Суд

— Очень интересно, — оживился и Куржиямский.

— А что тут интересного? Ростовцев действовал с открытыми картами, его любопытство законно. Он хочет разобраться с рекомендациями, — сказал майор Любовцев и сунул тетрадку в стол.

— Могу я спросить, товарищ майор, что вы ему тогда ответили?

— Во-первых, что по телефону мы подобных справок не даем, во-вторых, следствие только началось, и если его этот вопрос интересует, то потом, позже, мы можем его проинформировать.

— Больше он не звонил?

— Мне нет.

— Товарищ майор, я найду его телефон. Позвоните ему сами и скажите, что к нему может приехать сотрудник, чтобы проинформировать его по интересующему вопросу; поеду я.

Майор надолго прикрыл глаза и молчал.

— Что это вам даст?

— Посмотрю, что за человек.

— Праздное любопытство, — резко произнес майор. — Так устанавливать приятелей Ревзина нельзя, у вас пустые руки, и вы можете нарваться на контрудар — это раз. Два — вы можете их вспугнуть, если там действительно преступники. То, что Ревзин в дело ворюг со стройбазы забежал на минутку, — согласен, но он так и так в ближайшие годы никуда от нас не уйдет.

На другой день, предварительно созвонившись, Куржиямский ровно в одиннадцать вошел в кабинет Ростовцева, несколько оробев от роскошной солидности этой громадной комнаты, за окнами которой шумел сад.

— Прошу извинить, что затруднил вас этим визитом ко мне, — не здороваясь, начал Ростовцев и, нажав кнопку на каком-то агрегате, сказал в невидимый микрофон: — Ко мне никого. — И без паузы: — Вы должны понимать: если мне горячо и настойчиво рекомендуют на довольно ответственную должность взяточника, я обязан в этом разобраться. К сожалению, раньше, ваша служба мне в этой информации отказала.

— Такой уж у нас порядок, — сказал Куржиямский, исподволь всматриваясь в Ростовцева.

— Вы представляете, как бы я выглядел, если бы успел подписать приказ об этом назначении?

— Помогли, видимо, трудности с его оформлением, — улыбнулся Куржиямский и заметил, как лицо Ростовцева на мгновение будто окаменело.

Он прищурился на Куржиямского и спросил холодно:

— Какие трудности?

— Нам Ревзин говорил, что еще не была свободна вакансия.

— Я деталей уже не помню. — Ростовцев достал из стола американские сигареты «Марльборо», закурил. Куржиямскому не предложил. — Так что же он такое, этот Ревзин?

— Он проходит по делу о расхищении строительных материалов, довольно вульгарный случай. Взятка и незаконное приобретение дефицитных стройматериалов.

— На что они ему были?

— Строительство домика на огородном участке.

— Значит, мелочь какая-то?

— Да нет, не мелочь.

— Он все признал? И взятку и все остальное?

— Да, признал. Есть свидетель вручения взятки.

— Что его ожидает?

— Не знаю… — пожал плечами Куржиямский. — Это ведь определяет суд.

— А когда суд?

Куржиямский опять поднял плечи:

— Это нам неизвестно.

— Так… — Ростовцев постукивал карандашом по стеклу на столе и смотрел поверх Куржиямского.

Пауза затягивалась. Куржиямский закрыл лежавшую перед ним папку и поднял вопросительный взгляд на Ростовцева:

— Все?

Их взгляды встретились, и Ростовцев сказал строго:

— Для вас подобное — это повседневность, а мне в новинку. Вспоминаю сейчас этого Ревзина, такой интеллигентный респектабельный мужчина, знает иностранные языки, меломан, и вдруг такое, как вы правильно отметили, вульгарное дело. Как это происходит с людьми?

— А вы хорошо его знали? — осторожно спросил Куржиямский.

— Ну, где там хорошо. До возникновения вопроса об устройстве его сюда видел его два-три раза в одном приличном доме, там мне его и представили. Впечатление о нем, прямо скажу, сложилось хорошее. Умен, остер на слово, многое знает, великолепно держится: солидно и вместе с тем непринужденно. И вот, представьте себе, после всего этого узнать — вульгарный преступник.

— Я понимаю вас, — сочувственно вздохнул Куржиямский.

— Ну что ж, можете не сомневаться, его рекомендателям не поздоровится.

— А рекомендатели работают здесь, у вас? — мимолетно спросил Куржиямский.

И снова Ростовцев окаменело насторожился.

