Строители

— Убери! — коротко приказывал прораб. — А это?

— Что «это»?

— Пакля почему тут лежит?

— Так только что конопатили перегородку… Вера! — кричал во всю глотку Алешка.

Появлялась Вера, стыковщица, в ладном синем комбинезоне.

— Что кричишь, Алешка?! Чуть с лестницы не упала… А, Петр Иванович, здравствуйте. Как это вы всегда все замечаете?.. Только что собралась убрать.

Улыбаясь, она торжественно уносила небольшой клок пакли.

Потом Петр Иванович ходил с Аксиомой по площадке, а Алешка плелся сзади. Тут уже доставалось Аксиоме: почему доска лежит? Откуда она? Почему одна железобетонная плита лежит не на деревянных прокладках?

И снова Аксиома спросила Петра Ивановича, нужно ли так скрупулезно требовать чистоту: закончат работу и уберут.

Петр Иванович помолчал и тихо сказал:

— После работы пусть будет грязно. А во время работы — чисто.

Аксиома соображала быстро:

— Но, Петр Иванович, так никогда не будет. Если во время работы чисто, то и после работы будет чисто.

Прораб продолжал обход площадки.

— Петр Ива, — молил Алешка, — отпусти душу на покаяние! Тут же на площадке Акси… то есть Нина командует.

— Опять разъяснять?

— Да нет, Петр Ива, помню! Повторить? — Алешка, копируя прораба, назидательно говорил: — Площадка, которая примыкает к корпусу, на двадцать метров кругом… Так? За нее отвечает бригада. Так?

Петр Иванович шел дальше. Так он переходил государственную границу следующего корпуса, а Алешка со вздохом облегчения оставался на своей территории. У границы прораба встречал новый бригадир или звеньевой, и все начиналось сначала.

Один раз Аксиома слышала разговор Петра Ивановича с электромонтером. Павел Носов, замкнутый, рассудительный парень, студент пятого курса института, протянул ему бумажку:

— Подпишите, Петр Иванович, это безаварийные… Аварий вроде не было.

Петр Иванович взял листок.

— Сетки на лампочки повесил?

— Нет. Это не входит в мои обязанности.

— В твои обязанности входит все, что тебе приказывают делать. Разъясняю в третий раз: без сеток лампочки бьются, их выкручивают… пропадает много. — Петр Иванович вернул Носову листок.

— Не поставлю, — твердо сказал Носов.

Прораб промолчал.

На следующий день Носов повесил сетки, Петр Иванович ходил с ним в подвал, на лестничные клетки, проверял каждую лампочку. Только потом подписал справку.

Но вот что установила через некоторое время Аксиома: Петр Иванович не был скуп. Один раз она попросила его отпустить с работы на полдня. Нужно было встречать на вокзале больную тетку. Петр Иванович ни слова не сказал, только кивнул головой. А когда на следующий день она захотела отработать полдня, он тихо сказал, что это не требуется.

Потом ей все это надоело: стройка, табельная доска с большим висячим замком, разговоры о чистоте. Некоторое время, назло Петру Ивановичу, она бросала кусок доски в одном и том же месте, на границе между корпусами. Внутренне смеялась, когда он в третий раз подряд останавливался у доски и читал всем нотацию. На четвертый день Петр Иванович что-то заподозрил и уже не остановился.

Она бы уже давно ушла. Особенно на этом настаивала Анета (Анюта).

— Да ты что?! — говорила подруга. — Ты уходи к нам, он тебе всю жизнь испортит. У нас свободно, что хочешь делай…

Аксиома соглашалась, но почему-то оставалась. Может быть, из-за Петра Ивановича? Она не могла бы сама сказать почему.

Однажды Анета (Анюта) приехала на стройку. Очень решительно вошла в прорабскую, но ровно через пять минут вышла.

— Ну что? — улыбаясь спросила Аксиома.

— Это же сухарь, бюрократ. Я бы с ним и один день не проработала! — возмущенно говорила подруга.

— Что он тебе сказал?

Анета (Анюта) ничего не ответила, пошла к автобусу.

После Аксиома спросила Петра Ивановича, как ему понравилась ее подруга. Он долго молчал, потом сказал, что она высокого роста.

