Строители

Сегодня, рассказывая дяде Василию о делах на стройке, она вряд ли получит одобрение. Дядя Василий посчитает, что Алешку нужно не заставлять, а заинтересовать, даже выдвинуть в бригадиры. Нет, милый дядюшка, Алешку нужно все время щелкать по носу, тогда будет толк. Она это знает лучше.

В 7.45 Аксиома подошла к табельной доске.

Глава третья

Утро

Случилось невероятное: на перегоне между двумя станциями поезд метро остановился и простоял пятнадцать минут. Самотаскин знал: скажи он, что в его районе случилось землетрясение, люди покачают головой — «Смотри ты, и в Москве землетрясения бывают!» — и поверят; если сказать о пожаре, который помешал выбраться из дома, ливне, затопившем улицы, — поверят. Но чтобы поезд метро опоздал — тут рассмеются: «Заливает старший прораб!»

Говорят ведь: «В жизни все бывает». Самотаскин иногда задумывался над этими словами, но всегда решал, что их придумали лодыри и неорганизованные люди, которые ничего не делают вовремя.

А вот случилось. У ворот стройки Самотаскин оказался в восемь часов десять минут. Он посмотрел на башенный кран, как смотрел всегда, когда входил на площадку, — стрела двигалась. Ну слава богу! И все же Петру Ивановичу казалось, что на стройке тоже должно было что-то случиться. Войдя на площадку, он замедлил шаг. Нужно было показать, что он не придает особого значения своему опозданию.

У табельной стояли Аксиома и Алешка.

— Здравствуйте! — Кажется, впервые Петр Иванович возле табельной доски сказал это слово первым.

— Здравствуйте, Петр ИваноВИЧ. — Аксиома бросила на него быстрый взгляд.

Но Алешка никак не мог пропустить такого случая.

— А, Петр Ива! Наше вам с кисточкой! — Он посмотрел на часы. — Кажется, вы сегодня опоздали. Почему? — Алешка вытащил из кармана затрепанную книжицу, открыл, как это обычно делал старший прораб.

Петр Иванович мог, конечно, сказать, что был на заводе, в конторе — мало ли куда могли утром вызвать прораба, но врать не хотелось, а рассказать о метро по упомянутым соображениям не мог.

— Как смена? — строго спросил он.

— Пусть они скажут. — Алешка показал на Аксиому.

Алешка носил длиннющие волосы, которые кудрявились на затылке. Самотаскин их не переносил. Эти волосы вызывали у него гадливое чувство, будто они попали к нему в тарелку. И вместе с тем своей несуразностью и необычностью на стройке они привлекали взгляды.

Алешка же считал, что посматривают на него по другим причинам — длинные волосы делают его весьма посредственное лицо утонченным. И хотя они создавали много неудобств, Алешка терпел.

— Спрашиваю тебя: сколько деталей смонтировали?

Сейчас Алешка был в сложном положении. Судите сами: прораб был враг № 1, а Аксиома Алешке нравилась.

И вот он должен выдать ее врагу № 1. Проклятая Аксиома! Как пришла, все на стройке вверх ногами.

— Тридцать пять, Петр Ива!

— Почему?

Алешка посмотрел на Аксиому. На ее лице была усмешка. «Ах, ты еще смеешься? Ладно!»

— Простой, Петр Ива. Не было раствора.

Аксиома не испугалась. Ее усмешка стала еще выразительнее. Алешка понял: это приговор.

— Я ведь сказал применить старый раствор, — строго сказал прораб.

Все! Алешка теперь не будет искать примирения с Аксиомой. Он небрежно, как бывало раньше, спросил:

— Кому вы сказали, Петр Ива?

Аксиома приподняла руки и поправила волосы. Петр Иванович хмуро посмотрел на нее. После бессонной ночи лицо еще больше заострилось, стало совсем серым. Аксиома подумала, что Г. В., которая написала Петру Ивановичу письмо, скорее всего сбежала от Петра Ивановича. Да, с таким лицом, как у него… чтобы любила женщина? Поэтому и сухарем стал, придирается ко всем. Она сочувственно и мягко ответила:

— Это я, Петр Иванович, распорядилась не употреблять старый раствор… — Она улыбнулась. — Вы знаете, я ночью открыла новый закон: «Качество работы прямо пропорционально совести человека».

