«Перекоп» ушел на юг

А дни идут…

Судовая привычка вставать рано сказывалась в быту моряков и здесь, на острове. Поутру поднимались, умывались и начинали новый трудовой день. Вот и сегодня по распоряжению Байдакова одна группа осталась сортировать и укладывать кокосовые орехи, другая ушла на отмели. Макаренков занялся выпариванием соли. Бударин и Бахирев на берегу моря нашли несколько консервных банок и начали делать из них терки. Выправив банки, они с невероятным упорством гвоздем пробивали на жести отверстие за отверстием, приговаривая: «Ну, чем не терка!» Труднее было с посудой. Но Бударин сбил из обломков шлюпочных досок корыто, и получилось оно довольно вместительное.

После полудня опять принялись за орехи: вначале шелушили их, потом на пяти терках перетирали. Бахирев еще раз налил в корыто воды, чтобы убедиться, не протекает ли оно. Корыто было сделано прочно, замокло и не протекало.

— Ну что, — задорно торжествовал Бударин, — разве мы не мастера?

— Ничего не скажешь, Борис Александрович, работа добротная. — А обращаясь к Демидову, Бахирев шутил — Александр Африканович, переведите первого помощника в судовые плотники. Смотрите, какая знатная работенка! Посудина, я вам скажу, на славу!

— Удивил меня, нечего сказать, — засмеялся Демидов. — Да они бы и помощниками не были, если бы не умели делать судовых работ. Это, брат, порядок.

— Это так. Но у Бориса Александровича все одинаково хорошо ладится. И даже работа по плотницкой части, товарищ капитан, — ответил Бахирев.

— Ну что же, Бахирев, уважим твою просьбу, — улыбнулся капитан, — Бориса Александровича назначим плотником, а тебя переведем в боцманы — вместо Петра Чулынина. А то как же? Кочегарское дело по выварке соли передал Василию Макаренкову, а сам маслоделом решил стать…

— Да к тому же Илья сдержал уже свое слово — обучил Датука добывать соль, — вмешался в разговор Погребной. — Вот удивятся-то голландские купцы: привезли соль, а ее у них островитяне не покупают. «У нас своя соль есть», — скажут им малайцы. И, узнав, что малайцы называют свою соль «русской», на весь мир начнут кричать, что русские соль завозят в их колонии.

— Ничего, война закончится, может быть, и колоний не станет, — отозвалась Дуся.

— Смотри, так и отказались капиталисты от колоний! Добреньких капиталистов на свете нет, — возразил Алексей Бакалов.

— Так тоже не может оставаться. Малайцы — люди не хуже других, а как они бедно живут! Должны же голландцы понять, что это просто нехорошо.

Бакалов покачал головой:

— Эх ты, Дуся, Дуся, наивный ты человек!..

На следующий день раньше всех поднялся Бахирев.

— Что это, Илья, спозаранку всем спать не даешь? — сказали моряки.

— Спите, я никого не бужу. А не ленились бы, связали б шторки из пальмовых листьев. Отгородились бы, как девчата. Было бы очень хорошо.

— Сделаем, ладно… Ходячий начетчик, все он знает. Ты вот лучше скажи, получилось что-нибудь из выжимок орехов?

— Получилось, а как же! У нас все правильно идет, — отвечал Илья.

Моряки собрались вокруг посудины. Наиболее нетерпеливые пробовали сливки кокосового ореха.

— Хватит, хватит! Вы еще все распробуете, — недовольно заметил Бахирев.

— Не беспокойся, Илья! И не будь ты таким скрягой…

— Не скряга я, а хозяйственный человек, — ответил Бахирев. — О вас же забочусь, детки, чтоб все было в порядке. И не надо забывать — люди нам жаровню ненадолго дали. Жаровня, почитай, на весь остров одна.

— И не на остров, а на два поселка только, — заметил кто-то.

— А разве это много — на два поселка одна жаровня! А на острове-то, почитай, всего два поселка и есть, если не считать отдельных хижин да нас…

Огонь весело лизал жаровню с кокосовыми сливками. В этот день восемь скорлуп и одну бутылку наполнили маслом. Убикаю ели с солью и маслом. Такого вкусного обеда давно уже не было у моряков. Ели и похваливали.