…В три часа утра Аксиома поднялась на четырнадцатый этаж. Дул слабый холодноватый ветер, на небе луна беззвучно и старательно переливалась через ухабы облаков, а кругом, куда ни посмотришь, освещенные лунным светом, блестели крыши домов.

На перекрытии Алешка и еще два монтажника колдовали у ящика с раствором. Увидев Аксиому, Алешка нарочито молодецким тоном сказал:

— Ну вот, товарищ мастер, развели раствор… Сейчас и монтаж пойдет.

— Я ведь запретила вам разводить старый раствор, — спокойно сказала Аксиома. Про себя она вдруг отметила, что говорит тоном Петра Ивановича.

— А что, мы будем стоять?! — закричал Алешка. — У нас сдельщина. Сдельщина, понимаешь, товарищ мастер?

— Отстраню от работы, — тихо сказала Аксиома.

Послышался ли Алешке в ее тоне Петр Иванович, испугался ли он решительного заявления Аксиомы или, скорее всего, не хотел доводить отношения до полного разрыва, но в сердцах кинул лопату.

— Ладно, будем сидеть и ждать у моря погоды. Идите сюда, хлопцы, перекур.

Монтажники ушли в будку. Аксиома опустила лопату в ящик, с усилием приподняла ее. На вид все было в порядке. Серая, эластичная кашица, состоящая из цемента, песка и воды, должна предохранить металлические детали-связи от ржавчины и заполнить швы между панелями, чтобы не проникала вода. Цемент в растворе должен «схватиться», то есть отвердеть, и тогда твердел весь раствор. А в этой кашице цемент уже частично схватился — раствор «состарился».

Аксиома вдруг почувствовала себя одинокой. Сквозь быстрые облака то появлялась, то скрывалась луна, словно подглядывая за ней, Аксиомой. Так она подглядывает уже давно, когда еще были только деревянные и кирпичные дома, и ничего, жили люди. А вот добравшись до второй половины XX века, человечество изобрело панельные дома, с их требованиями и капризами. Изобрело, легло спать, во всяком случае спит на европейском материке, а она, Аксиома, должна сейчас за все человечество отдуваться. Справедливо ли это?.. На сколько каждый год ржавеет закладная деталь? Кажется, на ноль целых две десятых миллиметра…

Так. Значит, миллиметр за пять лет. Что же выходит? Выходит, через двадцать лет, если закладные плохо заизолированы, дом развалится. По теории, конечно… Ну ладно, подбросим еще пяток, значит, развалится через двадцать пять лет… Сколько будет Петру Ивановичу? Шестьдесят пять. Давно уже на пенсии. Он забудет и этот дом, и свое распоряжение… а дом развалится.

Сколько ей и Алешке будет, они, кажется, однолетки? По пятьдесят. Тоже все забудут… Что же получается? Выходит, качество работы, то, что обеспечивает долговечность дома, нет, не только дома — автомобиля, самолета, — зависит от совести человека…

Постойте, постойте, — мысль почему-то ускользала, — выходит, количество видно. Смонтируют они за смену сорок деталей — их завтра похвалят, смонтируют тридцать — поругают. За количество все в ответе. Оно видно как на ладони… А качество? Не видно. Как так? Есть разные лаборатории, надзоры? Есть. Но все равно, вот как тут с раствором, никто не проверит и только через двадцать пять лет…

Аксиома с размаху воткнула лопату в раствор.

На площадку въехал самосвал. Он опрокинул раствор в ящики и быстро отъехал. Сразу все зашевелилось: такелажник зачалил ящик, поднял руку. Крановщик начал быстро поднимать, одновременно двигая башенный кран по путям. Из будки выскочили Алешка и его напарники, приняли раствор. Пошел монтаж.

Но Аксиома все стояла на месте. Ее вдруг поразила мысль: как велика сила «бога количества». Вон как быстро подняли ящик, монтажники бежали навстречу ему…

Подошел Алешка, браво сказал:

— Не волнуйтесь, товарищ мастер, сейчас нажмем и к восьми свои сорок деталей дадим!

— Одну минуту, Алешка. Скажи, пожалуйста, ты знал, что от старого раствора текут швы, а лет через двадцать пять и дом может разрушиться? Только правду говори. Это очень важно.

— Вот сейчас ты, Нина, как прежде. Но извини, времени нет, надо догонять.

— Ответь! — строго сказала Аксиома.