Утренний бриз

— Товаром его не считаю, — резко, даже сердито откликнулся Чекмарев. — Я бы весь спирт сейчас в снег выпустил.

— Це-це-це, — укоризненно покачал головой Дьячков. — Спирт…

— Тебе, председателю Совета, первому против спирта надо выступить, — напустился на него Чекмарев. — Он людей калечит. Видел ты хоть раз, чтобы спиртом человек сыт был?

Дьячков неопределенно пожал плечами.

— Предлагаю все продукты перевезти в один склад, — сказал Чекмарев: — Начнем с черепахинского склада.

— В школе по-прежнему холодно, — напомнил Куркутский. — Сарай дырявый, а не школа.

— Переведем школу в дом Черепахина, — предложил Чекмарев. — Там живет его жинка одна. Вот она и уборщицей будет и кусок свой отработает.

Мысль эта всем понравилась. Чекмарев поднялся из-за стола:

— А теперь будем голосовать за норму отпуска продуктов одному человеку на месяц.

Заглядывая в листок, он зачитал перечень продуктов с указанием нормы каждого. Затем спросил:

— У кого есть возражения или замечания?

Замечаний не поступило. Предложение Чекмарева было принято единогласно. Чекмарев сказал:

— Я хочу, чтобы в то время, когда я отпускаю продукты, рядом был кто-нибудь из вас.

— Для чего? — нахмурился Каморный. — Себе, что ли, не доверяешь? Это ты зря. Тебе все марковцы доверяют, раз вахтером склада оставили. Ни одной руки против тебя не было поднято. Или ты не помнишь?

— Помнить-то я помню…

— А раз помнишь, то не пори чепухи, — поднялся Каморный. — Засиделись мы сегодня. Будем, что ли, товары свозить?

— Пошли, — поднялся следом. Дьячков. — От этих бумаг у меня в башке дым коромыслом.

— Подпиши решение, — пододвинул ему бумаги Чекмарев.

— Це-це-це, — по своему обыкновению произнес Дьячков и неумело вывел свою фамилию.

Члены Совета направились прежде всего в дом Черепахина. Жена коммерсанта встретила их на кухне. Лицо ее побледнело, в глазах был страх. Когда Чекмарев изложил ей решение Совета о переводе в ее дом школы, у нее хлынули слезы:

— Куда же я? На мороз?..

С трудом удалось втолковать ей, что из дома ее никто не гонит, ей оставляют одну комнату. За это она будет производить уборку в школе после занятий. Поняв это, жена Черепахина снова расплакалась, но уже от радости. Страхи ее оказались напрасными, Куркутский отправился в школу, чтобы вместе со своими учениками перенести немудреное оборудование в новое помещение, а Чекмарев с Дьячковым пошли к складу Черепахина.

Весь остаток дня ушел на перевозку товаров в государственный склад. Участие в этом приняли почти все марковцы. Работали шумно, весело, не жалея сил, взмокнув до седьмого пота.

Косо следил за происходящим Мартинсон. Его оскорбляло то, что хозяевами положения в Марково стали те самые люди, чью судьбу он еще вчера крепко держал в своих руках. Больше того, эти туземцы относились к нему с таким равнодушием, как будто он был вообще пустым местом. Острота унижения от того, что его, Мартинсона, вместе с другими американцами заставляли пилить дрова для школы, сгладилась, но не проходила. Мартинсон строил один за другим планы мести, но все их отбрасывал. Он понимал свое бессилие — и ото его бесило. Он терпеливо ждал появления Свенсона. Олаф уже давно должен быть здесь. Ведь Мартинсон через Аренкау переслал ему письмо, в котором обрисовал положение дел. Что же случилось с Олафом? Неужели и он испугался большевиков? Мартинсон знал, что скорее солнце погаснет, чем Олаф поступится своими интересами.

К Мартинсону подошла Микаэла. Американка была выше его. Ее глаза пылали от бессильного гнева. Не сводя глаз с нарт, на которых марковцы перевозили последние товары из черепахинского склада, она говорила Мартинсону:

— Вам нравится эта картина? Как из библии. Все люди братья и пользуются имуществом ближнего, как своим собственным.

— Не злитесь, — посоветовал Мартинсон, — испортите, себе печень.

