Суд

— Я не могу ответить вам взаимностью, сами понимаете, — пробурчал Куржиямский, пододвигая к себе бумаги.

— Всеволод Кузьмич! — на лице Ревзина прямо детская обида. — Но я-то ведь жулик случайный, ну, влип на почве частнособственнического угара. Маленькую дачку захотел на склоне лет, домишко на садовом участке. Так что вы уж не клеймите меня пожизненно.

— Я никого не… клеймлю, — Куржиямский сердито мотнул головой, не сразу произнеся это слово. — Клеймо в свой час поставит суд… Но давайте к делу.

Ревзин удивленно поднял брови:

— Опять о том же?

Куржиямский ничего ему не ответил, пригладил ладонью чистый бланк протокола и неторопливо заполнил формальные графы. Ревзин терпеливо смотрел, как он это делает.

— Несколько вопросов, Семен Михайлович, — как обычно не торопясь, начал Куржиямский, смотря в глаза Ревзина. — Выяснение неясностей. Я очень не люблю, когда следственное дело уходит в прокуратуру с белыми пятнами.

— Я к вашим услугам. — Лицо Ревзина серьезное, чуть напряженное.

— Почему вы для домишка на участке купили такое огромное количество строительных материалов?

Ревзин рассмеялся:

— Во-первых, неужели вы еще не поняли, что я в этих делах полный недоумок, а во-вторых, и это главное, — попутала цена, баснословно низкая цена.

Куржиямский молчал, глядя на Ревзина вроде бы равнодушно и без всякого интереса.

— Кто такой Ростовцев?

— Ростовцев? Понятия не имею, — мгновенно ответил Ревзин.

«Ну вот ты и сделал ошибку», — сказал про себя Куржиямский и, заглянув в бумажку, уточнил:

— Александр Платонович Ростовцев, он…

— Ах, этот! — воскликнул Ревзин. — Извините великодушно, я же вам о нем говорил, да, да, есть такой в том объединении, куда, как вам известно, я устраивался.

— В каких вы были с ним отношениях?

— Он для меня работодатель. Вот и все.

«Ошибка не исправлена, а усугублена».

— А откуда он вас так хорошо знает?

— Разве что по анкете, — полувопросительно произнес Ревзин и посмотрел на следователя настороженно: — Но почему вы решили, что он хорошо меня знает?

— Он же, чтобы взять вас к себе, шел даже на нарушение закона, а на такое дело ради незнакомого человека с улицы не идут.

— Ну, Всеволод Кузьмич, я все-таки не с улицы, — обиделся Ревзин. — Я переходил туда с хорошей работы, у меня были отличные характеристики, наконец, личная его беседа со мной, я мог ему понравиться.

«Какой закон хотел нарушить Ростовцев, не спрашиваешь, ибо отлично знаешь какой. Наверное, вместе с Ростовцевым изобрели тот ход с досрочной отправкой на пенсию».

— В общем, я могу записать так: знакомство мое с Ростовцевым ограничено одной беседой с ним в связи с поступлением на работу. Правильно?

Куржиямский взял ручку и стал неторопливо записывать.

— Подождите, Всеволод Кузьмич… Была у нас с ним еще одна встреча… случайная. Уточняю — знакомство наше вот тогда и состоялось. Было это так: мы с приятелем пошли на концерт американского ансамбля народной музыки в концертный зал гостиницы «Россия». Я тогда уже подготавливал свой переход в объединение. В антракте мой приятель в курилке здоровается с какими-то двумя мужчинами и знакомит с ними меня. И вдруг я слышу — Ростовцев. И тогда я говорю: сам бог привел меня на этот концерт, дело в том, что я хочу перейти на работу в ваше ведомство… Мой приятель стал меня нахваливать. Весь разговор шел на полусерьезной ноте, и, когда мы уже возвращались в зал, тот мужчина, который был с Ростовцевым, спросил у меня: а бог не подсказывает вам после концерта пойти поужинать? Я ему ответил: не то что подсказывает, а просто требует. Словом, после концерта мы ужинали там же, в «России». Вот и все.

— Будьте любезны, назовите фамилию вашего приятеля, с которым вы были на концерте.

— Это еще зачем? — рассердился Ревзин.

— Хочу проверить, так ли все это было… — Куржиямский помолчал. — Ну, не Ростовцева же мне для этого вызывать.

