Журнал Юность, 1973-2

Теперь, спустя три года, чужие взгляды смущали её редко, и она могла позволить себе быть весёлой, ей нравилось, что мальчишки-солдаты часто ходят в библиотеку, чтобы только увидеть её.

— Слава — это, наверное, неплохо. — Сметанин снова посмотрел на Нину Васильевну. «Улыбается почти как Лена, и глаза… белки глаз, словно перламутровые… это у всех красивых женщин…»

— У вас здесь свободный доступ к книгам? — Расул положил на барьер свою служебную книжку.

Нина Васильевна кивнула ему.

— Да, — протянул Андреев иронически, — маловато книг…

Книг Митя брать пока не собирался, понимая, что читать сейчас не придется; но он хотел сразу поставить всё на свое место: конечно, библиотекарша — женщина красивая, но они жители столичные и не такие библиотеки и не таких женщин видывали.

Нина Васильевна внезапно покраснела до слез.

Она тщательно собирала библиотеку и не просто покупала книги на деньги, которые отпускались в части, а старалась найти все лучшее, что появлялось в городе, разыскивала хорошие книги в букинистическом магазине, привозила их из Москвы. Библиотека полка получала и толстые литературные журналы. Когда свежий журнал приходил в часть, Нина Васильевна прочитывала его за два дня: самое, по её мнению, интересное приносила домой, Марату, а петом по очереди выдавала журнал наиболее активным читателям.

Она мечтала о том, что в часть когда-нибудь приедет пожилой известный писатель, который сумеет оценить собранные в полковой библиотеке книги.

Андреевское «маловато книг» напомнило ей о московских читальных залах, и этот десяток стеллажей показался ей обидно ничтожным. И она самой себе представилась жалкой, провинциальной женщиной…

— Извините, не знаю, как вас зовут, — обратился к ней Расул.

— Нина Васильевна, — сказала она тихо.

— А меня Расул Магомедов… Нина Васильевна, я вижу — Большая Советская Энциклопедия, можно будет брать по одному тому?..

— Энциклопедия не выдается… Да зачем она вам?

— А чтобы… Как бы это сказать? Чтобы пополнить багаж знаний…

— Он у нас камера хранения. — Андреев похлопал Расула по плечу.

— Ну, ты! — сказал Расул, не оборачиваясь к Андрееву, и пошёл смотреть книги.

— Чего мне брать? Чтобы завлекало. — Ананьев стоял рядом со Сметаниным в проходе между полками. Сергей жадными глазами перебегал с корешка на корешок.

В книжном магазине, в библиотеке Сергею иногда казалось, что ему нужна не та или иная книга, а лишь возможность взять книгу в руки, открыть её, листать страницы… К каждой новой книге он должен был сперва привыкнуть, как привыкают к новым вещам, и только потом, сжившись с книгой, мог читать её по-настоящему.

На полках стояло многое из того, о чем Сергей знал только понаслышке.

«Отличная библиотека». Переводя взгляд с корешка на корешок, Сметанин предвкушал удовольствие.

Он увидел «Смерть Вазир-Мухтара» Тынянова и уже потянулся к ней, но вдруг ему захотелось найти такую книгу, взяв которую можно было бы удивить

Нину Васильевну. Сергей сам не осознавал, почему хочет быть замеченным ею; он лишь чувствовал, что ощущение внезапной радости, появлявшееся прежде в его душе, когда он видел Лену или думал о Лене, ощущение, давно не возникавшее, слабо ожило в нем.

Сметании увидел белые буковки: «Плутарх»…

«Возьму Плутарха!»

— Ты что, оглох? — Ананьев подтолкнул Сергея. — Чего мне взять?

— Вон там, внизу… да вон, вон, «Королева Марго»… Читал? Нет?! Я её прочитал лет в десять; до сих пор помню…

— Ладно, — согласился Ананьев, — поверю.

«Плутарх» — записала Нина Васильевна в формуляр и посмотрела на Сергея снизу вверх с любопытством.

Среди ночи Сметанин проснулся, сунул ноги в холодные сапоги и пошел между кроватями.

В классе взвода связи горел свет; Сергей приоткрыл дверь.

