Соль земли

Максим понимал, что теперь, после всех этих достаточно резких слов, сказанных профессором о самом себе, можно прямее вести разговор.

— Как вы оцениваете, Захар Николаевич, всю улуюльскую ситуацию в свете последних фактов? — спросил Максим, глядя тем строгим и сосредоточенным взглядом, который был характерен для него в часы его деловой жизни.

Переменился и Великанов. Он выставил свою худощавую грудь, передёрнул пенсне с середины носа в самое межглазье. Взор его скользнул по реке, по кустам и остановился на какой-то далёкой точке.

— Кроме телеграммы Марины Матвеевны, я получил от Алексея пространное письмо. Он сообщил мне о магнитной аномалии в Заболотной тайге. Я знаю этого сумасброда, но письмо носило характер научного исследования. А в таких делах я приучил своих учеников быть до скрупулёзности точными. Не скрою, сообщение Краюхина потрясло меня. Алексей просил объяснить это явление и дать прогноз. И вот тут-то, Максим Матвеич, я понял, что некий старый учёный не что иное, как осёл, упрямый осёл! В своих улуюльских дневниках, в одной обычной записи я нашёл мимоходом брошенный намёк. Всматриваясь в географию Улуюлья, как бы сжатого с двух сторон угольными и железорудными бассейнами, много лет тому назад я задал себе вопрос: а не может ли Улуюлье оказаться районом насыщенных месторождений интрузивного характера? Проще говоря, не лежат ли на этой равнине, прикрытой рыхлыми отложениями, своеобразные ответвления этих бассейнов? Тогда я мог лишь строить догадки. Теперь у меня были доказательства. Если хотите, я вам потом, дома, покажу своё заключение по письму Краюхина.

— Вы ответили ему? — спросил Максим, глядя на Великанова так, будто только что впервые увидел его.

— Немедленно! Я написал в экспедицию, чтобы изыскания геологического характера проводились прежде всего в районе Синего озера.

— А находки вашей дочери как-нибудь дополняют ваш прогноз?

— Самым серьёзным образом. Они говорят о том, что Тунгусский холм подлежит такому же первоочередному обследованию, как и Синее озеро.

— А Заболотная тайга?

— Тоже. Плюс Кедровая гряда.

— Но это же почти всё правобережье среднего течения Таёжной!

— Совершенно верно.

— Скажите, пожалуйста, Захар Николаевич, под силу ли всё это экспедиции вашего института?

И вдруг Великанов вместо ответа поспешно встал, говоря:

— Пойдёмте, Максим Матвеич, в дом.

Не дожидаясь Максима, Великанов энергично взмахнул тростью и, не оглядываясь, зашагал по дорожке. Он шёл торопливо и до самого дома не проронил ни звука.

У Максима шевельнулась тревожная мысль: «Не обидел ли я его каким-нибудь неосторожным словом?»

Только в прихожей Великанов снова заговорил:

— Раздевайтесь, Максим Матвеич, и чувствуйте себя в этом пустом и одиноком доме желанным и дорогим гостем.

Когда они вошли в кабинет, Максим увидел на круглом столике, покрытом белой скатертью, две бутылки с вином, тарелки с закусками, хрустальные рюмки и бокалы. «Видимо, в самом деле я желанный гость», — отметил про себя Максим.

— Садитесь вот сюда, на диван, Максим Матвеич. Кстати, немного выпьем и закусим. Прошу извинить за скудное угощение. Дочери нет, а Луша стала стара. Вам что налить: покрепче или послабее? — присаживаясь к столу, спросил Великанов.

Максим сел на диван и оказался напротив учёного.

— Предпочитаю что покрепче. А потом, я не раз слышал, Захар Николаевич, будто коньяк расширяет сосуды.

— А, слушайте вы эти сказки! — махнул рукой Великанов. — Я знаю только одно: рюмка, выпитая в хорошей компании, поднимает настроение. А расширяет она сосуды или сужает, это мало кого трогает. Ваше здоровье!

— Я всё-таки выпью за ваше здоровье, Захар Николаевич.

— Благодарю вас!

Максим выпил свою рюмку залпом. Великанов, напротив, тянул из своей медленно-медленно, почмокивая и посапывая. Максим, с улыбкой наблюдая за ним, думал: «Что же, он забыл о моём вопросе? А я-то решил, что он торопится в дом, чтобы чем-то поразить меня». Но минуту спустя Великанов, со стуком поставив рюмку на тарелочку, встал, подошёл к своему письменному столу, заваленному книгами, картами и бумагами, и принялся что-то искать. Он вернулся с записной книжкой в руках.

— Проклятая старость! Всё забываешь. Сунул записную книжку в карман пиджака, а ищу на столе, — сердито хмурясь, проворчал Великанов.

Он сел на прежнее место и довольно долго теребил листы записной книжки, испытывая колебание в душе и не решаясь говорить.

Максим делал вид, что занят только едой.

— Вот вы спросили: под силу ли всё это экспедиции института? — наконец заговорил Великанов. — Специалисты в составе экспедиции отличные. Но не в них только дело, Максим Матвеич! Надо изменить программу экспедиции. Усилить её геологическую часть. Дальше. Людей необходимо прибавить. И серьёзно прибавить: раза в два, в три.

— Каких именно специальностей?

— Главным образом рабочих и техников.

— Ещё что необходимо, по-вашему, Захар Николаевич?

— Надо оснастить по-настоящему экспедицию: дать радиостанции в штаб экспедиции и во все отряды. — Великанов заколебался, в нерешительности посматривая то в свою записную книжку, то на Максима.

— Что же ещё нужно, Захар Николаевич, чтобы дело двинулось быстро и в широком масштабе? — с нетерпением спросил Максим. — Причём исходите не только из возможностей вашего института, а учитывайте возможности области, — поспешил добавить Максим.

— О, это будет другой разговор! — воскликнул Великанов, и вся его нерешительность мгновенно исчезла. — Экспедиции нужно дать переносные электростанции, малую механизацию, автомобильный транспорт, глиссер. Хорошо бы иметь самолёт. Кроме того, потребуется гораздо больше взрывчатки и всякого полевого инструмента. Само собой разумеется, раз больше будет людей — возрастёт спрос на продовольствие и спецодежду.

— Очевидно, экспедиция будет работать и в зимних условиях? — спросил Максим, когда Великанов захлопнул свою книжечку.

— Это сложно, конечно, но совершенно неизбежно. На своём горьком опыте знаю, что когда откладываешь, то многое теряешь.