ремнем, а на руке синела настоящая морская наколка. В первый же день он лихо взобрался по вантам на самодельную мачту, что представляло серьезное испытание даже для тренированных детдомовских ребят, и тем самым утвердил себя как человек, заранее предназначенный флотской службе. Авторитет его в дальнейшем был непререкаем.

Однажды, слоняясь по двору, он остановился возле Варга, который просеивал семена моркови.

— Ну, дела, — сказал он, присвистнув. — Чует мое сердце, что из тебя бы вышел настоящий кулак. Хозяин… Как твоя фамилия, чтобы знать на будущее?

— Моя фамилия Варг, — сказал Александр.

— Варг? Хм… Скажи на милость — Варг! Это звучит, честное слово! Я бы с такой фамилией смело пошел против самого Билли Бонса.

— А кто такой Билли Бонс? — простодушно спросил Варг.

— Горе ты мое горькое, — чуть ли не простонал Кружилин, сраженный дремучим невежеством Варга. — Констатирую: ты не читал «Остров сокровищ». Как же ты собираешься жить дальше?

Вопрос был по существу. Все мужское население Черкизовки твердо и неукоснительно знало, как жить дальше, и проблема была лишь в том, смогут ли морские училища страны принять сразу такую ораву. Но если человек не читал Стивенсона и Жюля Верна, не слышал о знаменитом капитане Френсисе Дрейке, не отличает корсаров и флибустьеров от простых пиратов — такой человек, без сомнения, вряд ли станет украшением отечественного флота.