Земля родная

— Большинству товарищей мое мнение известно. Предложение заманчиво. Оно содержит здоровое зерно. Но оно не подкреплено техническими расчетами. Через сутки я составлю такие расчеты. Давайте испытаем его на нашей печи послезавтра. Кстати, разобраться с этим предложением начальник цеха поручил мне.

Сутки для Попова показались вечностью. Он очень беспокоился за исход дела. И вот он накануне события, которое решит исход этой борьбы. А тут распоряжение начальника цеха: если через полсуток не поступит руда нужной марки, третью печь остановить.

— Что же это такое, Яков Николаевич, — возмутился газовщик Скороходов. — Твое предложение рассматривают, а печь останавливают.

— Правильно, товарищи.

Все оглянулись. Рядом стоял главный инженер завода Прохоров.

— Нельзя останавливать печи. Нельзя и работать старым способом, — продолжал он. — Надо кончать с этим. Ваша бригада, товарищ Попов, стоит на правильном пути. Ко мне только что заходил Демьянов. Он закончил расчеты для нового рецепта шихты. Сейчас он внесет кое-какие изменения, и смену мы начнем по обновленной технологии.

Вошел Демьянов, все бросились к нему, склонились над расчетами.

Получив указание начальника смены, бригадир рудного двора категорически воспротивился:

— Как хотите, а с пятой эстакады я руду подавать не буду. Пусть главный инженер даст письменное указание. Это же законсервированное сырье, брак. Нет. Я на себя не могу взять такую ответственность.

— Да пойми ты, умная голова. Ведь новую шихту дают, — убеждали его рабочие.

— Новую? А кем она утверждена?

Спор разгорелся. Уже кто-то пошел самовольно менять маршрут электровоза, как вдруг шихтовый двор стали заполнять знакомые и незнакомые люди. Зашли Кедров, Ковригин. Зашли вместе с Шелеховым, Стрелковым, Киселевым, Вороновым.

Главный инженер, Стрелков, Демьянов, разложив листы бумаги на борту старого опрокинутого вагончика, стали проверять расчеты из блокнота Демьянова. Другая группа направилась на эстакады, третья — на рудный двор.

…Появлению всех этих людей в доменном цехе предшествовали бурные страсти, разгоревшиеся на партийном бюро. Обстановка накалялась, а сдвигов в обсуждении вопроса не было. Произносились слова «абсурд», «клевета», «беспринципность», «шельмование».

— Так мы вопроса не решим, — сказал Кедров, — партбюро не подготовило ни выводов, ни предложений. К сожалению, и здесь их никто не сформулирует.

Киселев рванулся с места:

— Товарищ Кедров, разрешите. Я вношу предложение — создать квалифицированную комиссию для проверки всего этого дела. Пусть в ней участвуют и работники горкома. Вот тогда появятся и выводы и предложения.

— Но ведь на это потребуется время, а домна под угрозой остановки уже сегодня, сейчас, — повернулся к нему Кедров. — Я не против такого предложения и хочу только добавить следующее: более квалифицированных людей, чем собрались здесь, ведь нет. Зачем же дело откладывать? Давайте пойдем в доменный цех, на месте разберемся и примем необходимые меры.

Тут тревожно затрещал телефон. Из цеха сообщили, что на шихтовом дворе спор, хотят насильно изменить состав шихты для третьей домны.

Решено было немедленно отправиться в цех.

Первая неделя дала положительные результаты. Третья печь работала успешно, выдавала чугун по заданным нормативам. Группа работников горкома, опираясь на инженеров завода, обобщила опыт работы по новому способу. На бюро горкома партии о нем рассказал Попов, а главный инженер завода Прохоров подкрепил теоретическими и инженерными выводами.

По новому способу работать стали все домны.

…Однажды утром, когда Кедров собрался в очередную поездку, раздался телефонный звонок. Говорил начальник рудоуправления. Он сообщил, что после конференции методу Богатырева обучили около двадцати бурильщиков. Это дает возможность усилить отгрузку кусковых малосернистых руд доменщикам.

