Вышли в жизнь романтики

— Иногда я боюсь за тебя, — сказала Юля, чуть дрожа то ли от едкой сырости, то ли оттого, что пальцы Игоря властно, настойчиво вплетались в ее пальцы. — Пожалуйста, если тебе неудобно, мы сейчас вернемся. Только пусть другие выступят, я не буду.

Игорь молчал и лишь сильнее прижимал ее к себе.

Внезапно они остановились за стеной барака.

Так-так-так… — дробно стучал движок возле бани.

— Юлька, ты мне… веришь? — Голос у Игоря звучал хрипло.

Так-так-так… — стучал движок, и сердце девушки стучало так же часто. Юля только закрыла глаза, когда Игорь сжал ее голову ладонями и стал жадно целовать в губы.

Глава восьмая

СОКОЛ-СОКОЛОК

Какими неожиданными бывают значения слов!

Сокол-соколок.

На языке строителей это не птица, не добрый молодец из народной сказки, а всего лишь деревянный щиток с короткой ручкой — один из инструментов штукатура.

Весь день не расстаешься с соколом. С ним склоняешься над ящиком с бело-серой вязкой массой раствора, его держишь то у груди, то почти у глаз, когда ребром маленькой сердцевидной лопатки-мастерка снимаешь с него порцию раствора и швыряешь на обшитую дранкой «поверхность» — на стену.

День начинается с того, что счищаешь с сокола засохшие комья вчерашнего раствора: жжж-шшш… Жжж-шшш…

Сухое шорканье сменяется мягкими шлепками: чоп-чоп… Чоп-чоп… Чоп-чоп…

Начался обрызг — первый слой штукатурки набрасывается на уложенные каменщиками блоки и кирпичи. Покончили с обрызгом, взялись за грунт. А на грунт еще ляжет накрывка.

Жирное «чоп-чоп» переходит в протяжный, скребущий звук: шууу-шу… Шууу-шу…

Обрызг, грунт, накрывка. Обрызг, грунт, накрывка. Без этого плотного тройного слоя ветры выдуют из дома все тепло, без него здание будет беззащитно перед огнем. Надо, чтобы здесь, в этом первом каменном трехэтажном доме поселка Буранного, было особенно тепло, уютно и безопасно. Здесь разместятся больница с родильным отделением и амбулатория.

Сегодня бригада Аси Егоровой работает на верхотуре, под чердаком. Девушки подтащили сюда, на «курятник», и толстый шланг растворонасоса, и все свои соколы, лопатки, терки, полутерки, и ящики с запасом алебастра. Небольшими, точно отмеренными порциями надо подмешивать алебастр в раствор. Это называется «заводка». Алебастр капризен: всыплешь его чуть побольше или чуть меньше — и раствор вдруг «отмолодится», перестанет плотно прирастать к бугристой плоскости стен. Тогда беда: норма останется невыполненной. А плотники каждый день передвигают подмостки на новый участок, десятки и сотни погонных метров ждут старательных женских рук штукатуров. Недаром говорится: «Каменщик гадит, а штукатур гладит».

Юля нервничает: Ядя ушла намного вперед.

— Аккуратней, — оборачивается Ядя. — Смотри, в сторону брызгаешь.

Отец писал недавно в письме: какую бы специальность ни избрала, лишь бы по душе. Без интереса к профессии ничего не добьешься. Но вот интерес как будто есть, а ничего что-то не получается.

Братик Славка, прочитав в ее письме об арматурном дворе, где гнут проволоку для бетонных блоков, решил, что она уже стала арматурщиком, и написал смешно: «Юлька, загни пятьсот метров проволоки и приезжай назад». Чудачок!

Кажется, так просто набрасывать раствор на стену. Ася и Майка умеют уже вытягивать карниз, знают и другие тонкости штукатурного дела. А она…

Снова, к ужасу Юли, порция раствора с ее мастерка летит не на стену, а мокрым блином шлепается на плечи Яди.

— Ох, Буратино! Когда же ты научишься?!

Кроткий Одуванчик рассердился. Ася только покачала головой, а Майка и Нелли смеются:

— Буратино, ты ей еще на лоб посади! Будет красивая, как невеста Раджа Капура!

Но Юле совсем не до шуток. Сквозь слезы, медленно закипающие в глазах, она разглядывает свои руки. Почему они такие… неумные? Почему у всех получается, а у нее нет? Лопаточка как лопаточка: черенок по руке. Сокол тоже не хуже, чем у других, — легкий, удобный.