Ананьев, в нижнем белье, в накинутой на плечи шинели, сидел за столом в дальнем углу и читгл.

— Ананьич! — окликнул Сметанин.

Ананьев поднял голову от книги:

— Молодец… Ты просто молодчага… Это ж такая книга…

— Ананьич, слушай: Нина Васильевна…

— Понравилась? — Ананьев загнул угол страницы и закрыл книгу. — То-то…

— Ты страницы не загибай…

— Нина Васильевна — жена Углова, нашего взводного… Мы к ним дрова ходили пилить, а она…

— Ладно, я спать пойду…

— Постой! Послушай… — Ананьев распахнул книгу. — Где это?.. Ага. Слушай: «На помощь! — кричала королева Наваррская вне себя. — На помощь!»

— Ты что, дурак?! — заглянул в класс дневальный. — Орешь…

— «Ах! Вы убиваете меня! — с отчаянием сказал Ла Моль. — Умирать от звука такого чарующего голоса…»— громко прошептал Ананьев из своего угла…

V

1

Слухи, которые ходят среди солдат о планах командования и их изменениях, обычно точны. Дело здесь не только в том, что писарь из штаба шепнул своему земляку, когда и в чём батальон или рота будут «задействованы»; просто бывалый солдат умеет улавливать малейшие изменения привычного течения казарменной жизни, знает отношения, существующие в части; это позволяет ему предугадывать будущее и готовиться к нему.

То, что вместо первого батальона на стрельбы пойдет третий, для многих было ясно с самого начала. Командир третьего батальона Мишин был в отпуске, и комбату первого не составляло большого труда убедить командование части изменить первоначальные планы и провести в его батальоне сперва ротные учения, а уж затем стрельбы. Тем самым выигрывалась неделя, которая, как казалось ему и всем в его батальоне, будет решающей в закреплении навыков стрельбы у молодых солдат.

Окончательно о том, что в лагеря выходит третий батальон, было объявлено за два дня до выхода.

Связисты проверяли рации, носили на зарядку черные тяжелые ящички аккумуляторов, чистили оружие, подгоняли лыжи и амуницию…

2

Батальон вышел из военного городка сразу о после завтрака. Миновали малолюдный днём центр города. Шли в десантном обмундировании: легких теплых брюках, покрытых зелёной шелковистой материей, и таких же куртках с серыми воротниками. За неимением знаков различия эта форма могла бы сойти за гражданскую одежду, если бы в неё не было одето сразу столько людей.

Впереди батальона, чуть сзади заместителей комбата, шел взвод связи.

Нагруженный рацией, лыжами, автоматом, претивогазом, Сметанин вразвалку шагал рядом с Андреевым в первой шеренге.

По окоченелой, оцинкованной льдом реке шарила с сухим шорохом позёмка. Пегое от снежных застругов поле реки слева на повороте сливалось с серым низким небом, в той стороне виднелась обозначенная ёлками транспортная переправа с редкими машинами, проносящимися на полной скорости; за ней выпирал полуостров, возвышающийся над рекой стенами старого монастыря.

Не доходя метров двухсот до берега, Золотов увидел армейский «газик» и стоящего рядом с ним высокого человека.

— Никак Мишин, — обернулся Золотое к Сметанину.

— Где?

Уже многие заметили командира батальона.

— Держись, салаги! — крикнул кто-то в роте.

— Дядя Федя после отпуска отдохнувши…

Сметанин вгляделся в человека у машины.

«Я же его видел… перед отправкой, в Москве… Человек как человек…»

Батальон стал быстро выходить на берег и строиться на гребне дамбы перед деревянными домами набережной заречья. Тем, кто шел позади, пришлось бежать…

Все—офицеры и солдаты, — занимая места в строю, невольно посматривали в сторону комбата.

Подполковник Мишин стоял, чуть расставив ноги в больших валенках, спрятав руки за спиной. Через плечо на длинном ремешке у него висела потертая, хорошей кожи рыжая полевая сумка. Он то и дело раскачивался с пятки на носок, словно был в новых сапогах, и ему доставляло удовольствие поскрипывать ими. Прищуренным, слегка насмешливым взглядом подполковник Мишин смотрел на своего заместителя по строевой части майора Изотова, который замещал его во время отпуска.