— Они, — Алешка почему-то употребил множественное число, — ночью законы изобретают, а с меня спрос. — Он крутнул головой, его длинные волосы взметнулись.

Что сказал бы Самотаскин по этому поводу, осталось неизвестным. Может быть, учитывая предстоящее прощание с Аксиомой, вообще бы промолчал, но в это время прибежала кладовщица Маша и быстренько-быстренько сообщила, что на стройку приехал новый начальник стройуправления и что «требуют Петра Ивановича к себе».

— Какой еще начальник? — недовольно произнес Петр Иванович.

— Новый начальник, Петр Иванович, ей-богу. Высокий такой, интересный…

Петру Ивановичу показалось, что при слове «интересный» Аксиома встрепенулась.

— Чем-то они недовольны, Петр Иванович. Идите, пожалуйста. Они требуют.

Снова неизвестно, пошел бы Самотаскин к Новому начальнику или посчитал более правильным, чтобы начальник сам подошел, но к ним в сопровождении Егоркина уже шел высокий молодой мужчина.

В старое, совсем старое время слово «карьера» означало род занятий, профессию. Потом оно стало определять положение в обществе. Уважительно говорили о ком-либо, что он «сделал блестящую карьеру». Сейчас так уже не говорят, употребляя только производные от слова «карьера» — карьеризм и карьерист. Карьеризм — это стремление продвинуться по службе, не считаясь с общественными интересами, а карьерист — человек, проникнутый духом карьеризма. Понятно. Ну а если это самое продвижение по службе не связано с пренебрежением интересов общества? Если, наоборот, стремясь продвинуться, человек хорошо и добросовестно трудится, если он с этой целью много работает над собой, идет, как говорится, в ногу с техническим прогрессом? И все же хочет продвинуться по работе — что тогда, карьерист он или нет?

Если прочесть все, что написано о современных служащих, инженерах, то почему-то литературный положительный герой никогда не думает о своем продвижении по работе. Хотя на самом деле нет ни одного нормального работника, который забывал бы об этом… Впрочем, это загадка литературная. А здесь этот вопрос затронут потому, что Игорь Николаевич Важин как раз очень усиленно продвигался по службе. И не хочется скрывать: довольно настойчиво помогал своему продвижению.

Совсем недавно он был прорабом, через год — старшим прорабом, еще примерно через год — главным инженером, а накануне получил назначение начальником строительного управления.

Игорь Николаевич, таким образом, побывал на всех должностях, которыми ему сейчас предстояло руководить. Если к этому добавить, что он специально изучил бухгалтерию, ту самую науку, которую большинство начальников почему-то не желают осваивать, и прочел почти всю литературу по методам управления, то можно себе представить, какое большое приобретение сделало в его лице строительное управление.

В контору вчера Игорь Николаевич пришел за десять минут до начала. В Главной книге по управлению производством было сказано, что все служащие для того, чтобы открыть ящики, выложить папки и проверить шариковые ручки, должны приходить на десять минут раньше. Однако комнаты в конторе были пусты.

«М-да, — подумал Новый начальник, — придется навести порядок».

Но когда он открыл дверь комнаты с табличкой: «Начальник производственного отдела», то увидел худощавого молодого человека с черными усиками, который что-то писал.

— Закройте дверь! — строго сказал человек с черными усиками. — Начало работы через десять минут.

— Я — хотел было представиться Новый начальник.

— Закройте дверь!

Это было сказано так повелительно, что Новый начальник немедленно выполнил приказ. Он постоял в нерешительности перед дверью и, усмехнувшись, последовал дальше.

Без пяти минут девять еще никого не было. Лишь какой-то пожилой человек со странным, недоверчивым взглядом ходил по комнатам. Серой тряпкой он нехотя протирал столы.

Контора была очень маленькой, комнаты напоминали поездные купе. К сожалению, Новый начальник не обратил внимания на то, как много выдумки затратили работники конторы, чтобы использовать выделенный им объем. Уборщик подходил все ближе. Важин вдруг почувствовал, что твердая уверенность сразу подчинить себе всех в этой конторе исчезла. Ему показалось, что вот сейчас уборщик своей серой тряпкой нехотя протрет и его или закричит, чтобы посетитель вышел, ведь до начала работы осталось еще целых четыре с половиной минуты… Странная контора!