— Но я должен пожаловаться вам. Что это случилось вдруг с нашими доменщиками? Раньше жизни не давали, если мало грузим кусковых руд, а теперь? Приехал к нам начальник снабжения, отправился на отвал пылеватых бросовых руд и требует их погрузки. Эти отвалы уже списаны, а у нас кусковых полны склады…

Кедрову вдруг стало радостно. Он улыбнулся и весело произнес:

— Ничего, продолжайте грузить пыль Горнозаводеку. А кусковую руду отправьте на большегрузные печи в Челябинск. Там она сейчас нужнее!..

И, кладя телефонную трубку, подумал:

«Вот он, главный-то вопрос, — людей поднять!..»

П. Петунин

О ДРУЗЬЯХ-ТОВАРИЩАХ

Повесть

Глава 1

ПОЖИВЕШЬ — УЗНАЕШЬ

Утро… Свежее, чистое, ясное. Тишина.

Но вот над котельной металлургического завода взметнулся белый плотный клубок пара — и через секунду весь город огласился торжественным призывом к труду. Эту песню подхватили голоса других заводов.

И ожил, пришел в движение Златоуст. Извилистые, петляющие по склонам гор улицы города заполнились народом. Человеческие потоки устремлялись к заводским проходным.

Песчинками затерялись в этих потоках два молоденьких паренька — Сережка Трубников и Санька Брагин. Они тоже шли на работу.

А неделю назад было вот что.

Рядом с Мироном Васильевичем Панковым вступил Сережка Трубников на порог завода. Пожилой усатый вахтер почтительно козырнул Панкову, бегло взглянул на его пропуск и перевел взгляд на Сережку. А тот неожиданно оробел, затаил дыхание: вдруг этот усатый не пустит его на завод? Вахтер внимательно прочитал протянутое Мироном Васильевичем направление из отдела кадров, еще раз поглядел на Сережку, вернул бумажку Панкову.

— Та-ак, стало быть, пополнение рабочему классу?

— Выходит — так… — глухим, совсем не своим голосом ответил Сережка.

— Ишь ты! — Прокуренные и выцветшие усы вахтера вытянулись в доброй улыбке. Он легонько подтолкнул Сережку в спину. — Ну-ну! Шагай, брат. Да ты не робей! Народишко у нас вострый, робких-то не любит. Ничего, брат. Выше голову, тверже шаг!

Этот первый день на заводе был у Сережки днем удивительных открытий.

Когда отошли немного, Мирон Васильевич обернулся и кивнул головой в сторону проходной.

— Прокатчик знаменитый был этот Кузьма Федотыч. Слышь? В гражданскую беляки ногу ему оттяпали… Уважаемый человек, в большие праздники всегда в президиумах сидит. Чуешь? Почитай, вся наша прокатка из его учеников состоит. К тому же — у самого Василь Иваныча Чапаева в разведчиках ходил. Боевой орден имеет. Смекаешь? То-то!..

И что говорить: конечно, у Сережки глаза округлились от удивления. Сам чапаевский разведчик первый открыл ему двери на завод! Разведчик, а совсем мирный дед! Сережке хотелось вернуться, поближе разглядеть этого необыкновенного человека. Но Мирон Васильевич шагал дальше своим спорым мелким шагом, то и дело приговаривая:

— Шагай шибче, не отставай!

Легко говорить Панкову: «Шагай шибче!». Легко советовать знаменитому усачу-вахтеру: «Не робей, паря!..» А вот Сережке-то каково?

С пронзительным свистом деловито шмыгали взад-вперед крикливые заводские паровозишки. Шипели они так свирепо, как будто у всех у них только одна задача: до смерти запугать Сережку, а потом раздавить его.

Из окошек сердитых машин выглядывали веселые, перемазанные физиономии машинистов. Некоторые приветливо махали Мирону Васильевичу черными руками, а он в ответ — фуражкой.

Почему так много людей знало Панкова? Чем был знаменит Мирон Васильевич?

Но вдруг произошло чудо: не Панкову, а ему, Трубникову, помахал один белозубый паренек. Он помнил этого парня. Это он, когда Сережка впервые пел возле панковского дома, похвалил его голос и посоветовал бросить курить. Ну, разве можно поверить, что это тот самый парень? Там он, как и все, лущил каленые семечки и крутился возле девчат, а тут — смотри ты! — машинист, хозяин паровоза! Улыбается, не зазнается… Удивительно!