Бударин вслух рассуждал:

— Главное, никому не обязаны, все добыли собственными руками. Вот бы еще вырастить картошку (так моряки называли между собой убикаю), а то и кукурузу, ведь ее урожай здесь собирают несколько раз. И тогда жизнь пошла бы куда веселей.

— А что, мы век собираемся здесь жить?

— Ну, убикаю на соль всегда выменять можно.

— Соль-то наша горьковата от примесей.

— Захотел очищенной!.. Очищаем, но разве очистишь ее как следует без приспособлений, на костре?

— А по-моему, надо раскорчевать участок земли и самим посадить убикаю. Да, пожалуй, и кофе, и кукурузу. Век не век, а живем и не так быстро выберемся, по-видимому. Если же подвернется оказия или на шлюпках выберемся отсюда быстро — соберут урожай малайцы, нас добрым словом вспомянут, — заметил Бударин.

— И участок есть подходящий, — с трудом приподнявшись и опираясь на руки, добавил бледный, совершенно больной Демидов. — Знаете, там, где заброшенная плантация… Да еще можно часть джунглей раскорчевать…

— Ну зачем это? — возразили моряки. — Шлюпки скоро отремонтируем. Ведь не все же время тут жить.

— Кто знает, может быть, и поживем год, другой. Война ведь. Посмотрите, какие клочки земли у малайцев, а собирают урожай и с нами делятся. А у нас работников на целый колхоз наберется. Сидеть без дела — только скуку наводить на себя. Если мы не дождемся урожая, выедем отсюда — малайцы соберут, — заговорил Погребной. — Помните, есть такой рассказ. Мальчик спрашивает старика: «Дедушка, что ты копаешь?» — «Ямки копаю, яблоневый сад посажу», — отвечает ему старик. «Дедушка, ты вон уже какой старый, яблоки не скоро уродятся, ты можешь и не дожить до того времени». — «Ну что ж, внучек, — отвечает ему старик, — другие садили, я ел; садил молодым и сам ел. И это было вдвойне радостно. Ну, а эти яблоки, если не я — другие покушают, меня добрым словом помянут. Да и тебе, внучек, яблоки достанутся». Вот и мы давайте огород посадим, не думая о том, кто соберет урожай: мы или малайцы, — закончил Погребной.

Его поддержал Бударин.

На другой день Борис Александрович сходил к Амиру в поселок Ранай и попросил его указать участок земли, который можно было бы раскорчевать под огород. Староста острова выполнил их просьбу, и через несколько дней моряки приступили к работе. Работа по раскорчевке оказалась тяжелой и изнурительной и заняла много времени. К тому же не было ни кирок, ни лопат. Приходилось работать кольями, параном и маленьким топориком.

Бахирев попросил перевести и его на эту работу. Капитан Демидов разрешил. Не совсем еще выздоровевшему кочегару Владимиру Зинчуку, который рвался на работу, поручили приготовить масло из кокосовых орехов.

День за днем люди выходили на раскорчевку площадки. Одни рубили лианы, вырубали корни; другие собирали мелкие ветви, кусты и сжигали их. И каждый день участок расширялся. Почва была тяжелая, красная, глинистая, с камешками. Перегной носили из джунглей, осадочный ил — с реки. Все эти занятия, запах земли, дрожащие в солнечном блеске языки пламени костров, сладковатый запах дыма, особый аромат перерубленных корней напоминали морякам весенние полевые работы на далекой родине, такой желанной, и вызывали щемящую тоску по ней.

На обработанном первом клочке земли посадили убикаю и несколько зерен кукурузы.

Вахты на скале

Зловеще пожелтело небо от вспышек молний и заходящего солнца, запылали тучи, наплывая на джунгли и разрываясь в клочья о деревья. Они становились то черными, то медно-красными. Мелкие капли дождя сменились потоками ливня. С океана на остров налетали шквал за шквалом, ветер и вода. Маленькие лужи тут же превращались в целые озера желто-кофейного цвета. Сильный ветер раскачивал и низко пригибал огромные стволы пальм. С их верхушек срывались орехи, глубоко врезываясь в раскисшую землю. И горе было тому, кто попадал под эту бомбежку. Помня еще о том ранении, которое в первые дни жизни на острове получил в бурю Погребной, люди обходили подальше пальмовые заросли. Ветер был так силен, что буквально сбивал с ног. Порывы его срывали крышу с хижины, и приходилось в ливень чинить и укреплять кровлю и стены. Люди мостились поближе к очагу.