«Перекоп» ушел на юг

И теперь уже каждый видел, что можно сделать, и делился своими соображениями с остальными членами экипажа.

— Можно целые доски обшивки с этой шлюпки снять и поставить на ту, где целы шпангоуты, — предложил Иван Васильевич Байдаков.

На песке виднелись следы ног, изломанная длинная полоса, что прочертил киль шлюпки. Уже одна шлюпка была вытащена из лагуны на берег, за линию прибоя. Возле остальных двух лениво плескалась зеленовато-голубая вода, кружились ослепительно белые чайки. А за коралловым рифом пенились, накатываясь, огромные валы шумящей воды.

Моряки, вытащив шлюпку, сели покурить. На песке четко вырисовалась тень пальмы. Бахирев растянулся на затененном местечке, уткнувшись в горячий песок подбородком. Лицо его похудело, вытянулось, нос заострился. Взгляд карих глаз был рассеянным, и мысли витали далеко от острова.

— Борис Александрович, — обратился Бахирев к Бударину, — вот вы всех подбадриваете, говорите, что коллектив — это все, что в коллективе «каждый кузнец общего, а значит, и своего счастья». А все-таки положение наше неважное, ни к черту. Живем, питаясь дикой травой, моллюсками. Уже скоро чуть ли не три месяца, как я в последний раз ел хлеб. Я вон уже какой стал: грудь слилась со спиной. Прямо Дон-Кихот. Да и тот малость потолще был, как мне сдается. Конечно, это еще не беда. Но вот о нашей судьбе не знают дома. Если бы знали, тогда было бы на что надеяться. Верно, нас там уже похоронили, дома-то, время военное! Разве можно о нас думать по-другому, ежели вестей от нас нет? А вести и не подашь: радио-то нет. Там война, а мы здесь бесполезно сидим. Зазря гибнем.

— Эх, Илья, устал ты, вот и заговорил так. В истерику ударился. Чертов ты Дон-Кихот, и скажет же такое!

Все засмеялись.

— Все так меня зовут. Вон и сейчас зубы выскалили. А думают то же, что и я: гиблое наше дело. Вам, конечно, нельзя так говорить: вы же партийный, а мне что — с меня спросу нет…

— Ах, с тебя спросу нет! Ты амнистию себе нашел? Беспартийный, поэтому можешь всякую чушь болтать? Все, что вздумаешь? Указу, мол, мне никакого нет — живем на каком-то острове. Так, что ли? — Бударин разволновался. Обычно спокойный, сейчас он вышел из себя.

— Ну и что? — огрызнулся Илья.

— Не век мы здесь сидеть будем, пойми это! — Бударин взял себя в руки, заговорил спокойно. — Вот отремонтируем шлюпки, сидеть не станем — перейдем на остров Борнео. Там есть радио, и оттуда домой сообщим. Так что падать духом, горевать нам не к лицу. Если в такое время пасть духом — значит погибнуть. Нужно беду превратить в силу. Это необходимо каждому помнить. А если найдешь другой путь — лучший, спасибо все скажем тебе. Ну что ты, Бахирев, сделаешь один? Ничего. Что сделает один Баранов, хоть и механик, или что я сделаю один? Тоже ничего. А в коллективе мы каждый на своем месте много значим. Дадут нам рабочие-судостроители пароход, мы его поведем, загрузим и приведем куда надо. Так, Илья?

— Это каждый знает, что так!

— Может, разбредемся по острову и пусть каждый заботится только о себе? Или пусть Александр Африканович думает — он ведь капитан, ему же положено, так сказать, по должности о нас думать! А ведь он человек, как и мы, и к тому же очень больной, и сил у него нет, не хватит сейчас даже дойти до хижины.

— Да что всякого баламута слушать! — вспылил Бердан.

