Строители

Но совсем тайно, для себя, Аксиома знала, что любит ночную смену. Было как-то романтично уезжать на работу в 23.00, когда все кругом ложатся спать или, во всяком случае, собираются ложиться. Она ехала в пустом трамвае, иногда даже в пустом вагоне метро… Это только для нее подходил поезд, для нее открывались двери, и лишь только она успевала сесть, поезд трогался. Работники метро знали, что Нина Кругликова спешит на стройку.

На площадке всегда какой-нибудь объект был в монтаже. Она поднималась на перекрытие и долго смотрела, как гаснут огни в окнах домов. Большей частью окна темнели в беспорядке, но иногда случалось — гасли все огни одного этажа, или по вертикали целый ряд. Москва ложилась спать. Нине Кругликовой казалось, что только она одна и еще пять монтажников не спят, стерегут сон города. Нет, конечно, слово «стерегут» тут не подходит. А какое слово?.. Не подберешь. Во всяком случае, когда москвичи спят, она и пять монтажников работают для них.

Вой на четвертом этаже горит окно красным светом. Кто там живет и почему красный свет? Сейчас окно погаснет. Но темнели все остальные окна, а это окно все светилось. Нине вдруг показалось, что она и пять монтажников работают именно для красного окна. Там, в комнате пятнадцати метров, живет… да, там живет молодая пара… у них родилась девочка… старушка мать приехала… тесно там… Они получат квартиру вот на этом этаже, на котором стоит сейчас Аксиома (она уже успела привыкнуть к своему новому имени). Но вот погасло и красное окно — все легли спать, а Аксиома и пять монтажников продолжали работать.

Потом, дома, ей снилось, что на стройку пришли жильцы из комнаты с красным окном — молодая пара с коляской (как они поднялись наверх с коляской?) и старушка. Просили строить поскорее: очень, мол, неудобно жить в одной комнате. Был и второй вариант «красного окна»: жил там Принц. Хотя Аксиома не была похожа на Золушку и хорошо это знала, все же во сне приходил настоящий Принц в голубом атласном кафтане, в белых чулках… Он жаловался Аксиоме, что живет на правах «подселенного» в общей квартире, что соседка, вредная женщина, заставляет его, Принца, убирать квартиру и что в кухне столик Принца она отодвинула в угол, а сама расположилась у окна… Долго еще жаловался Принц, Аксиома жалела его, говорила, что предоставит ему однокомнатную квартиру в доме, который она монтирует. Принц снимал огромную шляпу с пером и низко кланялся… Вообще в своих снах Аксиома обладала по меньшей мере правами райисполкома и весьма энергично распределяла жилплощадь.

— Что сказал Петр Иванович? — спросил Алешка, когда Аксиома положила трубку.

— Сказал развести старый раствор.

— Вот видишь, Нина! — Алешка приятно улыбнулся.

— Только употреблять старый раствор мы не будем, — спокойно сказала Аксиома. — Пока перейдите на засыпку перекрытий песком.

Алешка возмутился. В самом деле, как она себя ведет?! Строит из себя большое начальство, а на самом деле без года неделю на стройке.

— Ни на какие засыпки мы не станем! — закричал Алешка. — Петр Иванович велел разводить старый, и все. — Алешка вскочил.

Аксиома тоже поднялась. Пристально глядя на Алешку, она сказала:

— Указание Петра Ивановича для меня, а не для вас. Делать вы будете то, что скажу вам я…

— Ну это мы еще посмотрим! — Алешка выскочил из прорабской.

Ну что ж, посмотрим. Аксиома вдруг вспомнила, как она попала на стройку. На комиссии по распределению выпускников института ей задали несколько вопросов:

— Сколько вам лет?

— Двадцать пять. Поздно закончила? — в свою очередь спросила она, на всякий случай мило улыбнувшись.

— Нет, в норме, — ответил председатель комиссии. — Куда бы вы хотели пойти работать? С возможными местами ознакомлены?

— Да.

— Ваша фамилия Кругликова? — Председатель вдруг вспомнил, что о какой-то Кругликовой ему звонил друг детства. Друг просил дать его племяннице хорошее направление.

