Горбатые мили

Сличи Назар, кто и как прочувствовал последнюю встречу с баркентиной, о расстановке сил на «Тафуине» он узнал бы гораздо больше. А ему было не до того. Нервничал. Как-никак приближался капитанский час — заочный форум.

На норд-ост от «Тафуина», за Курильской грядой, в штормовом океане, между антенн промысловой экспедиции УАМР, подобно раздуваемому костерку среди почти сырого и к тому же неплотно уложенного плавника, зарождался, подскакивал, захватывал окраины очередной разговор. То один капитан вступал в связь с флагманом, то другой. Дима распрямленной щепотью обхватил верньер приемника, чтобы он не сдвинулся ни вправо, ни влево, и не мог решить, удовлетворит ли слышимость Зубакина, или надо настроиться лучше?

Чернявый, воспитанный в строгости начальник рации — колени на вертящемся кресле, туловище на крае стола — впился глазами в черную полоску шкалы с вертикальными черточками, старался извлечь из порывистых, неутихающих свистов и обвальных шумов слова желанной «вводки»: кто, сколько и чего добыл.

Зубакин сидел на приставном диване, между входом к стойке судового вещания и бортовым прямоугольным иллюминатором. Выгнул треугольную спину дугой, а корявые, в рыжих волосах руки положил на раздвинутые сухие колени.

Он подчинялся только Находке. Как бы между прочим только хотел узнать, какие применялись тралы в зоне группового лова, чем особенно примечательны глубинные течения, где опасность — зацепы, за какими островами влазили носами в волны до поры застопоренные рефрижераторы, с кем придется столкнуться, в каком квадрате.

Только самолюбие вело этого настойчивого, зоркого и скорого в решениях человека — почти бунтарское, неуемное и неутомимое. Оно судило, получалось ли у него что-нибудь, принуждало быть исключительно целесообразным, никогда не разрешало пожить для себя, беспощадно подталкивало во что бы то ни стало заиметь то, что для натасканных, до мелочности исполнительных и трусливых всегда лежало за чертой досягаемого.

После «вводки» микрофоном завладел кто-то сиплый.

— Приветствую вас, товарищи капитаны, а также присутствующие. Обстановка — не похвастать. Безрыбье.

Как раз в это время отдельно от прошитых морзянкой завываний цокнул пружинный фиксатор входной двери. Зубакин еще не видел, кто вошел, а уже дернул к себе ворох отчетов гидролокатора и, чтобы дать понять, что он занят, развернул те, что угодили сверху, — синие, пахнущие жженой бумагой рулоны. Они зашуршали. Назар невольно приостановился. А, лучше бы стянул с себя куртку и швырнул ее куда-нибудь, как завсегдатай. А то еще попутно задел бы Зубакина, потеснил его.

Он исследовал сразу троих: широкого в кости Диму и сухонького начальника рации по круглым затылкам, а Зубакина в профиль, не переставая двигать языком вверх-вниз, искал им выступ или что-то вроде него.

— Устраивайтесь, — бросил Зубакин.

«С кем он?..» Дима мотнул головой — сразу все узнал. Напряженный, способный тотчас же отбить любое нападение, Зубакин опять взял отчеты, а не настроенный ссориться Назар, походило, появился не по делу, рассматривал передатчик дальней связи.

Смуглый начальник рации протянул руку к запасным головным телефонам:

— Анатолий Иванович!.. Научник на производстве транслирует ценные указания.

«Сразу бы надо мне сесть, — пожалел Назар. — Теперь подчиняйся. Эх, не смог преодолеть в себе воспитанность — ждал приглашение, тюфяк! Что ж…» Сел.

— Сравнивая результаты траления… — вовсю старался сотрудник НИИ, — учитывая, что частота заходов составляла… — привел цифры, — наличие сноса на поверхности…

Далеко не всякий отличил бы это от полезного откровения. Назар вынул блокнот, чтобы кое-что записать, что, можно себе представить, позабавило не одного Зубакина, с ним обменялся выразительным взглядом начальник рации. Чего стоили выводы сопутствующего наблюдателя науки, если, по нему, лов сводился к черпанию рыбы из чашки ложкой, без учета того, что на поверхности и в глубинах разные температуры, каким-то образом изменяются солености… Ко всему, что у него в активе? Сделанное? В чем талант? Пощупать бы!