— Ты, Женя, не горячись. А кому же и высказать все, что у тебя на душе, если не товарищам. Незачем обиду таить в себе. Так что все правильно, — обратился к Бердану первый помощник капитана. — Все правильно. Только я думаю, что другого пути пока нет у нас. Сколько несчастных случаев было в истории мореплавания, и, как правило, если не было между моряками ладу, они гибли. Мы ведь передали радиограмму через голландцев домой. Может, ее уже получили, помнят о нас, взяли на заметку. Ждут какой-либо оказии, чтобы прийти на помощь. В войну это не легко сделать. А может быть, какое судно случайно подойдет к острову или мимо будет идти, и нас заметят. Может случиться и так, что советское судно окажется в этом районе и ему дадут указание зайти за нами. Но главная забота у нашего правительства сейчас, конечно, помощь фронту. Если подвернется какое судно или самолет прилетит, шлюпки тогда не понадобятся. Однако скорее всего доберемся до Борнео сами. Пойдем на шлюпках от острова к острову и доберемся. Вот так-то…

— Да я что, не моряк, что ли, не понимаю? — обиделся Илья. — Понимаю и знаю, что капитану предлагали вылететь, а он остался с нами. Хотя мог и должен был подлечиться там. И ему могли бы судно дать, но он не бросил нас. Все понимаю. А все-таки досада берет… Борис Александрович, а какие еще есть здесь острова? — спросил Бахирев, видно занятый какими-то новыми мыслями.

— Южнее и восточнее от нас — Борнео, Ява, а за ними — остров Рождества и Кокосовые острова, дальше — Новая Гвинея, вулкан Кракатау, еще дальше — Австралия (материк), западнее расположены Суматра и полуостров Малакка. Но ближе всего находится Борнео. Кроме того, между Большой Натуной и островом Борнео целая группа островков Южная Натуна. Это нам на руку, если поплывем на Борнео. Островов здесь много, особенно мелких. Между ними в древности из Азии шли народы на острова Тихого океана. Теперь и нам они пригодятся.

Бударин аккуратно, как делал это на судне, затушил окурок о камень и продолжал:

— Хотя мы все и очень заняты, надо что-нибудь придумать с солью. Малайцы получают соль с Борнео — покупают ее у голландских купцов, и она здесь очень дорогая. Нельзя ли нам попробовать самим выпаривать соль из морской воды? Пресная пища опротивела, хотя малайцы и выручают нас немножко. Если дело на лад пойдет, мы и малайцев научим выпаривать соль, избавим их от необходимости переплачивать голландским купцам. А за то, что дело пойдет, говорит вот эта веточка. — Бударин поднял с песка ветку, выброшенную морем. — Смотрите, ветка высохла на солнце, и соль белым налетом отложилась на ней… Ну, друзья, отдохнули, да и жара чуть спала, теперь — за работу!

Все снова принялись тащить шлюпку:

— Взяли! Еще раз взяли!..

— Э-эх, сама пойдет!..

— Эх, не идет… Тяжелая, не по песку ей идти, а по воде…

— Еще взяли! Э-эх, дубинушка, сама пойдет! — не выкрикнул, а, скорее, выдохнул тяжело Бударин. И подумал про себя: «Сильно измучены люди, изголодались, обессилели. Надо быстрее браться за шлюпки, а то еще хуже будет».

Шуршит песок, хрустят ракушки, плавник под тяжелой шлюпкой. И приятно, что и вторая шлюпка, хотя и медленнее, но подвигается на берег.

Бахирев подобрал на берегу три воздушные банки [13] из разбитой шлюпки.

— А что, если из этих банок сделать жаровни для выварки соли? — спросил он.

— Завод солеваренный построим. А? — засмеялся с издевкой Бакалов. — Простите, но в морской соли столько примесей, она горькая будет.

— А чего же ждать? Пока шлюпки отремонтируем, сколько еще времени пройдет! Смотри, и завод будет свой. Соль начнем варить, — сказал, будто не замечая ехидства Бакалова, Илья.

— Товарищи, все надо собирать: пробку, кусочки смолы, доски, даже водоросли. И куски манильских тросов пригодятся, и пучочки пакли. Здесь складов снабжения нет. Материалы для ремонта шлюпки самим надо добывать. По крохам, а собирать надо. Весь берег обойти, все бухточки осмотреть! — обратился ко всем Бударин. — Об этом просил сказать вам и капитан…

Внезапно налетел ветер. Зашелестели листва деревьев, кустарники, лианы и вайи пальм. Птицы стремительно запорхали низко над землей, скрываясь в зарослях. Упали первые капли дождя, оставляя темные круглые пятна на запыленной листве, песке, шлюпках, и уже в следующую минуту с гулом обрушился ливень. Казалось, море разом поднялось и выплеснулось на землю — таким сплошным потоком лил дождь. Стало темно и душно, словно весь воздух исчез и нечем было дышать. Моряки спрятались под опрокинутую вверх килем и подпертую с одной стороны бревнами и камнями шлюпку, терпеливо пережидая грозу.