— Ну-ка, Юля, наберите снова раствор.

Это поднялась на «курятник» мастер Тамара Георгиевна. Та самая приехавшая с Урала молодая женщина, о которой говорила Ася. Она взялась подготовить бригаду к сдаче разряда на штукатуров.

Как-то не вяжется слово «мастер» с обликом Тамары Георгиевны. Она тоненькая, походка легкая, на голове едва держится маленький зеленый беретик с кокетливо приколотой к краю серебряной пряжкой. Скорее, похожа на артистку.

Юля виновато прячет под тугой край платка выползающие буйные пряди (надоели, хоть остригись!), наклоняется с соколом над ящиком.

— Хватит, куда столько! — останавливает ее Тамара Георгиевна.

Зыбкая, тестообразная масса уже сползает с краев щитка.

— Оправьте сокол. Не торопитесь. Теперь набрасывайте.

Чоп-чоп… Чоп-чоп…

— Вы напрягаетесь. Юля, это ведь не волейбол, зачем с такой силой? Толчок у вас слишком резкий. Смотрите!

Тамара Георгиевна берет из рук Юли сокол и мастерок.

Ни одна капля раствора не падает на ее комбинезон, на обутые в ботики маленькие ножки. Сокол она держит неуловимо-изящно, свободно, чуть наклонив к стене.

— Попробуйте еще раз, — возвращает она Юле инструмент.

— У меня так не получится.

— Вы работаете всей рукой, а надо только кистью. Получится. Не падайте духом!

— Алебастр весь, — слышится голос Аси Егоровой. — Буратино, крикни мотористу!

Юля слезает с подмостей, идет к пустому проему в стене. Сюда подъемником подают снизу строительные материалы.

— Алебастр на третий этаж! — кричит Юля, ухватившись за колкие края выступающих блоков и опустив голову. Внизу, возле растворного узла, ей видна забрызганная известкой кепка моториста. Он ничего не делает: сидит и курит.

— А кто накладать будет?

— Мы стоим! Минута дорога!

Моторист размышляет, потом до Юли доносятся спокойно-ленивые слова:

— Я накладать не обязан. Мое дело поднимать.

Как вам нравится? Хоть кол на его голове теши! Этот моторист — самый настоящий бюрократ. И те, кто на днях задерживал раствор, тоже бюрократы.

Юля торопливо сбегает вниз. Куча алебастра желтоватого оттенка белеет под навесом. Лопату в руки, только не мешкать! Мучнистая пыль щекочет глаза, покусывает сквозь байку вспотевшее тело.

Готово! Подъемник с грузом идет вверх. Уф!..

Теперь быстрее назад, на «курятник». С подмостей доносится протяжная песня подружек. Алебастр засыпан, заводка сделана, раствора хватает — все в порядке. Юля снова берется за лопатку и сокол. Хоть и не послушен ей пока рабочий инструмент, но не бесполезный она здесь человек, нет, не бесполезный.

И все-таки сомнения не оставляют ее. Даже если сдаст на разряд, что же дальше? Получится ли из нее настоящий строитель?

Вспомнилась обидная фраза, услышанная от одного проезжавшего через Буранный командированного. Юля тогда еще работала подсобницей. Копали ямки под штакетник возле здания конторы. Командированный, проходя мимо с портфелем под мышкой, заинтересовался:

— Откуда, девушка? Что окончили?

И когда услышал: «Десятилетку», — удивился, брови полезли под самые края шляпы:

— Со средним образованием — и с лопатой? Ай-яй-яй!

Показалось, что она в чем-то действительно виновата: государство обучало ее в школе десять лет, а она вот ничего не умеет, только с лопатой.

Иногда у нее рождались новые планы. В тундре работают геологи. Сколько вышек иа склонах отдаленных сопок! За Промстроем — база геологов, ее называют «гэ-эр-пэ» (геолого-разведочная партия). Оттуда на оседланных лошадях с вьюками разведчики недр отправляются в свои увлекательно-таинственные походы. Зимою, говорят, они передвигаются на быстроногих оленьих упряжках. Иногда с низким жужжанием проносится над Буранным пузатенький, похожий на жука, вертолет — он летит тоже туда, в глубину горно-озерного края. Что, если постучаться в гэ-эр-пэ? Наверно, образованные девушки там нужны.