— Вы теряете не свои товары, — голос Микаэлы задрожал. — Вы ничего не теряете. А я… все. Сегодня эти бандиты ограбили Черепахина. Завтра моя очередь? — В голосе ее слышался упрек ему, Мартинсону.

До сегодняшнего дня Микаэла еще на что-то надеялась. До сих пор марковцы не трогали ее товаров. Они только забрали торговые книги и опечатали склад. А теперь Микаэла увидела, что подошла и ее очередь отдать большевикам все. У нее при этой мысли холодело в груди. Она мечтала о возврате прежнего порядка и тоже строила планы мести за перенесенные унижения. Но, в отличие от Мартинсона, она понимала, что ждать помощи откуда-то со стороны просто глупо. Надо действовать самим. Она решила пойти на сближение с Мартинсоном. До сих пор американцы не испытывали друг к другу особого расположения. Их взаимоотношения определялись конкуренцией. Даже в первые дни, когда им пришлось пилить вместе дрова для школы по воле Совета, они недружелюбно косились друг на друга. Конфискация товаров Черепахина заставила забыть их о вражде.

— А что можно тут сделать? — развел Мартинсон руками.

— Вы же мужчина, американец! — воскликнула Микаэла.

— У вас есть свой мужчина. — Мартинсон не упустил возможности уколоть Микаэлу, которая всегда ему нравилась как женщина, но он это скрывал, зная, что ему не на что рассчитывать.

— Мой муж — тряпка, — с пренебрежением бросила Микаэла, перебив Мартинсона. — Джоу как мужчина хорош только в постели.

Микаэла говорила громко, совершенно не обращая внимания на Джоу, который, как всегда, стоял чуть позади нее. Джоу был так перепутан событиями последних дней, что слова Микаэлы оставляли его совершенно равнодушным. Джоу проклинал тот час, когда на него обратила внимание Микаэла, когда он соблазнился ее деньгами, ею и ее обещанием разбогатеть и уехал с ней в эту дикую даль. Он был теперь охвачен лишь одной мечтой, как бы выбраться целым из этой холодной, неуютной страны.

— Это единственный у вас товар первого сорта, — съехидничал Мартинсон, намекая на то, что Микаэла привозила из Штатов товары самого низкого качества.

— Приходите вечером на кофе, и мы обсудим. Что делать, — тоном приказа произнесла Микаэла.

— О'кэй, — кивнул Мартинсон. Приглашение для него было приятным. Он встретился взглядом с Микаэлой, и она, многозначительно прищурив глаза, добавила:

— Приходите попозднее.

Круто повернувшись к Мартинсону спиной, она коротко бросила Джоу:

— Домой!

Мартинсон смотрел Микаэле вслед. Даже мешкообразная меховая одежда не могла скрыть стройных линий ее фигуры. Шла она легко и уверенно. У нее были крепкие нош и железная воля. Не женщина, а мечта делового сильного мужчины. С ней можно спокойно пускаться в самые рискованные авантюры.

…Склад Черепахина опустел. На полу валялись обрывки бумаг, рогожи, сор. Чекмарев захлопнул двери, закрыл замок. Перед складом все еще толпились марковцы. Они были как-то по-особенному оживлены, веселы, и им не хотелось расходиться. Эти несколько часов совместной работы заметно сблизили их.

Чекмарев, уловив настроение людей, весело крикнул:

— Айда вместе в правление! Чай пить! Совет угощает!

Предложение было встречено восторженным гулом. Дьячков, Куркутский и Чекмарев, тесно окруженные оживленной толпой, ввалились в помещение правления. Скоро сюда подошли и те, кто был дома, по всем углам набились ребятишки.

Чаепитие было в самом разгаре, когда настежь растворилась дверь и в облаках морозного пара в правление вошел заиндевевший и очень усталый человек. Он пошатывался. Марковцы прервали чаепитие и смотрели на человека, который, захлопнув дверь и стянув малахай, сказал сиплым от мороза голосом:

— Здравствуйте, люди добрые…

— Шарыпов! — узнал кто-то.

— Варфоломей!

Несколько человек бросились к Шарыпову. Понимая руки знакомым, Варфоломей попросил:

— Чайку… кружку…

Ему сразу же протянули несколько кружек. Он, взяв ближнюю, обхватил ее руками и стал жадно глотать горячий чай.

— Ну, получили наши товары? — спрашивали его со всех сторон.

— Больше послали, чем вы хотели!