— Один — да, — несколько затрудненно ответил он.

— Вы не хотите, чтобы ими заинтересовались и мы?

— Этого не требуется, — резко ответил Ростовцев и встал.

На том визит и окончился.

Куржиямский вышел на проспект Мира и, подойдя к витрине магазина, прилег грудью на перила и проговорил вслух: «Товарищ Ростовцев, я вам не верю, не верю — и все тут. Кроме всего прочего, все, что вы рассказываете, не сходится с тем, что рассказал Ревзин…»

Куржиямский спускался на эскалаторе метро. Впереди него на эскалаторе стоял старичок, державший завернутые в дерюгу лопату и грабли. «Вот этот чешет на свой честный огород», — подумал Куржиямский, и вдруг его точно по голове ударили: «А был ли у Ревзина на самом деле этот огородный участок?» Куржиямский мысленно выругал себя — это же надо было знать давно.

Выйдя из метро на следующей остановке, он сел в троллейбус, и поехал в строительный институт. Там он в течение пяти минут выяснил, что институт вообще садово-огородных участков не имеет. Но, может быть, Ревзин через институт выхлопотал себе участок в индивидуальном порядке? Но зачем Ревзину участок, удивились в институте, если у него есть дача в Валентиновке?

Ну, дела-делишки… Куржиямский приехал в отдел в полной растерянности и прямо прошел к майору Любовцеву.

— Я так напортачил, товарищ майор, что нет для меня меры наказания.

— Найдем такую меру, — обронил Любовцев. — Что случилось?

— Во-первых, у Ревзина нет огородного участка. Во-вторых, у Ревзина есть своя дача в Валентиновке. А разговор мой с Ростовцевым подтверждает все мои подозрения.

Майор помолчал, прикрыв глаза, потом сказал:

— Не похоже, Куржиямский, все это на вас, не похоже. Как вы объясните эти свои упущения?

— Да все это детали, которые непосредственно к эпизоду взятки Ревзина не относились. Был у него участок или не было — какая разница? Но все это всплыло, когда я стал думать о Ревзине шире его эпизода.

— А шире всегда надо думать в самом начале, — угрюмо заметил Любовцев.

Вот и пойми его: сам говорил — не лезь шире, оформи по стройбазе, а теперь — надо было шире брать в самом начале.

На другой день утром Куржиямский заехал в прокуратуру, нашел нужного ему прокурора и собрался рассказать ему о своих подозрениях, но узнал от него, что суд откладывается. Почему? Заболел единственный свидетель.

— А если между нами, — добавил прокурор, — то, по-моему, кто-то нажал. Интерес, по-моему, проявлен к фигуре Ревзина.

Куржиямский затаил дыхание.

— Разве с ним что-нибудь не ясно? — спросил он.

— Когда я знакомился с делом, — ответил прокурор, — у меня все время было такое ощущение, что Ревзин в этом деле случайно.

— У меня такое же впечатление, — вздохнул Куржиямский.

— Чего же вы его не потрясли?

— А он не трясется.

— Это бывает, — улыбнулся прокурор. — Ну да ладно, я ему и по этому делу не менее пяти лет буду испрашивать. В случае чего, потом довесим по другому делу…

Продажу двух присвоенных автомобилей Сандалов производил через комиссионный магазин. Собственно, точнее сказать — не «через», а возле… Это была очень тонкая операция, так как машины официально не были зарегистрированы. Нужно было абсолютно точно знать, кому и сколько следует дать за дикую справку вместо техпаспорта, за подбор денежных покупателей с юга, за последующее фиктивное оформление всей сделки, и быть при этом уверенным, что никто тебя не продаст и не «объедет» при расплате. Сандалов провел тщательную разведку обстановки и вроде все сделал как надо. Он даже успел получить половину денег. Но он не мог знать, что под директором комиссионного магазина работниками ОБХСС уже давно была вырыта глубокая яма и они только ждали, когда он хоть чуть шевельнется. А именно он-то и помогал Сандалову. Директор сел. Сандалова месяц вызывали на допросы, он плел там подсказанную ловким адвокатом ахинею и не сознавался ни в чем, тем более в получении денег от покупателей, которые исчезли, будто в воздухе растворились… Но как раз в это время из республики приехал в Москву товарищ Ратуев, и постпред попросил его как-нибудь помочь Сандалову, объяснив ему, что речь идет о том самом человеке, который в прошлом году должен был помочь, в случае чего, его дочери.