Ревзин закатил глаза вверх, мотнул головой:

— Боже мой, боже мой! — И вдруг сказал решительно, смотря в глаза Куржиямскому: — Эти факты не имеют к моему делу никакого отношения! Что вы там ищете? Там ничего нету, ничего! Вы уже успели узнать меня, Всеволод Кузьмич, видели, что я не крутил и то, что было, не отрицал. Я взял на себя минимум три года тюрьмы, и я, если хотите знать, к этому наказанию уже как бы привык. Я принял его как урок на всю жизнь. Но не вешайте на меня пустые жестянки, я же немножечко юрист. Действуйте прямо, скажите — какое у вас новое обвинение или подозрение, и я, как всегда, отвечу вам честно: или да, или нет. Я так поступал все следствие, вспомните…

— Пожалуйста, назовите фамилию вашего приятеля, с которым вы были тогда на концерте американцев.

Ревзин помолчал с окаменевшим лицом и решительно произнес:

— Не назову.

— Почему?

— Что же это получается? Сам влез в грязную историю и тяну за собой честных людей?

— Ростовцев, надо полагать, знает вашего приятеля, как тот знает его? — вяло поинтересовался Куржиямский и заметил, как в глазах Ревзина метнулась тревога.

— Откуда он может знать? Откуда? — повысил голос Ревзин, а Куржиямский уже знал, что на допросах он обычно повышал голос, когда чувствовал опасность. — Я же рассказал вам — мой приятель, видимо, хорошо знал приятеля Ростовцева, и, собственно, через него и возникло мое знакомство с Ростовцевым.

— Так и запишем, — вздохнул Куржиямский, будто не услышав последней фразы Ревзина, — фамилию приятеля, с помощью которого я познакомился с Ростовцевым, назвать отказываюсь. Так? У меня все. Подпишите, пожалуйста, протокол.

Ревзин внимательно прочитал запись и расписался. Куржиямский вызвал конвой. Ревзин встал, заложил руки за спину:

— Первый раз ухожу от вас с тяжким чувством непонимания вас, Всеволод Кузьмич.

— Что поделаешь, — пожал плечами Куржиямский.

У Куржиямского выработалась привычка, допрашивая жулье, всегда стараться прощупать все их поначалу невидимые связи, и уже не раз это помогало ему выйти на новых преступников. Вот и сейчас он все больше убеждался, что за Ревзиным стоит тот самый, пока неведомый ему, Ростовцев.

Это свое соображение в конце рабочего дня он доложил майору Любовцеву.

— Мне сдается полезным сделать предварительную проверку по Ростовцеву. Почему он хотел идти на серьезные нарушения закона, чтобы взять к себе Ревзина? Тут случайной встречи быть не может, — закончил свой доклад Куржиямский.

— Вы что же, предлагаете Ревзина выделить из дела стройбазы? Удалить из дела единственный эпизод с установленной и доказанной взяткой?

— Нет, товарищ майор, но я не хочу, чтобы Ревзин отделался только этим эпизодом по строительной базе. Я уверен, что он преступник более крупного масштаба.

— Погодите, Куржиямский, — мотнул головой Любовцев. — Того следственного дела, которое родилось в вашей голове, фактически в нашем отделе нет. Да и в голове у вас одни предположения. Срок, кстати заметить, отведенный нам законом, истек, дело стройбазы закончено, и мы передаем его в прокуратуру. К этому делу вы свои предположения никак не приклеите. Значит, первый вывод — дело передается в суд. Дальше… Как, вы сказали, фамилия того, кто хотел нарушить закон ради вашего Ревзина?

— Ростовцев.

— Минуточку, минуточку, — вдруг оживившись, Любовцев открыл ящик стола, вытащил из него клеенчатую тетрадку и начал перелистывать, что-то искать в ней.

— Дело в том, что, когда мы взяли Ревзина, мне звонил некий руководящий товарищ и интересовался, в чем Ревзин замешан, — говорил Любовцев, продолжая листать страницы своей тетрадки. — Я спросил, чем вызвано его любопытство, и он сердито пояснил, что хотел взять к себе Ревзина на работу, что ему энергично его рекомендовали и что он хочет теперь разобраться с этими рекомендателями. — Любовцев все еще листал тетрадку. — Ага, вот нашел. Так… Звонил мне товарищ Ростовцев. Что вы на это скажете?