Родина

Нечпорук взглянул на портрет Сталина и открыл, что Сталин похож на его отца, только тот носил очки, а Иосиф Виссарионович не носит.

Когда Сталин начал говорить о том, что советские танки по качеству превосходят немецкие, но танков у нас все же в несколько раз меньше, Нечпорук даже вздрогнул. Его так и хлестнула мысль, которую Сталин не произнес вслух, но она, конечно, заключалась в его словах, мысль такая: танков у нас в несколько раз меньше, потому что некоторые наши люди еще не научились их быстро делать. И он, Александр Нечпорук, значит, тоже еще не умеет быстро работать, хотя и приехал на Урал с одного из прославленных заводов. Уральский тихоня Ланских на старом «мартыне» уже два раза обогнал его…

Ланских действительно думал о Нечпоруке. Он вспоминал, как они с Нечпоруком ремонтировали старую печь № 2. «Эх, стоит тебя изругать, Ланских, что во-время в многотиражку заметку не сдал, — сказал тогда сменщик. — Как приятно было бы человеку перед праздником прочесть товарищескую похвалу своему труду, а ты, брат, запоздал. А еще собираешься написать, да еще не одну статью, о «школе скоростных плавок!» А ведь действительно начал их на заводе скоростник с юга, Нечпорук, — и, надо сказать, смело оседлал он старого «мартына». Первая же скоростная плавка сразу удалась. Ланских присмотрелся к успехам сменщика и начал осторожно «срезать» время и все ближе подступать к цифре Нечпорука. За Ланских потянулись другие сталевары, и совсем недавно, перед праздником, в цехе появился целый «куст» бригад скоростников: Андрея Якунина, Семена Тушканова, Василия Полева.

«К тому времени, — продолжал размышлять Ланских, — когда будем варить сталь в новых печах, отряд сталеваров-скоростников еще возрастет. Зерно с самого начала крепкое: Нечпорук за нашу танковую сталь душу положит, да и знания у него настоящие. Только горяч он, разбрасывается, до славы жаден, терпения мало и любит иногда смаху резануть, не подумавши. А талант он настоящий и еще более может дать, если размышлять о труде научится. Конечно, прежде всего я обязан ему в этом помочь!»

Хохолок желто-бурых волос качнулся на голове Ланских в такт его решительным мыслям. Сидевший близко Юра Панков поднял на него глаза, улыбнулся было, но покраснел и сделал серьезное лицо. Он чувствовал себя на этом собрании немного стесненно, как, впрочем, и вся их мальчишечья стайка. Они очутились среди «самого главного начальства» завода, заняли кресла в центре читального зала и очень смущались, что «выставились», как недовольно шепнул всем Игорь.

Игорь слушал Сталина, и каждое слово вождя было так понятно, будто Сталин имел в виду и таких, как Игорь и его друзья. Если бы и сейчас Игорь был у партизан, он обязательно пробрался бы в Москву. В 1940 году, когда он был с пионерской экскурсией в столице в первомайские дни, ребята больше всего увлекались весенними прогулками по Москве. Она вся тогда сверкала радугами иллюминаций, а рубиновые звезды над башнями Кремля горели так жарко и чудесно, что и синева неба казалась какой-то особенной, будто в сказке. Теперь рубиновые звезды, как слышал он, покрыты темносерой краской, и горько, наверно, товарищу Сталину, что не видит он сияния этих звезд, что черные тучи закрыли их.

…И вот в этот час к Боровицким воротам подходит очень молодой человек, небольшого роста, в черной шинели и фуражке с маленькой красной звездой, и говорит:

— Я к товарищу Сталину.

— Пропуск! — требует часовой.

— У меня нет пропуска, — говорит юноша, — я только что из леса, от партизан.

— А ты кто?

— Я — Игорь Чувилев, партизанский разведчик, у меня важное дело к товарищу Сталину.

— А, вот что оно, — раздумывает часовой. — Ну, так и быть, проходи.

…Подумать только, эти фашисты проклятые приказывают своим солдатам и офицерам: убивай всякого русского, советского, убивай мальчиков и девочек, женщин и стариков. О звери, как я вас ненавижу!