Накануне урочных трех минут молчания Дима крутанул переключатель диапазонов, и стало тихо. Отыскал аварийную частоту.

Перво-наперво Зубакину представилась океанская необъятность. Тотчас ему вспомнилось, что обещал посодействовать первому помощнику переправить документы судовой парторганизации в партком УАМР.

— Надо думать, — сказал Назару, — вы отыскали папку с протоколами собраний? — А сам, когда вздыбленный у скулы «Тафуина» вал полетел как через голову, предусмотрительно наклонился.

Назар упер кончик языка в резцы.

— Да, — сказал, как о второстепенном. — Со Скурихиным. Сунул ему под мышку.

Зубакину подумалось, что его первый помощник не так прост.

— Ухватили также время кое-что прочесть… про меня?

— Точно, — не покривил душой Назар. Характеризующие Зубакина выступления он мог повторить сразу же и без ошибок.

Помедлив, Зубакин скатал отчеты. Еще больше возбудился:

— Интересно?

Это слово в его устах заключало не столько удовлетворенность от того, на что осмелился Назар, сколько желание тотчас же, разом прекратить разговор о пустяках. Тем более что истекли три минуты.

Хотя ему как будто все сошло с рук, его все же бесило, что первый помощник знал о нем очень много: замахивался ножом и стрелял, отбиваясь от тех, кто мешал «отвалить» от берега.

— Товарищ капитан! — Дима качнул снятыми с головы наушниками. — Теперь никаких помех! Научник выложился, у него ничего, перешел к просьбам.

До конца капитанского часа оставалось ровно двадцать семь минут. Назар прислушивался к не очень устойчивым голосам, улетающим куда-то как по ветру, а также время от времени «читал» перестукивание азбукой Морзе начальника рации и Димы.

У непроницаемо серьезного начальника, у его правой руки, размещался зуммер и отражала в себе почти все никелированная вибра [9] — гибкая стальная пластинка между двумя стойками-контактами. У Димы отливал начищенной бронзой телеграфный ключ.

— Миновали бухту Врангеля, — залилась вибра. — Скоро мыс Поворотный. Повернем на норд. КК [10].

— За Поворотным у нас у всех произойдет поворот. Не напрасно так назван. КК, — отщелкал телеграфный ключ.

— Ага. Опять разговоры пойдут о рыбе. КК.

— Я все имею в виду. Ты подсмотрел себе кису? КК.

— Зачем? КК.

— Дикий вопрос. Закон естества: когда середина не пуста, концы сами прыгают. КК.

— Жена есть. КК.

— Эк, удивил! У меня тоже. Так что из того? Не сбегаешь к ней. Не святой. Читал Библию? КК.

— Когда?.. Тоже — бухнешь! КК.

— А наш кэп-то!.. Еще на берегу выбрал старшую официантку. КК [11].

— Ее ничто как будто не выделяет. КК.

«Что-о? Я не ослышался?» — Назар бросил на Диму долгий испытывающий взгляд.

— Ты притупился, — подковырнул Дима.

«Так вот почему!.. — Назар вдруг, как в озарении, понял, зачем Нонне понадобилось грубить. — Отмежевывалась от меня как могла!»

— Вызывает огонь на себя! КК. — Отстукал Дима о том, насколько женственно выглядит Нонна.

— ТИКАС [12], — предупредил начальник рации. — Капитан тоже везет в азбуке Морзе. В мореходке проходил. КК.

— На такой скорости он ни бельмеса, — заверил Дима и, приняв как открытие, что самое привлекательное у моряков — уходить от берега, а затем возвращаться, наклонился к Зубакину: — Вам — как, не мешаем?

Начальник рации добавил завод часам с обозначенными тремя минутами молчания, бордовыми секторами на циферблате и тоже приблизился головой к нему.

Не разобрав, с чем они приставали, Зубакин внимательно посмотрел на них и передвинул головные телефоны от висков к ушам.

Над Назаром взяло власть что-то, вынуждающее на безумство, само безумство, пожалуй.