«Что ты называешь хорошим направлением?» — спросил несколько суховато председатель. Он уже успел ознакомиться с составом выпускников: восемьдесят процентов были девушки. Они не очень охотно шли работать непосредственно на стройку. Девушки хотели в НИИ или проектные институты.

Дядя понял, что другу неприятна его просьба. Он уже было хотел отказаться, но так велико желание поколения пятидесятилетних расчищать путь молодым, что сказал:

«Нам с тобой, Иван, звонки были не нужны. Сейчас время другое. Под хорошим направлением я имею в виду стройку».

Председатель рассмеялся:

«Разве только, если бутылка коньяку».

«Да-да, конечно, — обрадовался дядя, — самого лучшего!»

Сейчас председатель вспомнил этот разговор.

«Меня просили оказать вам протекцию — послать на стройку, — строго сказал он. — Такую протекцию я могу оказать».

Кругом рассмеялись. Так Аксиома попала на стройку. Ее предупредили, что старший прораб Петр Иванович Самотаскин — зубр, зверь, кремень. Говорили еще много всего. Но чем больше ее пугали, тем больше хотелось ей попасть к этому прорабу: интересно, что оно такое — зверь, зубр, кремень. Когда она впервые пришла на стройку, Петр Иванович что-то писал, но вот он поднял голову. Нина увидела серое, очень худое лицо, зеленоватые строгие глаза. Прораб, как показалось ей, совсем не обратил на нее внимания. Потом он сделал все возможное, чтобы она не осталась на стройке.

У Петра Ивановича царил строгий, давно установленный порядок. Начиналось все с табельной доски. Прораб уже в 7.45 стоял около нее, в 8.00 доска закрывалась на большой висячий замок. Опоздавший должен был подойти к Петру Ивановичу.

— Опоздал, Петр Ива. Вчера гулял поздно, — слышала Аксиома на второй день работы, как говорил Алешка. — Догоню, государство не пострадает, — насмешливо объяснял он.

Прораб молчал.

— Так мне что, долго перед тобой, Петр Ива, тянуться нужно? — Тон Алешки менялся, появлялась жалобная нотка.

Петр Иванович смотрел в записную книжку.

— Третий раз в этом месяце опаздываешь.

— Второй, Петр Ива.

— Смотри. — Прораб показывал книжку. — А что касается государства, то ты его сюда не путай. Понятно? Можешь идти… Предупреждаю, последний раз!

Несколько раз Петр Иванович делал замечания ей. Аксиома органически не могла вовремя приезжать на работу. Как говорила ее приятельница Анета (Анюта) — это было насилием над личностью. За границей кое-где, — Анета (Анюта) слышала по радио, — у служащих свободный выход на работу.

— Понимаешь, когда хочешь, тогда и приходи, лишь бы дело шло.

Наконец Аксиома собралась с духом:

— Петр ИваноВИЧ, скажите, почему вы уделяете так много времени проверке выхода на работу? В принципе, я понимаю, но разве какие-нибудь десять минут имеют значение?

Петр Иванович на вопрос не ответил. Молчание было многозначительно. Она поняла, что для Петра Ивановича это аксиома, то есть истина, не требующая доказательств. Второй аксиомой был порядок на стройке. Боже мой, сколько он терял времени, нервов, сколько отвлекал людей от работы, чтобы аккуратно складировать материалы, которые иногда буквально через несколько минут шли в дело.

В десять часов дня, ровно минута в минуту, прораб обходил все объекты. Если Алешка работал в первую смену, то Петр Иванович приходил к нему первому. Очевидно, как потом решила для себя Аксиома, со свежими силами.

Прораб ждал Алешку у входа. Если Алешки не было, он посылал за ним Машу.

Алешка спускался не сразу.

— Ну что тебе, Петр Ива? — недовольно замечал он. — Только от дела отрываешь. Всюду чисто. Честное слово, дожал ты нас с этой проклятой чистотой.

Петр Иванович молча обходил этажи.

— Да в порядке все, Петр Ива, только время теряем, — бубнил Алешка.

— Это что? — прораб останавливался около половинки кирпича, которая сиротливо лежала у стены.

— Где? — кричал Алешка.

Петр Иванович показывал на половнику.

— Черт его знает, откуда она сюда попала! Во всем доме кирпича нет.