…Сталин сидит перед картой, а я, Игорь Чувилев, говорю:

— Товарищ Сталин, пошлите меня опять на запад, в разведку. Я буду хитро действовать, высмотрю такие места, где у фашистов сил меньше и где они никак не ожидают, что на них может нагрянуть Красная Армия. Я проведу наших бойцов к тем местам, буду в гитлеровцев стрелять, гранаты в них бросать, — я этому у партизан научился. Пошлите меня, Иосиф Виссарионович, опять на запад, в разведку! Я отомщу фашистским гадам за товарищей своих Витю и Ваню, за всех наших советских детей!..

…Вчера капитан Сергей Панков выступал у них в цехе. Капитан познакомился с ними еще по пути в Лесогорск в поезде. Слушая рассказы обстрелянных ребят о их жизни в лесах, он еще тогда сказал им:

— В «обстрелянные» вы попали поневоле, — это хорошо для вашей биографии, а для фронта такие, как вы, необученные, совсем даже не находка. А вот если вы будете помогать вооружать фронт, тогда ваша истребительная сила заиграет, как должно.

А вчера он поздравлял ребят, приступивших к работе, и, обращаясь к Игорю как к знакомому, сказал:

— Вот ты уже и бьешь захватчиков, Игорь! Видишь, как у тебя неплохо получается.

Игорь и Сережа Возчий дали вчера ему обещание:

— Вы, товарищ капитан, передайте там на фронте, что мы здесь целую фронтовую бригаду собьем из самых боевых ребят, а называться она будет отрядом мстителей имени Вити Толкунова и Вани Захарова.

Словом, дело пошло, создали совет «отряда мстителей». В совет вошли: Игорь Чувилев, Толя Сунцов и Сережа Возчий как инициаторы, — и совет уже постановил: в отряд входят все молодые рабочие всех специальностей, но только с высокими показателями работы..

…Слушая речь Сталина, Игорь живо припоминал вчерашний вечер. Сейчас их вчерашние обещания приобретали для него особо важный смысл.

«Может быть, потом Сталину напишем: «Так-то и так, Иосиф Виссарионович, мы работаем для фронта!» Ребята! Сережка, Толя, Митя, Арсений и все, вы понимаете, что это значит? Вы понимаете, что это значит, как мы должны стараться?»

В московском зале опять загремела буря аплодисментов. Казалось, высокие солнечно-голубые волны несутся к берегу, вздымаются горой и рассыпаются искрометными брызгами. Слышно, как в президиуме собрания зазвонил звонок, но ему пришлось заливаться несколько минут, пока наступила тишина, и голос Сталина, полный непоколебимой веры и спокойствия, заговорил опять:

— Да, да, именно так: все больше и больше танков! — шептал про себя Игорь, и ему казалось, что Сталин сейчас слышит его. — Мы ведь на таком заводе и работаем, и я обещаю, я даю клятву…

Слезы выступили у него на глазах, румянец жег щеки, в груди было жарко, как будто он шагал по крутой тропе и тугой ветер бил ему в лицо.

Вдруг Игорь почувствовал на себе чей-то взгляд и, подняв глаза, увидел задумчивую улыбку Ланских. И, словно уверенный в том, что сталевару известны все его думы, Игорь улыбнулся ему..

Варвара Сергеевна Пермякова слушала доклад Сталина одна у себя в квартире. Елену Борисовну считать не приходилось: к вечеру у нее опять появился жар, и сколько раз уже ни заходила к ней Варвара Сергеевна, больная спала таким крепким сном, что было даже боязно: жива ли?

Из-за нее-то Варвара Сергеевна и осталась дома. В квартире было тихо и грустно, хотя все празднично белело, топорщилось накрахмаленным тюлем, от старых ковров пахло свежестью — она выхлопала их сегодня прямо на снегу. Она даже добыла в городе хризантемы, и нашлись именно такие, что особенно нравились ей: очень крупные, белые и желтые с красными коготками лепестков, будто их окрасили гранатным соком.

Но ни цветы, ни праздничный уют не могли заполнить той тревожной пустоты, которую чувствовала Варвара Сергеевна: сыновья на фронте, а что с ними — о том не слышно…